Вершители судеб
Двадцать девятая глава цикла Faciam lit mei mernineris
Первая глава Узник совести или Мое первое уголовное дело
Вторая глава Еврей посмертно
Третья глава Кто они
Четвертая глава Стрелка
Пятая глава День из жизни
Шестая глава Гук-общаги
Седьмая глава Прирожденные
Восьмая глава Предел
Девятая глава Уровни преступности
Десятая глава Старое-доброе ультранасилие
Одиннадцатая глава Фольксштурм. Цветы зла
Двенадцатая глава Прямое действие. Наука побеждать
Тринадцатая глава Прямое действие. Боевое ремесло-I и
Прямое действие. Боевое ремесло-II
Четырнадцатая глава Добрыня Израилевич Штрайхер
Пятнадцатая глава РНЕбс
Шестнадцатая глава Околополитика
Семнадцатая глава Плохой алкоголь и плохая жизнь
Восемнадцатая глава Ренегат
Девятнадцатая глава Добрая новогодняя история
Двадцатая глава Злая новогодняя история
Двадцать первая глава Для белой и гордой
Двадцать вторая глава Тот, кто носит медный щит
Двадцать третья глава Тайна Железного Гомосека
Двадцать четвертая глава Миф ХХI века
Двадцать пятая глава Белые шнурки
Двадцать шестая глава Про арбузы и Копилку
Двадцать седьмая глава Лекарство от любви
Двадцать восьмая глава Без правил-I и Без правил-II
Под катом - двадцать девятая глава
Что бы не происходило вокруг, Виктору всегда помогали блондинки и кошки. Кошки помогали с раннего детства - когда детские обиды и печали заканчивались под пристальным взглядом желтоглазого мурлычущего кота. Кошки его любили все без исключения - от чужих домашних балованных кисок до хвостатых уличных бродяг. Самый мерзкий и блохастый помойный кот, с отмороженными ушами и хвостом, всегда был готов проникнуться любовью к Виктору и немедленно начинал мурлыкать и тереться об ноги.
Одна история про кошек и вовсе заставляла поверить в мистику. Однажды Виктор попал в достаточно серьезный замес, когда деловая встреча переросла в отвратительную попытку их накрыть - с поножовщиной, стрельбой, и забегом от мусоров по чужому и совершенно незнакомому району.
…Удалось оторваться. Казалось, еще только что за спиной были слышны матюки преследователей - но вот рывок, темный провал между домами и две машины - а между ними наваленные тарные поддоны и строительный мусор. Виктор забился между ними, судорожно сжимая рукоятку ствола - в ожидании неведомо чего, то ли выстрела, то ли окрика ППСника. Невдалеке выли сирены, судьба спутников была совершенно неизвестна. В этот момент он чувствовал едва ли не полное одиночество - и в глаза бросались какие-то мелкие детали. Вот двухэтажный барак; на балконе - чей-то велосипед без колес и древняя стиральная машина; у грузовика у обочины спустило колесо и на нем нет одного болта… еще какая-то херня. Надо было куда-то идти и уходить оттуда - но кошелек с деньгами перед встречей отдал одному из своих, нет денег и вот-вот сядет телефон. В этот момент Виктор почувствовал под рукой что-то пушистое - и обнаружил спинку небольшой изящной кошечки помойной полосатенькой масти. Киска терлась и мурлыкала, всячески выражая свое расположение, от чего становилось спокойнее. Некоторое время под тарными поддонами они провели вместе, а потом она куда-то пошла. Слабо соображая что он делает, Виктор последовал за ней - и она его привела в незакрытый подъезд крохотного флигеля старого дома со скрипучей лестницей. На пустой площадке сидел еще один кот - на сей раз черный, с мудрыми зелеными глазами. С ними Виктор и провел еще примерно час - хлопали двери, милиция прочесывала подъезды, но так и не вошла в ту неприметную деревянную дверку. Спустя какое-то время на остатках аккумуляторной батареи Виктор вызвал туда такси - и в итоге ушел совершенно чисто. Отдельно забавляло то, что окраска мохнатых помощников совершенно совпадала с теми котами, которые жили у Виктора дома. Мозг человека частенько обзаводится суевериями и ограничителями - и единственным живым существом, которое Виктор бы не смог убить по причине моральных ограничений и была кошка. Старые подельники, которые считали Виктора совершенно конченым и отмороженным убийцей, сильно удивились бы, узнав об этом обстоятельстве. Мало кто об этом знал.
С женщинами было немножко по-другому. Среди десяток всевозможных девиц, окружавших нашего героя, изредка встречались особенные - расположение которых однозначно дарило фарт в делах и просто приносило удачу. Очень многие из всевозможного движнякового люда - от бандитов и воров до военных и разных альпинистов с парашютистами, крайне внимательно относятся к удаче и тому, что ее приносит. Постоянный риск смерти или серьезных проблем заставляет уважать удачу и то, что ее приносит - смеяться над этим не принято.
Так Виктор спустя какое-то время с удивлением понял, что удачу ему приносят натуральные блондинки нордического типа - с которыми реально начинает приходить удача. Многие из них и не догадывались бы, что единственная причина особого отношения к ним со стороны Виктора, отличного от нормального цинично-пренебрежительного, была удача, которую они приносили. Это перекликалось в его душе и со множеством любимых произведений искусства и столь любимого еще юным нацистом Вагнером. Когда Виктору было семнадцать, казалось, это северные саги и легенды оживают у стен гук-общаг под прекрасную музыку великого композитора - а если что-то пойдет не так, то не за горами небесный чертог, куда он войдет под руку с белокурой воительницей. Реальная кровь и настоящая смерть, которую он нес, очень убедительно делали мифы реальностью.
Странным образом это работало и в обратную сторону. Совершенно реальные и живые девочки чуяли в нем злое и веселое начало, от которого несло чем-то опасным. Он никогда ничего не рассказывал… но как-то так выходило, что те, кого он считал валькириями, частенько видели в нем Зигфрида. Так и шла череда этих быстрых и ярких отношений - которые продолжались до тех пор, пока очередная Валькирия не исчерпывала запас везения, и не превращалась в обычную блондинистую дуру. Но от этого Виктор не переставал думать - что когда-то так было и у древних, когда именно мысль о своей сероглазой Валькирии направляла руку воина и приносила удачу в бою.
Все вместе взятое, а также накопленный жизненный опыт, сделали Виктора изрядным фаталистом - он действительно верил в судьбу. Все знают, насколько причудливо бывают связаны события и линии чужих судеб - но не у всех есть власть сделать так, что норна оборвет чью-то нить жизни. Темная сторона жизни, столь хорошо известная Виктору, изобиловала немыслимым количеством всевозможной дряни и накипи рода человеческого. Убил цыганку-наркоторговку - оборвется вся цепочка грабежей, краж, угонов и прочей мерзости, которые бы сотворили те, кто с ее помощью скололся. Может быть кто-то из них и купит потом у другой - а может быть и нет. Так и будут жить те, кто никогда не пострадал от последствий зла, которое так и не наступило - так об этом и не узнав. Это давало ощущение власти над какой-то частью мироздания, инструментом воздействия на которое становились ножи и арматура.
Смысл правой идеи, таким образом, был не в умозрительном следовании каким-то нормам или политическому мировоззрению, а в конкретных действиях. В этом было существенное отличие наших героев от обычных бандитов - частенько они делали одно и то же, но руководствуясь принципиально разными мотивами. Кто-то считал важным для нации террор и какие-то политические действия, а Виктор - делать так, как он считал нужным. Брать на себя ответственность карать и миловать по своему усмотрению - определяя, кому жить положено, а кому нет. Это начало порой скрывалось в тени обычного стремления к наживе, или издевательствам над людьми ради насилия - но всегда оставалось.
Рядом с этим всегда уживалась тяга к прекрасному - музыка, литература, живопись, природа давали ему огромную моральную разгрузку и стимул что-то делать. Периодически, к своему удивлению, он находил множество совпадений своей картины мира и великих произведений искусства - особенно в эпохе Возрождения, когда те, кто остался в веках, не стеснялись брать в руки ножи и убивать - а потом создавали гениальные полотна. Еще умение ценить прекрасное отлично способствовало восприятию контраста - между идеальными образами искусства и той мерзостью, которая встречалась в окружающем мире. Там, где звучит Вагнер, барыгам и разнопородной нечисти существовать было совершенно точно не положено.
Созидательное и разрушительное начала в его душе примерно соответствовали такому же состоянию психики - когда в одном человеке сочетались интеллигентный парень, способный нравиться людям, и жестокая и циничная тварь, стремящаяся убивать. Несмотря на все свои позывы к прекрасному, все же сам Виктор точно понимал свое место в картине мира - и оно принадлежало к темной стороне жизни. С годами «темный попутчик» в его сознании становился все сильнее, а вот создавать прекрасное как-то не получалось.
***
Человек, известный читателю как лидер автономов - «Первый», тяги к прекрасному не испытывал никогда. В его картине мира существовало «дорого», «престижно», «богато», и иногда даже «красиво» - но лишь в той мере, в которой это было нужно для удовлетворения собственных потребностей. Однако, о судьбе и тех кто ее вершит он мог бы рассказать гораздо больше чем Виктор - в силу куда более богатого жизненного опыта.
Когда ему было совсем немного лет и он был обычным юным бандитом, старый и много повидавший авторитетный человек в Татарстане сказал, что убивать можно до той поры, до которой это устраивает Всевышнего - и стоит ошибиться в понимании его воли, как или посадят, или убьют, и ты будешь наказан. Страшноватые глаза старого татарина остались в памяти на всю жизнь - он накрепко запомнил это, и не раз имел возможность проверит на наглядных примерах из своей и чужой жизни.
С годами к «Первому» пришло понимание того, что он - меч Всевышнего. Иначе как было объяснить то, что за много лет он сохранил жизнь и свободу, выживая в самых отвратительных раскладах?
Задуматься о судьбе заставляло и исполнение заказов. Когда «Первый» и его группа работали ликвидацию какой-нибудь сволочи, словно сами небеса помогали. Все получалось как по маслу, моменты риска вообще себя не проявляли, милиция смотрела в другую сторону, а терпила наоборот сам деятельно шел к своей участи навстречу вершителям его судьбы. А когда это просто был случайный коммерс, который кому-то помешал… Очень часто даже совершенно выгодные расклады давали сбой - ничего не выходило. Сталкиваясь с таким невезением, несколько раз «Первый» отказывался работать и возвращал деньги, ибо где-то на интуитивном уровне верил в то, что нельзя идти против воли, явно превосходящей собственную.
Со временем он стал считать, что это работает и в обратную сторону: если они кого-то завалили случайно, то наказания без вины не бывает. Значит, так было надо.
Правая идея для него была не целью, а средством - как максимально избавиться от ограничений социума и сделать шаг к свободе. Виктору было достаточно власти менять что-то вокруг себя - а «Первому» нужна была власть над жизнями множества людей. Национал-социалистическая революция была нужна не для светлого будущего, а для бесконечной войны ради войны. Путь террора был гораздо более сильным адреналиновым наркотиком, нежели бандитизм - и именно отсутствие понимания этого и есть самый большой барьер в том, чтобы осознать кто такие «автономы». Бесполезно искать в их действиях реализацию каких-то созидательных стремлений - искоренить этническую преступность, или поменять антинародный режим на расово верный. Не нужна им и власть как средство управления людьми, или деньги для этого. Это все может декларироваться как цель и служить для оправдания своих действий - но делать это будет кто-нибудь другой, а не герои террористической войны. Тот же Гитлер прекрасно это понимал, после прихода к власти избавившись от массы такого рода публики в «ночь длинных ножей. Штурмовики SA, с которыми любят себя сравнивать скинхеды, оказались не нужны там, где надо создавать государство, а не разрушать все вокруг себя. Сталин таких же героев революционного террора также рассчитал крайне быстро - и правильно сделал.
***
Большинству наших героев такие размышления были вообще не свойственны - за полным отсутствием способности к рефлексии при слабо развитом интеллекте. «Пошли чурок пиздить? А пошли!». Самое высоконаучное объяснение поведению огромного числа мальчиков, которые при относительно сытой и хорошей жизни собирались и шли убивать - тяга к гендерному насилию. Правая идея стала лишь катализатором - ускорив процесс развития хулиганов до убийц, и то лишь от того, что оказалась очень востребована обществом. Если бы в обществе не было нужды в диком национализме, абсолютное большинство тех, кто попал в «бригады», дрались бы с себе подобными после дискотеки, или там «район на район».
В этом наблюдалась эволюция в чистом виде: кто был глупее садились или портились, кто поумнее - вырастали, и становились совершенно обычными и нормальными людьми. Кровавые краски «акций» со временем смазывались в сознании, оставив след лишь в формировании жесткого стержня в душе - какой частенько появляется, например, после армии.
Судьба и тут находила свое проявление - стать жертвой дикой «бригады» можно было и совершенно случайно, примерно с той же долей вероятности, как жертвой ДТП. Но - насколько мерзко порой выглядели спонтанные нападения на случайных прохожих, настолько нормальной оставалась психика их участников, которые могли легко отойти без последствий от всего этого дерьма и зажить полноценной жизнью. Сотрудники милиции неоднократно поражались - как отойдя от куража нападения, бравые «скинхеды» растекались лужицей в отделении и начинали только что не маму звать - поскольку в некотором роде воистину «не ведали что творили». Потом на суде не было никаких скинхедов - а были испуганные подростки с затравленным взглядом «мама, забери меня обратно».
А те, кто нащупали подобно Виктору в себе настоящее темное начало и осознанно стали «вершителями судеб» - порой заплатили за это немалую цену, потому что пути назад из этого состояния не существует. Опасно даже не то, что ты делаешь, потому что убивают по сути все одинаково - а понимание того, что ты делаешь. Потому что после этого там, где у всех остальных четкое «нельзя» - полная свобода, и понимание того, что «можно, и нужно». Когда-то жить с этим очень неплохо, да и в делах помогает - а когда-то не особо, поскольку достаточно расслабиться, и ты начнешь убивать спонтанно и на каждом шагу. Некоторые герои с такой манерой поведения даже не палятся длительное время, однако любое везение рано или поздно заканчивается. Итоговая цена, которую за это приходится платить - полная социопатия, и отсутствие пригодности к любой созидательной деятельности, от создания семьи до нормальной работы и даже простого общения с обычными людьми.
Если в человеке при этом сохраняются рудименты моральных норм и принципов, усвоенных с детства и пришедших извне - что там любить надо, детей растить, хорошее что-то делать - то выходит классическое «сидение на заборе», когда очень больно в области ягодиц. От невозможности сочетать нормальную жизнь с мироощущением «ночного охотника» появляется чувство постоянной неудовлетворенности собой - а там где-то рядом и депрессии, и суицид. Эти проблемы знакомы не только выходцам из преступности любого рода - но и многим «служивым», когда бесконечная война, ставшая работой, заставляет полностью убить в себе все остальное, включая семейные привязанности. Отсутствие возможности реализовать себя в семье, бесконечное одиночество, и саморазрушение - от бутылки до выстрела в лоб или петли.
При этом те, кто были последовательны в своем выборе и сделали его осознанно - как правило, живут и чувствуют себя замечательно. Почему так выходит? Я думаю, что потому, что путь Виктора и ему подобных - не девиация, как там педерасты или антифашисты, а вариант эволюционной нормы. Просто в текущей реальности такое поведение не вписывается в социальные рамки - но в исторической ретроспективе так было далеко не всегда.
***
Ночью озеро казалось черным; с воды дул странный для весны теплый ветер. На берегу было людно, среди отблесков костров, автомобильных фар и фонарей было видно очертания палаток, машин и парусов. Чуть в отдалении от скопления народа горел костер, у которого сидели двое. Подойдя поближе, с некоторым удивлением я узнал знакомое лицо. Виктор пил из горла коньяк из бутылки овальной формы. Положив ему голову на колени, лежала стройная светловолосая девочка, которая вертела в руках SOG Pentagon и грызла травинку. Со стороны пара выглядела весьма умиротворенно, и даже кинжал с одной серрейторной стороной казался не страшным и каким-то игрушечным.
- Юрист…Ну здорово. Ты какими судьбами тут? Коньяк будешь?
- Доброй ночи. Это чего у тебя?
- Frapin XO. Ну… будем.
- Хороший нож у твоей подруги. Взгляну?
- Если отдаст, бгг. Аккуратнее с ней. - Я встретился с девочкой взглядом, и теплую весеннюю ночь резануло февральским холодом.
- Держи… не порежься тока. - Тонкая ладонь протянула клинок странных, но не лишенных изящества пропорций.
- Этот точно не порежется. - В темноте не было видно выражения лица собеседника, но насколько я знал Виктора - в такие моменты выглядел он весьма глумливо. Протянул "Пентагон" хозяйке - и не будем отказывать себе в удовольствии…
Никогда не переставал поражаться, насколько совершенна эта штука. Руку к поясу - а дальше рефлекс, и буквально со скоростью мысли серповидное лезвие сносит молодую иву. Остановил нож, ловя на плоской стороне лезвия отблеск костра; по бедру хлопнули пластиковые ножны на шнурке и свободно повисли. Пламя костра озарило восхищенное лицо девочки - серые глаза, чуть волнистые светлые волосы, правильные черты еще чуть детского лица.
- Браво! Знаменитый «Кондрат» - всегда приятно посмотреть. - Виктор шутливо зааплодировал. - Хорошо помню другой твой нож, на котором ты начал зарубки ставить.
- Быстро надоело. Да и этот все равно лучше - та финка это просто память. О прошлом.
- А вот кстати да. В последнее время частенько вспоминаю это все. Классные были времена - бедные и дурные, но веселые до крайности. Это так прекрасно, когда есть враги, и есть соратники - а не одни деловые интересы. Хотя тебе не понять, наверное, у тебя всегда были одни интересы.
- Кроме интересов и друзей немало тоже. Как и у тебя, пожалуй. - Коньяк был великолепен, играя десятками совсем тонких вкусов, оттенков и тонов, плохо понимаемых сразу. Мир вокруг менялся вслед игре благородного напитка, и вот уже в сознании появилось приятное ощущение, что в мире ничего больше нет - только озеро, ночь, да пара напротив меня.
- И то правда. Ну что, давай за тех, кто не выжили, и за тех, кто остался. - Виктор пружинисто встал. - Похулиганим?
- Зиг хайль! - пронеслось над озером, и эхом отразилось от скал. Следом ударил по ушам выстрел - выпив и вскинув правую руку, Виктор выстрелил в темноту из угловатого пистолета, в котором внимательный взгляд сразу узнал бы словацкий Т-12, и протянул мне бутылку. Я выпил, и отсалютовал ножом.
- Сколько шума… - Девочка грациозно потянулась. - Пошли-ка лучше кого-нибудь ебнем вместо этого, все больше толку.
- Она серьезно?
- Более чем. - Виктор мерзко ухмыльнулся. - Ты когда-нибудь видел, чтобы девочка в одного сработала «шнурки» - от и до? Ты мое солнышко… - Виктор поцеловал белые локоны.
- Чтобы один на один если честно, то нет. Даже та, что с А. работала, только с коллективом что-то делала.
- Вот и я не видел… до недавнего времени. Странно так - она моложе нас на целую жизнь, а порой как в зеркало смотрю. И знаешь что думаю? Что все это было не напрасно, и у нас есть будущее. Нация это мы.
- «Ты молод и силен, за окружающих в ответе, белые крылья венчают твой силуэт на рассвете?». Но посмотри вокруг - горят костры, и у каждого - люди. Практически все из них никогда никого не убивали и не убьют. Им это не надо, там каждый второй даже по морде получить боится.
- Это все равно. Пока будут такие как мы - не они сами, так их дети в нужное время сделают то, что должны. То, что они терпилы, тоже неплохо, поскольку такие нужны и тебе, и мне. Важно то, что пока они боятся всемогущих диаспор и сочиняют мифы про любого непобедимого врага для оправдания своей слабости - всегда сохраняется другой путь, и те, кто его придерживаются. Что для одних «беспредел», для других «свобода».
- Чего-то тебя, брат, на философию потянуло.
- А для чего же еще пить? - Виктор патетически поднял остатки коньяка. Я поймал его взгляд, и понял, что собеседник был практически трезв.
- Надоел. Пошли ебаться! - Спутница Виктора прервала философскую беседу и решительно направилась к палатке.
- Вот, так всегда. Ты-то сам как?
- Иди уже! А то смотри - с терпилой перепутают. Я бы на твоем месте так не рисковал.
- И то верно. Доброй ночи. Рад был увидеть. Если что не теряйся.
***
К тому моменту я был знаком с Виктором уже весьма давно, но все равно не знал, как иной раз к такому относиться. С одной стороны, мир ночной охоты всегда был мне понятен и близок - и частенько глядя на человека, я представлял, как ляжет первый разрез. А с другой… никто не знал, насколько глубока кроличья нора. Об этом мог бы многое рассказать «Первый», да только вряд ли и он бы захотел рассказывать, и кто-либо пожелал это слушать.
Ночь была прекрасна. Когда затихли разговоры, совершенно по-другому стали слышны ночные звуки - плеск воды, хлопки парусов, шелест листвы и множество лесных шорохов. Городские жители привыкли восторгаться гармонией природы и леса, однако именно там идет непрерывная борьба за выживание - когда каждый стремится выжить сам и продолжить род, убив ради пропитания более слабого. Иные убивают и для развлечения - как столь милые сердцу Виктора кошки, для которых это просто игра.
Достойны ли жалости те, кто проиграли войну за выживание? С моей точки зрения нет. Мы не жалеем и не замечаем тысячи и миллионы смертей дичи, добытой хищниками, или животных, не нашедших пищи и умерших от голода и холода - так устроена жизнь.
Зайчики и мышки хотя бы симпатичные, и осознанно не делают ничего плохого. Чего нельзя сказать о разной дряни, которая виновата если не своей мерзостью, так своей слабостью.
Сколько бы не говорили о морали, добре, цивилизации - а мир не меняется, и по-прежнему решают право силы, страх и классическое «горе побежденным». Тех, кто убивает за идею и какое-то благо и концевую мразь, убивающую старушек за пенсию отличает не то, что они делают - потому что делают они по большому счету одно и то же. Отличие лишь в воле, и в том на что она направлена. По этой причине я воздержусь от обобщений - как оценивать личности наших героев скопом. Пусть читатель делает это самостоятельно. Когда я начинал писать эту книгу, я рассчитывал встретиться с абсолютным большинством негативных оценок, однако вышло по-другому. Видимо, причина этого в том, что люди совершенно не боятся убивать - и не боятся самих убийств и историй об этом. Каждый второй художественный фильм на большом экране льет крови гораздо больше, чем найдется в этой книге. Никто этому не ужасается - наоборот, это нравится и востребовано людьми.
Однако, столкнувшись в реальности с подобным, все то же большинство испытывает страх. Со временем я начал искренне считать, что это - не страх причинить смерть и сделать кому-то больно. Боятся люди принять это решение и взять на себя какую-то ответственность - а если так выйдет, что убивать и мучить будет можно, выгодно и безнаказанно - все то же большинство сделает это с радостью и с удовольствием.
А сама по себе сильная воля очень нравится людям. Даже если это воля преступника и убийцы.
__________________
Для тех, кто читает и сей скромный труд, и "байки" henri_spb сразу скажу про название - идея так назвать, как с ним обсуждали, пришла в две головы одновременно. У меня была мысль назвать предпоследнюю главу иначе, но забил - т.к. это они во френд-ленте рядом, а в книгах точно не будут :)
Первая глава Узник совести или Мое первое уголовное дело
Вторая глава Еврей посмертно
Третья глава Кто они
Четвертая глава Стрелка
Пятая глава День из жизни
Шестая глава Гук-общаги
Седьмая глава Прирожденные
Восьмая глава Предел
Девятая глава Уровни преступности
Десятая глава Старое-доброе ультранасилие
Одиннадцатая глава Фольксштурм. Цветы зла
Двенадцатая глава Прямое действие. Наука побеждать
Тринадцатая глава Прямое действие. Боевое ремесло-I и
Прямое действие. Боевое ремесло-II
Четырнадцатая глава Добрыня Израилевич Штрайхер
Пятнадцатая глава РНЕбс
Шестнадцатая глава Околополитика
Семнадцатая глава Плохой алкоголь и плохая жизнь
Восемнадцатая глава Ренегат
Девятнадцатая глава Добрая новогодняя история
Двадцатая глава Злая новогодняя история
Двадцать первая глава Для белой и гордой
Двадцать вторая глава Тот, кто носит медный щит
Двадцать третья глава Тайна Железного Гомосека
Двадцать четвертая глава Миф ХХI века
Двадцать пятая глава Белые шнурки
Двадцать шестая глава Про арбузы и Копилку
Двадцать седьмая глава Лекарство от любви
Двадцать восьмая глава Без правил-I и Без правил-II
Под катом - двадцать девятая глава
Что бы не происходило вокруг, Виктору всегда помогали блондинки и кошки. Кошки помогали с раннего детства - когда детские обиды и печали заканчивались под пристальным взглядом желтоглазого мурлычущего кота. Кошки его любили все без исключения - от чужих домашних балованных кисок до хвостатых уличных бродяг. Самый мерзкий и блохастый помойный кот, с отмороженными ушами и хвостом, всегда был готов проникнуться любовью к Виктору и немедленно начинал мурлыкать и тереться об ноги.
Одна история про кошек и вовсе заставляла поверить в мистику. Однажды Виктор попал в достаточно серьезный замес, когда деловая встреча переросла в отвратительную попытку их накрыть - с поножовщиной, стрельбой, и забегом от мусоров по чужому и совершенно незнакомому району.
…Удалось оторваться. Казалось, еще только что за спиной были слышны матюки преследователей - но вот рывок, темный провал между домами и две машины - а между ними наваленные тарные поддоны и строительный мусор. Виктор забился между ними, судорожно сжимая рукоятку ствола - в ожидании неведомо чего, то ли выстрела, то ли окрика ППСника. Невдалеке выли сирены, судьба спутников была совершенно неизвестна. В этот момент он чувствовал едва ли не полное одиночество - и в глаза бросались какие-то мелкие детали. Вот двухэтажный барак; на балконе - чей-то велосипед без колес и древняя стиральная машина; у грузовика у обочины спустило колесо и на нем нет одного болта… еще какая-то херня. Надо было куда-то идти и уходить оттуда - но кошелек с деньгами перед встречей отдал одному из своих, нет денег и вот-вот сядет телефон. В этот момент Виктор почувствовал под рукой что-то пушистое - и обнаружил спинку небольшой изящной кошечки помойной полосатенькой масти. Киска терлась и мурлыкала, всячески выражая свое расположение, от чего становилось спокойнее. Некоторое время под тарными поддонами они провели вместе, а потом она куда-то пошла. Слабо соображая что он делает, Виктор последовал за ней - и она его привела в незакрытый подъезд крохотного флигеля старого дома со скрипучей лестницей. На пустой площадке сидел еще один кот - на сей раз черный, с мудрыми зелеными глазами. С ними Виктор и провел еще примерно час - хлопали двери, милиция прочесывала подъезды, но так и не вошла в ту неприметную деревянную дверку. Спустя какое-то время на остатках аккумуляторной батареи Виктор вызвал туда такси - и в итоге ушел совершенно чисто. Отдельно забавляло то, что окраска мохнатых помощников совершенно совпадала с теми котами, которые жили у Виктора дома. Мозг человека частенько обзаводится суевериями и ограничителями - и единственным живым существом, которое Виктор бы не смог убить по причине моральных ограничений и была кошка. Старые подельники, которые считали Виктора совершенно конченым и отмороженным убийцей, сильно удивились бы, узнав об этом обстоятельстве. Мало кто об этом знал.
С женщинами было немножко по-другому. Среди десяток всевозможных девиц, окружавших нашего героя, изредка встречались особенные - расположение которых однозначно дарило фарт в делах и просто приносило удачу. Очень многие из всевозможного движнякового люда - от бандитов и воров до военных и разных альпинистов с парашютистами, крайне внимательно относятся к удаче и тому, что ее приносит. Постоянный риск смерти или серьезных проблем заставляет уважать удачу и то, что ее приносит - смеяться над этим не принято.
Так Виктор спустя какое-то время с удивлением понял, что удачу ему приносят натуральные блондинки нордического типа - с которыми реально начинает приходить удача. Многие из них и не догадывались бы, что единственная причина особого отношения к ним со стороны Виктора, отличного от нормального цинично-пренебрежительного, была удача, которую они приносили. Это перекликалось в его душе и со множеством любимых произведений искусства и столь любимого еще юным нацистом Вагнером. Когда Виктору было семнадцать, казалось, это северные саги и легенды оживают у стен гук-общаг под прекрасную музыку великого композитора - а если что-то пойдет не так, то не за горами небесный чертог, куда он войдет под руку с белокурой воительницей. Реальная кровь и настоящая смерть, которую он нес, очень убедительно делали мифы реальностью.
Странным образом это работало и в обратную сторону. Совершенно реальные и живые девочки чуяли в нем злое и веселое начало, от которого несло чем-то опасным. Он никогда ничего не рассказывал… но как-то так выходило, что те, кого он считал валькириями, частенько видели в нем Зигфрида. Так и шла череда этих быстрых и ярких отношений - которые продолжались до тех пор, пока очередная Валькирия не исчерпывала запас везения, и не превращалась в обычную блондинистую дуру. Но от этого Виктор не переставал думать - что когда-то так было и у древних, когда именно мысль о своей сероглазой Валькирии направляла руку воина и приносила удачу в бою.
Все вместе взятое, а также накопленный жизненный опыт, сделали Виктора изрядным фаталистом - он действительно верил в судьбу. Все знают, насколько причудливо бывают связаны события и линии чужих судеб - но не у всех есть власть сделать так, что норна оборвет чью-то нить жизни. Темная сторона жизни, столь хорошо известная Виктору, изобиловала немыслимым количеством всевозможной дряни и накипи рода человеческого. Убил цыганку-наркоторговку - оборвется вся цепочка грабежей, краж, угонов и прочей мерзости, которые бы сотворили те, кто с ее помощью скололся. Может быть кто-то из них и купит потом у другой - а может быть и нет. Так и будут жить те, кто никогда не пострадал от последствий зла, которое так и не наступило - так об этом и не узнав. Это давало ощущение власти над какой-то частью мироздания, инструментом воздействия на которое становились ножи и арматура.
Смысл правой идеи, таким образом, был не в умозрительном следовании каким-то нормам или политическому мировоззрению, а в конкретных действиях. В этом было существенное отличие наших героев от обычных бандитов - частенько они делали одно и то же, но руководствуясь принципиально разными мотивами. Кто-то считал важным для нации террор и какие-то политические действия, а Виктор - делать так, как он считал нужным. Брать на себя ответственность карать и миловать по своему усмотрению - определяя, кому жить положено, а кому нет. Это начало порой скрывалось в тени обычного стремления к наживе, или издевательствам над людьми ради насилия - но всегда оставалось.
Рядом с этим всегда уживалась тяга к прекрасному - музыка, литература, живопись, природа давали ему огромную моральную разгрузку и стимул что-то делать. Периодически, к своему удивлению, он находил множество совпадений своей картины мира и великих произведений искусства - особенно в эпохе Возрождения, когда те, кто остался в веках, не стеснялись брать в руки ножи и убивать - а потом создавали гениальные полотна. Еще умение ценить прекрасное отлично способствовало восприятию контраста - между идеальными образами искусства и той мерзостью, которая встречалась в окружающем мире. Там, где звучит Вагнер, барыгам и разнопородной нечисти существовать было совершенно точно не положено.
Созидательное и разрушительное начала в его душе примерно соответствовали такому же состоянию психики - когда в одном человеке сочетались интеллигентный парень, способный нравиться людям, и жестокая и циничная тварь, стремящаяся убивать. Несмотря на все свои позывы к прекрасному, все же сам Виктор точно понимал свое место в картине мира - и оно принадлежало к темной стороне жизни. С годами «темный попутчик» в его сознании становился все сильнее, а вот создавать прекрасное как-то не получалось.
***
Человек, известный читателю как лидер автономов - «Первый», тяги к прекрасному не испытывал никогда. В его картине мира существовало «дорого», «престижно», «богато», и иногда даже «красиво» - но лишь в той мере, в которой это было нужно для удовлетворения собственных потребностей. Однако, о судьбе и тех кто ее вершит он мог бы рассказать гораздо больше чем Виктор - в силу куда более богатого жизненного опыта.
Когда ему было совсем немного лет и он был обычным юным бандитом, старый и много повидавший авторитетный человек в Татарстане сказал, что убивать можно до той поры, до которой это устраивает Всевышнего - и стоит ошибиться в понимании его воли, как или посадят, или убьют, и ты будешь наказан. Страшноватые глаза старого татарина остались в памяти на всю жизнь - он накрепко запомнил это, и не раз имел возможность проверит на наглядных примерах из своей и чужой жизни.
С годами к «Первому» пришло понимание того, что он - меч Всевышнего. Иначе как было объяснить то, что за много лет он сохранил жизнь и свободу, выживая в самых отвратительных раскладах?
Задуматься о судьбе заставляло и исполнение заказов. Когда «Первый» и его группа работали ликвидацию какой-нибудь сволочи, словно сами небеса помогали. Все получалось как по маслу, моменты риска вообще себя не проявляли, милиция смотрела в другую сторону, а терпила наоборот сам деятельно шел к своей участи навстречу вершителям его судьбы. А когда это просто был случайный коммерс, который кому-то помешал… Очень часто даже совершенно выгодные расклады давали сбой - ничего не выходило. Сталкиваясь с таким невезением, несколько раз «Первый» отказывался работать и возвращал деньги, ибо где-то на интуитивном уровне верил в то, что нельзя идти против воли, явно превосходящей собственную.
Со временем он стал считать, что это работает и в обратную сторону: если они кого-то завалили случайно, то наказания без вины не бывает. Значит, так было надо.
Правая идея для него была не целью, а средством - как максимально избавиться от ограничений социума и сделать шаг к свободе. Виктору было достаточно власти менять что-то вокруг себя - а «Первому» нужна была власть над жизнями множества людей. Национал-социалистическая революция была нужна не для светлого будущего, а для бесконечной войны ради войны. Путь террора был гораздо более сильным адреналиновым наркотиком, нежели бандитизм - и именно отсутствие понимания этого и есть самый большой барьер в том, чтобы осознать кто такие «автономы». Бесполезно искать в их действиях реализацию каких-то созидательных стремлений - искоренить этническую преступность, или поменять антинародный режим на расово верный. Не нужна им и власть как средство управления людьми, или деньги для этого. Это все может декларироваться как цель и служить для оправдания своих действий - но делать это будет кто-нибудь другой, а не герои террористической войны. Тот же Гитлер прекрасно это понимал, после прихода к власти избавившись от массы такого рода публики в «ночь длинных ножей. Штурмовики SA, с которыми любят себя сравнивать скинхеды, оказались не нужны там, где надо создавать государство, а не разрушать все вокруг себя. Сталин таких же героев революционного террора также рассчитал крайне быстро - и правильно сделал.
***
Большинству наших героев такие размышления были вообще не свойственны - за полным отсутствием способности к рефлексии при слабо развитом интеллекте. «Пошли чурок пиздить? А пошли!». Самое высоконаучное объяснение поведению огромного числа мальчиков, которые при относительно сытой и хорошей жизни собирались и шли убивать - тяга к гендерному насилию. Правая идея стала лишь катализатором - ускорив процесс развития хулиганов до убийц, и то лишь от того, что оказалась очень востребована обществом. Если бы в обществе не было нужды в диком национализме, абсолютное большинство тех, кто попал в «бригады», дрались бы с себе подобными после дискотеки, или там «район на район».
В этом наблюдалась эволюция в чистом виде: кто был глупее садились или портились, кто поумнее - вырастали, и становились совершенно обычными и нормальными людьми. Кровавые краски «акций» со временем смазывались в сознании, оставив след лишь в формировании жесткого стержня в душе - какой частенько появляется, например, после армии.
Судьба и тут находила свое проявление - стать жертвой дикой «бригады» можно было и совершенно случайно, примерно с той же долей вероятности, как жертвой ДТП. Но - насколько мерзко порой выглядели спонтанные нападения на случайных прохожих, настолько нормальной оставалась психика их участников, которые могли легко отойти без последствий от всего этого дерьма и зажить полноценной жизнью. Сотрудники милиции неоднократно поражались - как отойдя от куража нападения, бравые «скинхеды» растекались лужицей в отделении и начинали только что не маму звать - поскольку в некотором роде воистину «не ведали что творили». Потом на суде не было никаких скинхедов - а были испуганные подростки с затравленным взглядом «мама, забери меня обратно».
А те, кто нащупали подобно Виктору в себе настоящее темное начало и осознанно стали «вершителями судеб» - порой заплатили за это немалую цену, потому что пути назад из этого состояния не существует. Опасно даже не то, что ты делаешь, потому что убивают по сути все одинаково - а понимание того, что ты делаешь. Потому что после этого там, где у всех остальных четкое «нельзя» - полная свобода, и понимание того, что «можно, и нужно». Когда-то жить с этим очень неплохо, да и в делах помогает - а когда-то не особо, поскольку достаточно расслабиться, и ты начнешь убивать спонтанно и на каждом шагу. Некоторые герои с такой манерой поведения даже не палятся длительное время, однако любое везение рано или поздно заканчивается. Итоговая цена, которую за это приходится платить - полная социопатия, и отсутствие пригодности к любой созидательной деятельности, от создания семьи до нормальной работы и даже простого общения с обычными людьми.
Если в человеке при этом сохраняются рудименты моральных норм и принципов, усвоенных с детства и пришедших извне - что там любить надо, детей растить, хорошее что-то делать - то выходит классическое «сидение на заборе», когда очень больно в области ягодиц. От невозможности сочетать нормальную жизнь с мироощущением «ночного охотника» появляется чувство постоянной неудовлетворенности собой - а там где-то рядом и депрессии, и суицид. Эти проблемы знакомы не только выходцам из преступности любого рода - но и многим «служивым», когда бесконечная война, ставшая работой, заставляет полностью убить в себе все остальное, включая семейные привязанности. Отсутствие возможности реализовать себя в семье, бесконечное одиночество, и саморазрушение - от бутылки до выстрела в лоб или петли.
При этом те, кто были последовательны в своем выборе и сделали его осознанно - как правило, живут и чувствуют себя замечательно. Почему так выходит? Я думаю, что потому, что путь Виктора и ему подобных - не девиация, как там педерасты или антифашисты, а вариант эволюционной нормы. Просто в текущей реальности такое поведение не вписывается в социальные рамки - но в исторической ретроспективе так было далеко не всегда.
***
Ночью озеро казалось черным; с воды дул странный для весны теплый ветер. На берегу было людно, среди отблесков костров, автомобильных фар и фонарей было видно очертания палаток, машин и парусов. Чуть в отдалении от скопления народа горел костер, у которого сидели двое. Подойдя поближе, с некоторым удивлением я узнал знакомое лицо. Виктор пил из горла коньяк из бутылки овальной формы. Положив ему голову на колени, лежала стройная светловолосая девочка, которая вертела в руках SOG Pentagon и грызла травинку. Со стороны пара выглядела весьма умиротворенно, и даже кинжал с одной серрейторной стороной казался не страшным и каким-то игрушечным.
- Юрист…Ну здорово. Ты какими судьбами тут? Коньяк будешь?
- Доброй ночи. Это чего у тебя?
- Frapin XO. Ну… будем.
- Хороший нож у твоей подруги. Взгляну?
- Если отдаст, бгг. Аккуратнее с ней. - Я встретился с девочкой взглядом, и теплую весеннюю ночь резануло февральским холодом.
- Держи… не порежься тока. - Тонкая ладонь протянула клинок странных, но не лишенных изящества пропорций.
- Этот точно не порежется. - В темноте не было видно выражения лица собеседника, но насколько я знал Виктора - в такие моменты выглядел он весьма глумливо. Протянул "Пентагон" хозяйке - и не будем отказывать себе в удовольствии…
Никогда не переставал поражаться, насколько совершенна эта штука. Руку к поясу - а дальше рефлекс, и буквально со скоростью мысли серповидное лезвие сносит молодую иву. Остановил нож, ловя на плоской стороне лезвия отблеск костра; по бедру хлопнули пластиковые ножны на шнурке и свободно повисли. Пламя костра озарило восхищенное лицо девочки - серые глаза, чуть волнистые светлые волосы, правильные черты еще чуть детского лица.
- Браво! Знаменитый «Кондрат» - всегда приятно посмотреть. - Виктор шутливо зааплодировал. - Хорошо помню другой твой нож, на котором ты начал зарубки ставить.
- Быстро надоело. Да и этот все равно лучше - та финка это просто память. О прошлом.
- А вот кстати да. В последнее время частенько вспоминаю это все. Классные были времена - бедные и дурные, но веселые до крайности. Это так прекрасно, когда есть враги, и есть соратники - а не одни деловые интересы. Хотя тебе не понять, наверное, у тебя всегда были одни интересы.
- Кроме интересов и друзей немало тоже. Как и у тебя, пожалуй. - Коньяк был великолепен, играя десятками совсем тонких вкусов, оттенков и тонов, плохо понимаемых сразу. Мир вокруг менялся вслед игре благородного напитка, и вот уже в сознании появилось приятное ощущение, что в мире ничего больше нет - только озеро, ночь, да пара напротив меня.
- И то правда. Ну что, давай за тех, кто не выжили, и за тех, кто остался. - Виктор пружинисто встал. - Похулиганим?
- Зиг хайль! - пронеслось над озером, и эхом отразилось от скал. Следом ударил по ушам выстрел - выпив и вскинув правую руку, Виктор выстрелил в темноту из угловатого пистолета, в котором внимательный взгляд сразу узнал бы словацкий Т-12, и протянул мне бутылку. Я выпил, и отсалютовал ножом.
- Сколько шума… - Девочка грациозно потянулась. - Пошли-ка лучше кого-нибудь ебнем вместо этого, все больше толку.
- Она серьезно?
- Более чем. - Виктор мерзко ухмыльнулся. - Ты когда-нибудь видел, чтобы девочка в одного сработала «шнурки» - от и до? Ты мое солнышко… - Виктор поцеловал белые локоны.
- Чтобы один на один если честно, то нет. Даже та, что с А. работала, только с коллективом что-то делала.
- Вот и я не видел… до недавнего времени. Странно так - она моложе нас на целую жизнь, а порой как в зеркало смотрю. И знаешь что думаю? Что все это было не напрасно, и у нас есть будущее. Нация это мы.
- «Ты молод и силен, за окружающих в ответе, белые крылья венчают твой силуэт на рассвете?». Но посмотри вокруг - горят костры, и у каждого - люди. Практически все из них никогда никого не убивали и не убьют. Им это не надо, там каждый второй даже по морде получить боится.
- Это все равно. Пока будут такие как мы - не они сами, так их дети в нужное время сделают то, что должны. То, что они терпилы, тоже неплохо, поскольку такие нужны и тебе, и мне. Важно то, что пока они боятся всемогущих диаспор и сочиняют мифы про любого непобедимого врага для оправдания своей слабости - всегда сохраняется другой путь, и те, кто его придерживаются. Что для одних «беспредел», для других «свобода».
- Чего-то тебя, брат, на философию потянуло.
- А для чего же еще пить? - Виктор патетически поднял остатки коньяка. Я поймал его взгляд, и понял, что собеседник был практически трезв.
- Надоел. Пошли ебаться! - Спутница Виктора прервала философскую беседу и решительно направилась к палатке.
- Вот, так всегда. Ты-то сам как?
- Иди уже! А то смотри - с терпилой перепутают. Я бы на твоем месте так не рисковал.
- И то верно. Доброй ночи. Рад был увидеть. Если что не теряйся.
***
К тому моменту я был знаком с Виктором уже весьма давно, но все равно не знал, как иной раз к такому относиться. С одной стороны, мир ночной охоты всегда был мне понятен и близок - и частенько глядя на человека, я представлял, как ляжет первый разрез. А с другой… никто не знал, насколько глубока кроличья нора. Об этом мог бы многое рассказать «Первый», да только вряд ли и он бы захотел рассказывать, и кто-либо пожелал это слушать.
Ночь была прекрасна. Когда затихли разговоры, совершенно по-другому стали слышны ночные звуки - плеск воды, хлопки парусов, шелест листвы и множество лесных шорохов. Городские жители привыкли восторгаться гармонией природы и леса, однако именно там идет непрерывная борьба за выживание - когда каждый стремится выжить сам и продолжить род, убив ради пропитания более слабого. Иные убивают и для развлечения - как столь милые сердцу Виктора кошки, для которых это просто игра.
Достойны ли жалости те, кто проиграли войну за выживание? С моей точки зрения нет. Мы не жалеем и не замечаем тысячи и миллионы смертей дичи, добытой хищниками, или животных, не нашедших пищи и умерших от голода и холода - так устроена жизнь.
Зайчики и мышки хотя бы симпатичные, и осознанно не делают ничего плохого. Чего нельзя сказать о разной дряни, которая виновата если не своей мерзостью, так своей слабостью.
Сколько бы не говорили о морали, добре, цивилизации - а мир не меняется, и по-прежнему решают право силы, страх и классическое «горе побежденным». Тех, кто убивает за идею и какое-то благо и концевую мразь, убивающую старушек за пенсию отличает не то, что они делают - потому что делают они по большому счету одно и то же. Отличие лишь в воле, и в том на что она направлена. По этой причине я воздержусь от обобщений - как оценивать личности наших героев скопом. Пусть читатель делает это самостоятельно. Когда я начинал писать эту книгу, я рассчитывал встретиться с абсолютным большинством негативных оценок, однако вышло по-другому. Видимо, причина этого в том, что люди совершенно не боятся убивать - и не боятся самих убийств и историй об этом. Каждый второй художественный фильм на большом экране льет крови гораздо больше, чем найдется в этой книге. Никто этому не ужасается - наоборот, это нравится и востребовано людьми.
Однако, столкнувшись в реальности с подобным, все то же большинство испытывает страх. Со временем я начал искренне считать, что это - не страх причинить смерть и сделать кому-то больно. Боятся люди принять это решение и взять на себя какую-то ответственность - а если так выйдет, что убивать и мучить будет можно, выгодно и безнаказанно - все то же большинство сделает это с радостью и с удовольствием.
А сама по себе сильная воля очень нравится людям. Даже если это воля преступника и убийцы.
__________________
Для тех, кто читает и сей скромный труд, и "байки" henri_spb сразу скажу про название - идея так назвать, как с ним обсуждали, пришла в две головы одновременно. У меня была мысль назвать предпоследнюю главу иначе, но забил - т.к. это они во френд-ленте рядом, а в книгах точно не будут :)