Бокс в половине десятого
Оригинал взят у topav в Бокс в половине десятого
Во время обеденного перерыва, когда вся бригада сидела за столами и ела горячий борщ, Савельич подошел к Настасье Петровне. Из кармана клетчатого пиджака торчала газета, а волосы были тщательно расчесаны на пробор.
- Настя, у меня к тебе дело есть, - он вытащил свернутую районную газету. - Смотри, сегодня бокс в полдесятого. За звание чемпиона. А у тебя телевизор. Можно я к тебе приду смотреть?
Настасья раскладывала по тарелкам порции гречневой каши. Телевизор она смотреть любила. Приемник был хороший. «Рассвет». Его купил ее муж. А через два года умер, когда сдавал кровь для своей родственницы. Сепсис. Быстро и мучительно. В селе помочь не могли, а в районной больнице, когда его привезли, только развели руками - поздно уже.
С тех пор телевизор стоял в углу, и включали его только вечером. Во время последних известий. В остальное время его накрывали симпатичной салфеткой.
- В полдесятого? Поздновато уже… - Насте не очень хотелось принимать гостей.
- Ну, пожалуйста. Очень важно же. Знаешь, как об этом написали? Вот слушай… Ага, вот: «состоится встреча претендента Н. Зимова и обладателя чемпионского звания Я. Швидко. На кону пояс чемпиона в полусреднем весе. Матч пройдет 18 числа, в 21.30. Центральное телевидение будет вести трансляцию». Понимаешь? Ну как, можно?
- Ну, черт с тобой, приходи. Только это… Трезвый чтоб, - Настасья шутить не любила.
- Обижаешь, я с ноябрьских не пью совсем.
*****
Савельичем его звали все, вне зависимости от возраста, хотя Алексею Юрьевичу уже было за 60. Телевидение он крепко уважал. При любой возможности садился и смотрел. Правда, своего телевизора не было. Но он запросто напрашивался к тем, у кого он был.
Радиоточка в его домике почему-то замолчала месяц назад. А газеты у него задерживались недолго: Савельич курил.
Допив чай из алюминиевой кружки, Савельич посмотрел на старенькие ходики. До бокса оставался час. Он подтянул гирю. «Десять минут до Настиного дома. Ну, так я и побриться даже успею», - подумал он, проводя ладонью по заросшей щеке.
После бритья, побрызгав одеколоном на лицо, Савельич оделся, подбросил дров в печку, и вышел из дома. Луна освещала холодным светом заснеженную дорогу, сугробы и соседский штакетник, в котором, то тут, то там не хватало планок.
В Настином доме горел свет. «Ждут, значит», - улыбнулся про себя Савельич. Закурил. Постучал в окно. Настя открыла дверь.
- Заходи, давай, быстрее.
- Сейчас, секунду, докурю только.
- Ну ты… - Настя не договорила. - В доме из-за тебя вонять табаком будет.
- Извини уж, - в темноте Савельич состроил жалобное лицо.
- Ладно.
Бросив цигарку в снег, потопав для приличия, он вошел в дом. Комната была прогрета. Настины дети укладывались спать.
- Привет, Машка! Валерик, как дела?
Девочка серьезно поздоровалась. Мальчик свесился с печки и улыбнулся:
- Хорошо все. Бокс будем смотреть?
Настя убрала со стола тарелки с остатками ужина и подвинула стул Савельичу. Он сел. Напротив телевизора. Поединок должен был начаться через две минуты.
- Как на работе? Никто не обижает? - спросил гость у Насти.
- Да ничего. Смотри уж бокс свой, чего спрашиваешь? - хозяйка недовольно села на кровать.
- Да я так спросил…
На черно-сером экране начался бокс. Комментатор представлял боксеров, а Савельич представлял, что вот эти темные трусы - это красные, а вот эти, посветлее, - синие. Да и лица боксеров тоже немного различались. Один, вроде Зимов, был чуток темнее. «Наверное с юга. А может быть, даже, и цыганская кровь есть», - подумал Савельич.
Бойцы вначале не дрались. Они изучали друг друга. То один, то второй пробовали удары. Несильные. Одиночные. Рефери крутился вокруг них, наблюдая. «Тоже работа. И, наверное, платят», - подумал Савельич, разглядывая его белую рубашку.
Настины дети тоже всматривались в телевизор, пытаясь разобраться, кто и, главное, за что, бьют друг друга. Настя привалилась к стене и спросила:
- И сколько они так будут?
- Раундов шесть-семь. Потом один устанет, а второй его добьет. А если не устанут, тогда до 12 раундов будет. Но может и раньше все закончиться. Нокаут, может, случится, - Савельич, слегка отвернув лицо от экрана, объяснял нехитрые правила.
- Понятно.
Второй раунд закончился ничем. Бой шел неспешно. Претендент не лез на рожон, а его противник аккуратно заканчивал все атаки.
В комнате было жарко, и Савельич с удовольствием вытянул ноги вперед. Стул удобный, что говорить.
В третьем раунде, после удачной атаки, претендент прижал врага к канатам. Комментатор радостно говорил, что еще немного и бой может закончиться.
Но после перерыва бой снова пошел в медленном ритме, и боксеры скорее вальсировали, нежели дрались.
Три следующих раунда были такими же ровными, без атак. Бойцы дрались, защищаясь, легко входили в клинч и рефери отчаянно их разнимал. Почему-то, бокс показался Савельичу скучным и он, неожиданно для себя, зевнул. Настя покосилась, но не стала ничего говорить.
Зимов держал Швидко возле канатов, не давая ему уйти из-под атаки, но сам активности тоже не прибавлял. Комментатор требовал задорного бокса. Зал шумел, негодуя.
Прошлую ночь Савельич дежурил. Он работал сторожем в тракторной бригаде. Ночью он и прочитал про сегодняшний бокс. И вот он сидит и смотрит его. И не кажется он ему таким интересным, как хотелось бы. Савельич начал потихоньку закрывать глаза. Да еще в доме так жарко. И стул удобный. Вот бы на работе такой был…
Боксеры на экране танцевали, обнявшись. «Ты смотри, и не стыдно им. Мы ж сидим, смотрим. А они… Тоже мне, спортсмены-боксеры. А завтра у Бешлеги надо червонец занять. Не откажет же он», - думал Савельич, убаюкиваемый шумом зала и тиканьем большого красного будильники, который стоял рядом с телевизором.
Шел восьмой раунд. Настя смотрела, как Савельич клевал носом на стуле. «Любитель!», - с презрением подумала она.
Савельич проваливался головой вниз, а потом резко ею взмахивал и просыпался на секунду. Потом снова проваливался. Спал болельщик. Уснул на важном матче. Встреча претендента и чемпиона закончилась для него сонным апперкотом.
Настя поднялась и разбудила Савельича:
- Вставай, закончился твой бокс. Давай, двигай домой.
Савельич вскочил. Ему было жутко неудобно - напросился смотреть, а сам уснул.
- А чем закончилось-то все?
- Да ничем. Ничья у них там получилась. Слушай, ты, когда в следующий раз бокс будешь смотреть, подушку что ли с собой бери. И раскладушку…
- Ну, я…
- Да ладно, все. Давай, домой иди. Я спать уже хочу.
- Спасибо тебе, что разрешила. Бокс хороший был, интересный. А я уснул, растяпа, - Савельич понуро вышел. Но потом вернулся:
- Насть, на следующей неделе биатлон будет. Гонка очень важная. Можно посмотреть?
Во время обеденного перерыва, когда вся бригада сидела за столами и ела горячий борщ, Савельич подошел к Настасье Петровне. Из кармана клетчатого пиджака торчала газета, а волосы были тщательно расчесаны на пробор.
- Настя, у меня к тебе дело есть, - он вытащил свернутую районную газету. - Смотри, сегодня бокс в полдесятого. За звание чемпиона. А у тебя телевизор. Можно я к тебе приду смотреть?
Настасья раскладывала по тарелкам порции гречневой каши. Телевизор она смотреть любила. Приемник был хороший. «Рассвет». Его купил ее муж. А через два года умер, когда сдавал кровь для своей родственницы. Сепсис. Быстро и мучительно. В селе помочь не могли, а в районной больнице, когда его привезли, только развели руками - поздно уже.
С тех пор телевизор стоял в углу, и включали его только вечером. Во время последних известий. В остальное время его накрывали симпатичной салфеткой.
- В полдесятого? Поздновато уже… - Насте не очень хотелось принимать гостей.
- Ну, пожалуйста. Очень важно же. Знаешь, как об этом написали? Вот слушай… Ага, вот: «состоится встреча претендента Н. Зимова и обладателя чемпионского звания Я. Швидко. На кону пояс чемпиона в полусреднем весе. Матч пройдет 18 числа, в 21.30. Центральное телевидение будет вести трансляцию». Понимаешь? Ну как, можно?
- Ну, черт с тобой, приходи. Только это… Трезвый чтоб, - Настасья шутить не любила.
- Обижаешь, я с ноябрьских не пью совсем.
*****
Савельичем его звали все, вне зависимости от возраста, хотя Алексею Юрьевичу уже было за 60. Телевидение он крепко уважал. При любой возможности садился и смотрел. Правда, своего телевизора не было. Но он запросто напрашивался к тем, у кого он был.
Радиоточка в его домике почему-то замолчала месяц назад. А газеты у него задерживались недолго: Савельич курил.
Допив чай из алюминиевой кружки, Савельич посмотрел на старенькие ходики. До бокса оставался час. Он подтянул гирю. «Десять минут до Настиного дома. Ну, так я и побриться даже успею», - подумал он, проводя ладонью по заросшей щеке.
После бритья, побрызгав одеколоном на лицо, Савельич оделся, подбросил дров в печку, и вышел из дома. Луна освещала холодным светом заснеженную дорогу, сугробы и соседский штакетник, в котором, то тут, то там не хватало планок.
В Настином доме горел свет. «Ждут, значит», - улыбнулся про себя Савельич. Закурил. Постучал в окно. Настя открыла дверь.
- Заходи, давай, быстрее.
- Сейчас, секунду, докурю только.
- Ну ты… - Настя не договорила. - В доме из-за тебя вонять табаком будет.
- Извини уж, - в темноте Савельич состроил жалобное лицо.
- Ладно.
Бросив цигарку в снег, потопав для приличия, он вошел в дом. Комната была прогрета. Настины дети укладывались спать.
- Привет, Машка! Валерик, как дела?
Девочка серьезно поздоровалась. Мальчик свесился с печки и улыбнулся:
- Хорошо все. Бокс будем смотреть?
Настя убрала со стола тарелки с остатками ужина и подвинула стул Савельичу. Он сел. Напротив телевизора. Поединок должен был начаться через две минуты.
- Как на работе? Никто не обижает? - спросил гость у Насти.
- Да ничего. Смотри уж бокс свой, чего спрашиваешь? - хозяйка недовольно села на кровать.
- Да я так спросил…
На черно-сером экране начался бокс. Комментатор представлял боксеров, а Савельич представлял, что вот эти темные трусы - это красные, а вот эти, посветлее, - синие. Да и лица боксеров тоже немного различались. Один, вроде Зимов, был чуток темнее. «Наверное с юга. А может быть, даже, и цыганская кровь есть», - подумал Савельич.
Бойцы вначале не дрались. Они изучали друг друга. То один, то второй пробовали удары. Несильные. Одиночные. Рефери крутился вокруг них, наблюдая. «Тоже работа. И, наверное, платят», - подумал Савельич, разглядывая его белую рубашку.
Настины дети тоже всматривались в телевизор, пытаясь разобраться, кто и, главное, за что, бьют друг друга. Настя привалилась к стене и спросила:
- И сколько они так будут?
- Раундов шесть-семь. Потом один устанет, а второй его добьет. А если не устанут, тогда до 12 раундов будет. Но может и раньше все закончиться. Нокаут, может, случится, - Савельич, слегка отвернув лицо от экрана, объяснял нехитрые правила.
- Понятно.
Второй раунд закончился ничем. Бой шел неспешно. Претендент не лез на рожон, а его противник аккуратно заканчивал все атаки.
В комнате было жарко, и Савельич с удовольствием вытянул ноги вперед. Стул удобный, что говорить.
В третьем раунде, после удачной атаки, претендент прижал врага к канатам. Комментатор радостно говорил, что еще немного и бой может закончиться.
Но после перерыва бой снова пошел в медленном ритме, и боксеры скорее вальсировали, нежели дрались.
Три следующих раунда были такими же ровными, без атак. Бойцы дрались, защищаясь, легко входили в клинч и рефери отчаянно их разнимал. Почему-то, бокс показался Савельичу скучным и он, неожиданно для себя, зевнул. Настя покосилась, но не стала ничего говорить.
Зимов держал Швидко возле канатов, не давая ему уйти из-под атаки, но сам активности тоже не прибавлял. Комментатор требовал задорного бокса. Зал шумел, негодуя.
Прошлую ночь Савельич дежурил. Он работал сторожем в тракторной бригаде. Ночью он и прочитал про сегодняшний бокс. И вот он сидит и смотрит его. И не кажется он ему таким интересным, как хотелось бы. Савельич начал потихоньку закрывать глаза. Да еще в доме так жарко. И стул удобный. Вот бы на работе такой был…
Боксеры на экране танцевали, обнявшись. «Ты смотри, и не стыдно им. Мы ж сидим, смотрим. А они… Тоже мне, спортсмены-боксеры. А завтра у Бешлеги надо червонец занять. Не откажет же он», - думал Савельич, убаюкиваемый шумом зала и тиканьем большого красного будильники, который стоял рядом с телевизором.
Шел восьмой раунд. Настя смотрела, как Савельич клевал носом на стуле. «Любитель!», - с презрением подумала она.
Савельич проваливался головой вниз, а потом резко ею взмахивал и просыпался на секунду. Потом снова проваливался. Спал болельщик. Уснул на важном матче. Встреча претендента и чемпиона закончилась для него сонным апперкотом.
Настя поднялась и разбудила Савельича:
- Вставай, закончился твой бокс. Давай, двигай домой.
Савельич вскочил. Ему было жутко неудобно - напросился смотреть, а сам уснул.
- А чем закончилось-то все?
- Да ничем. Ничья у них там получилась. Слушай, ты, когда в следующий раз бокс будешь смотреть, подушку что ли с собой бери. И раскладушку…
- Ну, я…
- Да ладно, все. Давай, домой иди. Я спать уже хочу.
- Спасибо тебе, что разрешила. Бокс хороший был, интересный. А я уснул, растяпа, - Савельич понуро вышел. Но потом вернулся:
- Насть, на следующей неделе биатлон будет. Гонка очень важная. Можно посмотреть?