Я живу в ту войну

Oct 14, 2014 17:59

Не целован я пулей.
Но от пули болит.
Я к войне прикоснулся.
И я тоже убит.

Если начать действительно серьёзный разговор о Великой Отечественной войне, то он обязательно приведёт к предельным вопросам. Не к набившим оскомину спорам о количестве танков, самолётов или орудий, не к очередному перемыванию костей Сталину или Жукову. Нет. Обязательно встанут вопросы о том, чем является Великая Отечественная война для тебя лично? Кто они, павшие двадцатилетние мальчишки - прадеды, навеки оставшиеся молодыми на истлевших фотокарточках? Вопросы о войне и о людях.

Ответы у каждого свои. Кто-то с удовольствием смотрит военные фильмы 9 мая за праздничным столом под традиционные 100 грамм, а затем доказывает на околоисторических форумах превосходство немецких танков и тупость советских командиров, ловко оперируя цитатами из единственной прочитанной книжки Отто Кариуса. Кто-то чисто механистически и абсолютно безукоризненно разбирается в хронологии, цифрах и ТТХ, точно, как исследователь, вооружившийся лупой изучает муравейник. Досконально и без эмоций. Кто-то абсолютно справедливо считает произошедшее адом, и стремится отгородиться от любых упоминаний и оценок. Но есть и те, кто живут той войной.




Три или четыре года назад ко мне в руки попался ничем не примечательный сборник военно-исторической фантастики, он вполне мог стать одной из многих книжек, которые после первого же прочтения обретают вечную прописку на книжной полке. Мог, но не стал, благодаря рассказу Алексея Ивакина - «Я живу в ту войну». Автор - «красный поисковик», проникновенно и честно написавший о поиске, о себе и «поисковом синдроме».

…Поисковый синдром…
Я не знаю - что это такое.
Я его только описать могу.
Это когда ты после посещения Поклонной горы уходишь в кусты, садишься на корточки и начинаешь выть сквозь зубы, как собака, сквозь слезы.
Это когда после услышанной случайно немецкой речи идешь к ближайшему ларьку и покупаешь любую спиртосодержащую жидкость, лишь бы покрепче.
Это когда ты не можешь играть за немцев в компьютерные игрушки, потому что не можешь убивать своих.
Это когда двадцать второго июня в четыре утра ты идешь с двумя сигаретами к Вечному огню.
Я знаю, как избавиться от него.
Не ездить на Вахту. Забыть.
Не хочу избавляться… Не хочу забывать. Знаю, что болен.
Ну и что?...

В этих словах я увидел больше правды, чем в большинстве книг, фильмов и дежурных телепередачах. Это ощущение невозможно передать. Его можно только почувствовать. Почувствовать, когда вскакиваешь из кресла в кинотеатре вместе с защитниками Брестской крепости, бегущими в первую рукопашную. Когда вместе с бойцами из Был месяц май смотришь на печи крематория. Когда закрыв глаза видишь, как взрывает себя гранатой Гладышев из разведроты. Когда захлёбываясь поёшь Лизавету или Волховскую застольную.



…Огромная могила. Вырыта экскаватором. Около сотни гробов. В них наши деды - мальчишки и мужики. Пятьсот сорок девять человек.
Только там начинаешь понимать, что это не кости, не останки - люди.
И странное, мистическое ощущение, что они вот тут.
Несешь гроб к могиле. И чувствуешь руки тех, кто там в гробу. Они помогают нести…

Когда я читал эти строки, я не знал ни слова эгрегор, ни стихотворения «В тот день, когда окончилась война» Твардовского. И потому именно эти строчки стали для меня символом неразрывного единства мёртвых и живых, и именно об этом хочется сказать, когда заходит речь о наших прадедах, погибших за нас мальчишках, которых мы уже пережили.

…Помни. Твой дед погиб пацаном. Он успел малое в своей жизни.
Он не успел слетать в космос или написать книгу. Он мало что успел.
Он успел только сделать твоего отца и поймать в грудь пулю. Пулю, которая не досталась тебе.
Да, да… Именно тебе! Потому что иначе он бы вместе с тобой сгорел бы в концлагере… И никто не знает - как бы этот лагерь назывался? Аушвиц? Балаково? Котельнич?...

…Есть простые вещи в этом мире. Очень простые.
Я.
Ты.
А между нами ведро с костями твоего и моего деда.
Нашего деда…



Это сложно передать словами, не смог автор рассказа, не смогу и я. Я ни разу не был в поиске и не соприкасался с тем, что он видел и чувствовал. Я касался лишь поверхности земли, а он перелопатил целые горы. Но когда пишешь заметку о семидесятой годовщине снятия Блокады и незаметно приходит осознание того, что на самом деле происходило тогда с сорок первого по сорок четвёртый, когда понимаешь, что от маленьких детей - ровесников твоих бабушек и дедушек, остались только игрушки, прибитые к берегам Ладоги, то натурально воешь. От бессилия, обиды и ненависти, а затем собираешься и пишешь, потому что нужно. Нужно мёртвым, нужно живым.

…Знаешь, читатель, я завидую им. Да, именно тем пацанам, чьи куски мы носим в мешках из-под сахара каждую весну. Я завидую им.
У них была жизнь.
У нас вроде бы тоже есть.
Бегаем за деньгами по городам и весям. Пыжимся, стараемся.
Я бы хотел иметь смыслом жизни - поймать ту пулю, которая не достанется другому. Я идиот, правда? Да не стесняйтесь. Я идиот. Я не хочу бегать за баблом. Мне надоело. Я устал выживать. Я хочу жить. Пусть хотя бы одну секунду.
Иногда мне кажется - нет! Это не я! Это не мы! Это не я лежал под танками на Лезнинском плацдарме. Это не я шел в атаку на кинжалы пулеметов под Водосом. Это не я жрал толовые шашки в Демянске. Это не я вытекал кровью в снег под Тверью. Это не я бежал с палкой в руке на Синявинские высоты. Это не меня накрыло минометами на Мекензиевых горах.
Это не меня. Жаль.
Это не нас…


Прослушать или скачать Ленинградская застольная / бесплатно

Великая Отечественная война, история, память

Previous post Next post
Up