Большой пост солидарности и дружбы: запишите под номером 336
МИД Азербайджана опубликовал список из 335 лиц, которым запрещен въезд в Азербайджан, потому что они бывали в Нагорном Карабахе.
Я был в Карабахе ранней весной 2008 года, и после этого, через месяц, еще раз побывал в Азербайджане. Тогда погранец, увидев в паспорте штампики о пересечении армянской границы, сразу направил меня к вышестоящей инстанции: странный фрукт, пусть с ним разбирается начальство. С зам.начальника пропускного пункта мы проговорили минут сорок. Он был очень заинтересован моим путешествием, которое мы живо обсудили, а затем в паспорте образовался вожделенный штампик о въезде, и я, опасавшийся долгой осады границы, с облегчением въехал в гостеприимную страну. Кстати, перед этим был еще въезд в Армению с азербайджанскими штампиками, и тоже не обошлось без допроса с пристрастием: что, как, зачем был у врагов, не шпион ли?
Де факто в Нагорный Карабах можно въехать только с территории Армении по Лачинскому коридору, что очень болезненно воспринимается азербайджанской стороной и служит причиной возникновения документа. В свою очередь, армянской стороной очень болезненно воспринимается непризнанность независимого статуса Нагорно-Карабахской Республики мировым сообществом. Я не хочу вмешиваться в историю военного конфликта, которую знаю очень плохо и которая противоречиво звучит в устах его непосредственных участников, а хочу объяснить, что очень болезненно воспринимается мной. Это две коротких истории.
Я сидел на дороге у села Дадиванк в Нагорном Карабахе (в котором находится армянский монастырь позапрошлого тысячелетия), и хотел уехать в какую-нибудь сторону: либо в сторону Степанакерта, либо в сторону Зодского перевала. В таких местах всегда останавливается 100% машин, вне зависимости от того, куда они едут и есть ли в них место. Но шел уже шестой час вечера, и в такой глухомани движение прекратилось вовсе. За полтора часа, пока я сидел у дороги, семь человек по очереди подошли ко мне и, не задавая ни единого вопроса, сразу пригласили в гости. Но я хотел ехать. Когда один из них подошел во второй раз, я смирился с судьбой и пошел в гости к нему.
Хозяин был одинокий мужчина, ветеран, лет пятидесяти. У него было очень бедно, но он с удовольствием разложил передо мной все имеющиеся яства и завел беседу. Когда этот замечательный, добрейший и достойнейший человек рассказывал историю военных действий и гибели своих родственников, его голос наполнялся злобой. И я ничего не мог ему возразить! Только посочувствовать! Как я ему объясню, что по ту сторону тоже люди, а не свиньи? Имею ли я на это право? Вот что очень болезненно воспринимается мной.
Вторая история очень похожая. Водитель "Газели", азербайджанец, подвозил меня к азербайджано-российской границе. Была середина марта, на улице шел дождь, было темно и промозгло. Речь, естественно, зашла об армянах, которые были названы всеми нехорошими словами. За время, проведенное в Армении, Карабахе и Азербайджане, я научился снисходительно относиться к проявлениям взаимной враждебности, как в Дадиванке, и изредка аккуратно спорил. Эти истории продолжались всю дорогу. Но напоследок меня прорвало. Мы стали друг на друга орать.
-- Что, -- кричу я, -- все армяне козлы? Совсем все?
-- Да! -- много мата и смутных мотивировок, почему: водитель потерял на войне брата.
И тут на помощь приходит спасительное соображение.
-- Слушай, -- говорю, -- а у тебя до войны не было друзей армян?
-- Был один, -- отвечает он как бы нехотя.
-- И что, -- говорю, -- он тоже козёл? Наверное, как война началась, так он сразу козлом и стал, да?
-- Ну, не знаю, -- отвечает, -- я с тех пор его ни разу не видел. Да нет, наверное.
Дальше мы ехали молча. Я думал о бомбе замедленного действия, которую подложил под Нагорный Карабах Ленин, отдавший регион, населенный преимущественно одним народом, под управление другому народу. О том, что каких-то сто лет назад армяне, азербайджанцы, русские, греки, курды жили на этой прекрасной земле вполне мирно. И о том, почему по прихоти чьих-то непонятных амбиций прекрасные люди превращаются в злобных быков, готовых наброситься на красную тряпку: "азербайджанцы", "армяне". Вот что очень болезненно воспринимается мной.
Ну, и фотки Нагорного Карабаха напоследок. Хорош воевать. Давайте ездить и дружить. И соревноваться в гостеприимности, а не в длине списков персон non grata.
Я был в Карабахе ранней весной 2008 года, и после этого, через месяц, еще раз побывал в Азербайджане. Тогда погранец, увидев в паспорте штампики о пересечении армянской границы, сразу направил меня к вышестоящей инстанции: странный фрукт, пусть с ним разбирается начальство. С зам.начальника пропускного пункта мы проговорили минут сорок. Он был очень заинтересован моим путешествием, которое мы живо обсудили, а затем в паспорте образовался вожделенный штампик о въезде, и я, опасавшийся долгой осады границы, с облегчением въехал в гостеприимную страну. Кстати, перед этим был еще въезд в Армению с азербайджанскими штампиками, и тоже не обошлось без допроса с пристрастием: что, как, зачем был у врагов, не шпион ли?
Де факто в Нагорный Карабах можно въехать только с территории Армении по Лачинскому коридору, что очень болезненно воспринимается азербайджанской стороной и служит причиной возникновения документа. В свою очередь, армянской стороной очень болезненно воспринимается непризнанность независимого статуса Нагорно-Карабахской Республики мировым сообществом. Я не хочу вмешиваться в историю военного конфликта, которую знаю очень плохо и которая противоречиво звучит в устах его непосредственных участников, а хочу объяснить, что очень болезненно воспринимается мной. Это две коротких истории.
Я сидел на дороге у села Дадиванк в Нагорном Карабахе (в котором находится армянский монастырь позапрошлого тысячелетия), и хотел уехать в какую-нибудь сторону: либо в сторону Степанакерта, либо в сторону Зодского перевала. В таких местах всегда останавливается 100% машин, вне зависимости от того, куда они едут и есть ли в них место. Но шел уже шестой час вечера, и в такой глухомани движение прекратилось вовсе. За полтора часа, пока я сидел у дороги, семь человек по очереди подошли ко мне и, не задавая ни единого вопроса, сразу пригласили в гости. Но я хотел ехать. Когда один из них подошел во второй раз, я смирился с судьбой и пошел в гости к нему.
Хозяин был одинокий мужчина, ветеран, лет пятидесяти. У него было очень бедно, но он с удовольствием разложил передо мной все имеющиеся яства и завел беседу. Когда этот замечательный, добрейший и достойнейший человек рассказывал историю военных действий и гибели своих родственников, его голос наполнялся злобой. И я ничего не мог ему возразить! Только посочувствовать! Как я ему объясню, что по ту сторону тоже люди, а не свиньи? Имею ли я на это право? Вот что очень болезненно воспринимается мной.
Вторая история очень похожая. Водитель "Газели", азербайджанец, подвозил меня к азербайджано-российской границе. Была середина марта, на улице шел дождь, было темно и промозгло. Речь, естественно, зашла об армянах, которые были названы всеми нехорошими словами. За время, проведенное в Армении, Карабахе и Азербайджане, я научился снисходительно относиться к проявлениям взаимной враждебности, как в Дадиванке, и изредка аккуратно спорил. Эти истории продолжались всю дорогу. Но напоследок меня прорвало. Мы стали друг на друга орать.
-- Что, -- кричу я, -- все армяне козлы? Совсем все?
-- Да! -- много мата и смутных мотивировок, почему: водитель потерял на войне брата.
И тут на помощь приходит спасительное соображение.
-- Слушай, -- говорю, -- а у тебя до войны не было друзей армян?
-- Был один, -- отвечает он как бы нехотя.
-- И что, -- говорю, -- он тоже козёл? Наверное, как война началась, так он сразу козлом и стал, да?
-- Ну, не знаю, -- отвечает, -- я с тех пор его ни разу не видел. Да нет, наверное.
Дальше мы ехали молча. Я думал о бомбе замедленного действия, которую подложил под Нагорный Карабах Ленин, отдавший регион, населенный преимущественно одним народом, под управление другому народу. О том, что каких-то сто лет назад армяне, азербайджанцы, русские, греки, курды жили на этой прекрасной земле вполне мирно. И о том, почему по прихоти чьих-то непонятных амбиций прекрасные люди превращаются в злобных быков, готовых наброситься на красную тряпку: "азербайджанцы", "армяне". Вот что очень болезненно воспринимается мной.
Ну, и фотки Нагорного Карабаха напоследок. Хорош воевать. Давайте ездить и дружить. И соревноваться в гостеприимности, а не в длине списков персон non grata.