Паника по-советски
За весь период своего существования Москва и москвичи не пасовали ни перед каким врагом. Даже сам город сдавали, как при Наполеоне, но не бежали, сверкая пятками, куда глаза глядят.
И только в 1941 году, когда еще и противника видно не было, коммунисты спровоцировали такую панику, что из столицы СССР сбежала почти половина населения. Об этом не пишут в учебниках, не снимают кино и вообще стараются не вспоминать.
2 октября 1941 года немецкие войска начали операцию “Тайфун” по разгрому Западного и Резервного фронтов и захвату Москвы. Силам немецкой группы армий “Центр” удалось прорвать оборону советских войск и окружить западнее Вязьмы четыре армии в составе тридцати семи стрелковых дивизий,
девяти танковых бригад, тридцати одного артиллерийского полка РГК. Потери убитыми и ранеными Красной Армии превысили 380 тысяч человек, в плен попало свыше 600 тысяч. Немцы захватили в “котле” 1242 танка и 5412 орудий. Дорога на Москву была открыта. 13 октября немецкие войска, прорвав советскую оборону, вошли в Подмосковье, полностью оккупировав семнадцать и частично десять из тридцати районов Московской области.В сложившейся обстановке, советское руководство не было уверено, что Москву удастся отстоять
В связи с угрозой захвата немецкими войсками Москвы, утром 15 октября на заседании ГКО и Политбюро было принято решение о немедленной, в течение суток эвакуации Советского правительства, наркоматов и иностранных посольств.
Следует при этом отметить, что в понимании “Сталина” Джугашвили, эвакуация Москвы - это эвакуация нескольких сотен высших чиновников, а не миллионного населения, производственных мощностей и т.д. и т.п.
17 октября в запасную столицу - Куйбышев специальным поездом прибыли: аппарат ЦК ВКП(б), высшие чиновники, члены Политбюро ЦК ВКП(б). В Москве из высшего руководства во время кризиса, кроме “Сталина”, оставались только Берия, Микоян и Косыгин. Из Москвы был эвакуирован Совнарком, Госбанк вместе со всей наличностью, все наркоматы, в столице были оставлены только их небольшие оперативные группы управления.
Наркомат обороны и военные академии также были эвакуированы в Куйбышев, Генштаб эвакуирован в Арзамас. Также в Куйбышев был эвакуирован Наркомат иностранных дел вместе с архивом и весь иностранный дипломатический корпус. Исполком Коминтерна во главе с Георгием Димитровым. ЦК ВЛКСМ.
Театры столицы, в том числе Большой театр. Туда же переправили и сталинскую библиотеку, весь его гардероб и три автомобиля вождя. Ценности Гохрана были отправлены в Челябинск и Свердловск, экспонаты Третьяковской галереи - в Новосибирск. Мумия “Ленина” была вывезена в Тюмень. Происходила эвакуация и других организаций вглубь страны: в Пермь, Казань, Саратов, Уфу и др. В это время, по свидетельствам очевидцев, в воздухе над Москвой кружился “черный снег” - пепел сжигаемых документов.
Естественно, что такое массовое бегство “верхушки” Советской власти не осталось не замеченным горожанами. Паника моментально достигла наивысшего предела.
Не добавило уверенности москвичам и минирование Москвы, которое проводилось, согласно решению ГКО от 8 октября 1941 года. На глазах горожан к уничтожению были подготовлены 1119 объектов Москвы, из них 412 предприятий оборонного значения. Для осуществления плана по минированию в каждом районе города были образованы “тройки” руководящих работников, отвечающих за проведение “спецмероприятий”, и не особо умевших хранить тайну.
Первыми, опережая дипломатический корпус и правительство, из столицы бежали “главные большевики” - сотрудники ЦК ВКП(б). Несколько дней спустя опустевший дом на Старой площади осмотрели сотрудники правительственной охраны и обнаружили горы недосожженных секретных документов, брошенную одежду и даже продукты, которые уже на то время были дефицитом.
Утром 16 октября в Москве впервые с 1935 года не открылись двери метрополитена, так как велась подготовка к его уничтожению в соответствии с поступившим накануне указанием Л. М. Кагановича: «Метрополитен закрыть. Подготовить за три часа предложения по его уничтожению, разрушить объекты любым способом», но уже днём 16 октября начались работы по его восстановлению
.
В случае разрушения метрополитена москвичи лишились бы не столько транспортного сообщения, сколько защиты - возможности использовать станции и тоннели в качестве бомбо- и газоубежища
.До отмены ГКО приказа о ликвидации метро рабочие успели полностью демонтировать эскалаторы на нескольких станциях, в частности, на станции «Динамо» Посколько ранее поступил приказ демонтировать и вывезти все оборудование. Не работавшее метро было последним аргументом в слухах о сдаче Москвы.
Зачинателями паники были представители советской власти - как центральных органов, так и самых мелких местных. Многие из них со своим личным имуществом и ворованными деньгами, на легковых и грузовых автомобилях “ломанулись” из города, создавая немыслимые заторы на дорогах.
Какое начальство драпает можно было сразу определить по транспорту. Самое высокое в заграничных лимузинах с “кремлевскими” сигнальными рожками, пониже в “эмках”, более мелкое в старых “газиках”, самое мелкое - в автобусах, машинах “скорой помощи”, “Мясо”, “Хлеб”, “Московские котлеты”, в “черных воронах”, грузовиках, пожарных машинах.
Рядовые партийцы бежали по тротуарам, обочинам и трамвайным путям, таща чемоданы, узлы, авоськи и увлекая личным примером беспартийных. По неполным данным военной комендатуры Москвы, из 438 предприятий, учреждений и организаций убежало 779 руководящих работников. Они похитили полтора миллиона рублей, украли ценностей и имущества на сумму более миллиона рублей, угнали почти 100 легковых и грузовых автомобилей.
Секретарь Союза писателей СССР Александр Фадеев докладывал, что автор слов песни «Священная война» Василий Лебедев-Кумач «привёз на вокзал два пикапа вещей, не мог их погрузить в течение двух суток и психически помешался
Город обезумел от страха. Организованная эвакуация превратилась в тотальный побег. Промышленные предприятия закрывались, уволенным и брошенным на произвол судьбы рабочим не выплатили денег, обещанных в качестве выходного пособия, так как денег в банке не было - Госбанк эвакуировался вместе с наличностью.
На некоторых предприятиях руководители тайно бежали, прихватив с собой кассу. Наблюдались случаи нападений, избиения рабочими бегущего начальства, ограбление багажа, повреждения автомобилей. Аптеки, поликлиники, магазины, лавки - все было закрыто.
Москва бросила работу, грабили магазины и продовольственные склады, грабили брошенные квартиры под предлогом “не оставлять же немцам”. Милиция бездействовала. На улицы падали сброшенные с немецких самолетов листовки с надписями вроде “Москва не столица. Урал не граница”.
Население не скрывало своего враждебного и презрительного отношения к советским руководителям, давшим образец массового безответственного и преждевременного бегства. В народе говорили: “кончился страх, кончилась и советская власть”. Не исключено, что прорвись немцы в те дни к Москве, оставшиеся в городе москвичи могли бы встречать их с цветами.
В итоге за устроенную панику Москва отделалась легко. Было расстреляно несколько десятков то ли паникеров, то ли шпионов. За самовольное бегство и разбазаривание казенного имущества угодили под суд несколько второстепенных чиновников, в частности, заведующие отделами горисполкома Фрумкин и Пасечный, управляющий трестом местной промышленности Коминтерновского района Маслов, директор обувной фабрики Хачикьян, директор продбазы треста “Мосгастроном” Антонов и его заместитель Дементьев.
Но в целом, с учетом природы тогдашнего режима, московская партийная элита не пострадала, если не считать синяков и шишек, полученных от москвичей во время бегства.
“Сталин” Джугашвили решил предать эту неприглядную историю забвению, и в дальнейшем к ней не возвращаться. Москвичи согласились.