Разговоры пунктиром
Я не люблю встречаться с людьми, которые давно ушли из моей жизни. Зачем ворошить прошлое? Его много, и в девяносто девяти случаях из ста оказывается, что человек ушел из твоей жизни не зря. Даже если произошло это по совершенно физическим причинам - таким, например, как расстояние. Должна признаться: не люблю встречаться с приехавшими «на побывку» знакомыми-эмигрантами. Окончательно я поняла это в августе, когда они все, как по команде, приехали на родину и решили встретиться со мной.
Вот, например, подруга из детства. Мы жили на одной улице. Катались на велосипедах по старому городу, на катамаранах - под фонтаном на Комсомольском озере, купались по утрам в роднике «Тамара», ненадолго влюблялись в мальчишек, которые жили за углом, на Садовой, и часами говорили ни о чем.
Когда мы были маленькие, на нашей улице жили четыре нееврейские семьи - из сорока с лишним домов. Посему свидетелей моего дошкольного детства в Кишиневе осталось немного. А те, кто живет здесь, уже свыклись с переменой лиц, образов и пейзажей, связанных с теми давними временами. Но у тех, кто приезжает из-за рубежа, все иначе.
«Помнишь тетю Розу, как она все время была не в настроении? Так вот я периодически вижу ее дочь, она точно такая же». «Помнишь, как хотели срубить два этих каштана, под которыми мы играли, и родители всей улицей отстояли эти деревья?» «Боже, сколько машин сейчас здесь ездит! А, помнишь, как мы играли в волейбол, и сетка целый день была натянута поперек проезжей части?» Помню ли я? Про волейбол - да, а про каштаны, настроение тети Розы и о многом другом - совсем нет. Мне даже кажется, что этого не было, потому что обычно на память я не жалуюсь.
«Я вчера прошлась по центру города, по паркам, и, представляешь, никого из знакомых не встретила, совсем никого...» Вот странно-то! И я снова, хоть убей, не помню, чтобы в нашем детстве, пройдясь по паркам в центре города, можно было встретить кучу знакомых. Создается впечатление, что ей внутри что-то заменили, и в голове у нее мысли ее мамы, которая росла здесь в 50-е годы.
Я провела в Кишиневе почти всю жизнь, но, очевидно - в совершенно другом измерении. Город совершенно другой, и люди в нем, их привычки, поведение - все иначе. Любить Кишинев, радоваться ему стало дурным тоном. Но все это произошло уже давно, до ее отъезда в Америку, и с ней - в том числе. Прогресс это или регресс - покажет время. Но я бесконечно далека от мысли лелеять в памяти советское детство. При всей своей любви к ретро.
Ночное кафе, теплый летний воздух, половина двенадцатого. Мы сидим в мягких креслах, пьем белое вино. У нее на коленях - грязный бродячий котенок, играет с кулоном. Крупный синий кулон на длинной цепочке, цепочка - на шее. Я люблю кошек, но такая игра с бездомным животным кажется мне небезопасной. Она говорит маме в телефон: «Мы с Леной сидим в кафе, которое сделали в доме, где ты провела детство. Нет, на террасе, внутрь я боюсь зайти. Что делаем? Разговариваем обо всем понемногу. Времени не хватает все обсудить. Знаешь, так, пунктиром…» Она права. Каждая тема обрывается на половине фразы. То я замолкаю, не разделяя ее мнения или просто не помня, о чем она говорит. То она с недоумением глядит на меня, потому что я сегодняшняя не вяжусь с образом, который она нарисовала в своей голове. Да, на поверку мы, оставшиеся здесь, оказываемся другими. Жизнь действительно продолжается - везде. Но для моей «подруги из детства» это - неприятная новость. И не то, чтобы мы редко виделись или она очень давно уехала. Но все же что-то не так. Наверное, накопилась критическая масса информации, которая нас не связывает, а разъединяет.
«Больше не хочу приезжать сюда, это каждый раз как эксгумация». Она ждет, что я буду разубеждать. Но я очень хорошо поняла мысль, поэтому молчу. Не получится объяснить. Для меня это просто встреча с новым человеком, который интересен, как все люди. Но она тянет меня в прошлое, которого нет. И даже в то, которого не было. И не понимает, почему я не иду за ней. Печалится, почти страдает. Как подсказать ей ответ на вопрос?
«Я, наверное, уже американка по складу, поэтому ничего не понимаю здесь… Знаешь, я очень часто во сне летаю над Кишиневом. Очень высоко, хочу спуститься и рассмотреть, но не могу, не получается… Понимаешь?»
Да, я, конечно же, понимаю. Но ей от этого легче не становится, потому что понимаем мы все совершенно по-разному. Это похоже на странную игру, которую хочется прекратить. Теперь я знаю, что может быть хуже, чем жить прошлым. Придумывать прошлое - вот что страшно.
Вот, например, подруга из детства. Мы жили на одной улице. Катались на велосипедах по старому городу, на катамаранах - под фонтаном на Комсомольском озере, купались по утрам в роднике «Тамара», ненадолго влюблялись в мальчишек, которые жили за углом, на Садовой, и часами говорили ни о чем.
Когда мы были маленькие, на нашей улице жили четыре нееврейские семьи - из сорока с лишним домов. Посему свидетелей моего дошкольного детства в Кишиневе осталось немного. А те, кто живет здесь, уже свыклись с переменой лиц, образов и пейзажей, связанных с теми давними временами. Но у тех, кто приезжает из-за рубежа, все иначе.
«Помнишь тетю Розу, как она все время была не в настроении? Так вот я периодически вижу ее дочь, она точно такая же». «Помнишь, как хотели срубить два этих каштана, под которыми мы играли, и родители всей улицей отстояли эти деревья?» «Боже, сколько машин сейчас здесь ездит! А, помнишь, как мы играли в волейбол, и сетка целый день была натянута поперек проезжей части?» Помню ли я? Про волейбол - да, а про каштаны, настроение тети Розы и о многом другом - совсем нет. Мне даже кажется, что этого не было, потому что обычно на память я не жалуюсь.
«Я вчера прошлась по центру города, по паркам, и, представляешь, никого из знакомых не встретила, совсем никого...» Вот странно-то! И я снова, хоть убей, не помню, чтобы в нашем детстве, пройдясь по паркам в центре города, можно было встретить кучу знакомых. Создается впечатление, что ей внутри что-то заменили, и в голове у нее мысли ее мамы, которая росла здесь в 50-е годы.
Я провела в Кишиневе почти всю жизнь, но, очевидно - в совершенно другом измерении. Город совершенно другой, и люди в нем, их привычки, поведение - все иначе. Любить Кишинев, радоваться ему стало дурным тоном. Но все это произошло уже давно, до ее отъезда в Америку, и с ней - в том числе. Прогресс это или регресс - покажет время. Но я бесконечно далека от мысли лелеять в памяти советское детство. При всей своей любви к ретро.
Ночное кафе, теплый летний воздух, половина двенадцатого. Мы сидим в мягких креслах, пьем белое вино. У нее на коленях - грязный бродячий котенок, играет с кулоном. Крупный синий кулон на длинной цепочке, цепочка - на шее. Я люблю кошек, но такая игра с бездомным животным кажется мне небезопасной. Она говорит маме в телефон: «Мы с Леной сидим в кафе, которое сделали в доме, где ты провела детство. Нет, на террасе, внутрь я боюсь зайти. Что делаем? Разговариваем обо всем понемногу. Времени не хватает все обсудить. Знаешь, так, пунктиром…» Она права. Каждая тема обрывается на половине фразы. То я замолкаю, не разделяя ее мнения или просто не помня, о чем она говорит. То она с недоумением глядит на меня, потому что я сегодняшняя не вяжусь с образом, который она нарисовала в своей голове. Да, на поверку мы, оставшиеся здесь, оказываемся другими. Жизнь действительно продолжается - везде. Но для моей «подруги из детства» это - неприятная новость. И не то, чтобы мы редко виделись или она очень давно уехала. Но все же что-то не так. Наверное, накопилась критическая масса информации, которая нас не связывает, а разъединяет.
«Больше не хочу приезжать сюда, это каждый раз как эксгумация». Она ждет, что я буду разубеждать. Но я очень хорошо поняла мысль, поэтому молчу. Не получится объяснить. Для меня это просто встреча с новым человеком, который интересен, как все люди. Но она тянет меня в прошлое, которого нет. И даже в то, которого не было. И не понимает, почему я не иду за ней. Печалится, почти страдает. Как подсказать ей ответ на вопрос?
«Я, наверное, уже американка по складу, поэтому ничего не понимаю здесь… Знаешь, я очень часто во сне летаю над Кишиневом. Очень высоко, хочу спуститься и рассмотреть, но не могу, не получается… Понимаешь?»
Да, я, конечно же, понимаю. Но ей от этого легче не становится, потому что понимаем мы все совершенно по-разному. Это похоже на странную игру, которую хочется прекратить. Теперь я знаю, что может быть хуже, чем жить прошлым. Придумывать прошлое - вот что страшно.