сама себе небо
"Я сам себе конгресс, я сам себе гражданская авиация, но я не могу быть сам себе небом". Из фильма "Авиатор".
Оne day alone - всегда для меня прыжок во внутреннюю империю. Особенно если не сидишь дома и тупо проводишь день от одного бессмысленного занятия к другому. Накануне вечером я собралась, достала листок бумаги и попробовала узнать всё, что можно узнать о Констанце прежде чем его увидеть. Сначала мне хотелось в Мюнхен, но обстоятельства заставили находиться внутри Баден-Вюртемберг. Тянуло прочь из лесистого Карлсруэ к воде, к моей настоящей стихии. Про Констанц получилось где-то листок А4 моим средним почерком - не много, но что-то - плюс путеводитель в формате пдф на английском. Я заделала термос, бутерброды, взяла рюкзачок и впереди меня 3 часа электрички, неизвестность, моросящий дождь и одиночество.
Собственный образ навёл меня на романтические размышления. Я давно уже не ходила просто так, как в старые добрые: джинсы, майка, свитерок, спортивная куртка, сапоги на низком каблуке, рюкзак за плечами, завязаны волосы. Чем-то это напоминало моё детство и его вечную забывчивость о том, что я девочка и надо быть девочкой, а не диким созданием, выстругивающим палки и коллекционирующим мхи и капы.
Я удобно уселась в электричке, достала книжку и погрузилась в чтение любимого Борхеса на немецком, прежде чем очутиться "в самом итальянском городе Германии". Самые итальянские окрестности Германии через полтора часа дороги встретили меня такой Россией, что я достала фотоаппарат, потому что всё шло под запись. Выехав из +8 в любимом Карлсруэ через несколько сотен километров НА ЮГ на платформах лежали такие груды снега, что люди ходили по цепочке, держась друг за друга и за электричку. Горы, крыши домов, машины - всё было в снегу, на глазок где-то 25-30 см осадков. Я подумала, что а) еду к себе на дачу, б) у меня будет впечатление настоящего снежного Рождества и с) надо смотреть внимательно, потому что в городе снега не будет.
И точно. Я вышла из маленького вокзала, заставленного строительными лесами, на улице хлюпал растаявший наст, шёл дождик и капало с веток. Констанц - вернее, надо говорить не Констанц, а Коншданц - так вот Коншданц лежит на Бодензее, оно же озеро Боденское, оно же лейк Констанция - самое большое в западной Европе. Напоминающее мне родное Ладожское (как и все большие озёра, впрочем), Бодензее отличается известной чистотой вод и их "карибским" оттенком - изумрудно-голубым, довольно ярким. Я стояла на Райнбрюке - мосту, перекинутом в том самом месте, где батюшка Рейн растворяет свои воды в озере, наполняя его на две трети, и смотрела на белые вершины швейцарских Альп на правом берегу, внизу плавали лебеди. Чуть поодаль на воде спало несколько сот уток, издалека казавшихся рассыпанными по глади воды бусинками. Боденское озеро даёт приют множеству разных видов рыб: красным и белым. Но из-за "позитивной экологизации" (это как "позитивная дискриминация", в данном случае чрезмерное очищение вод), две трети рыб приходится выращивать искусственно, потому что, как известно, белой и красной рыбе нужен разный фосфорный баланс, который сильно накренился в сторону белой с тех пор как виноградники и фруктовые сады по берегам перестали обрабатывать удобрениями.
В Информейшн офис я взяла небольшой, но симпатичный путеводитель по городу. Коншданц - это город, в котором дома имеют название, а фасады чаще всего расписаны "под лубок". Впрочем, не это отличает его от прочих немецких городов. Минут через 15 ходьбы я наткнулась на табличку, на которой был красноречиво перечёркнут Констанц и написано "Швейцария". Люди спокойно ходили туда и обратно, и у меня возникло подозрения, что если обойти эти ворота, то в страну фондю, часов и шоколада можно попасть просто перейдя сквер во дворе. Однако я достала паспорт, честно подошла к пограничникам, которые зачем-то таки стояли посреди дороги и ткнула им в нос своей большой розово-зелёной визой на две страницы. Бедолаги, кажется, вообще не поняли вопроса. На их лице было написано смятение в духе "такое чувство, что вам кто-то запрещает в Швейцарию. Да идите за ради Бога!" Так они мне примерно и сказали, ну я и пошла. Как вы понимаете, переступив заветный рубеж, на меня не посыпались швейцарские франки, часы ролекс, пёстрые гетры и прочая атрибутика. Ну да, там ездили машины с буквами CH, и кое-где развевался квадратный белый крест на красном. Я постояла и пошла обратно в Дойчланд.
В мои планы входило ещё съездить на остров Майнау, который называют тропическим раем на Бодензее. Не знаю, какой уж тропический рай я собиралась найти 20 декабря, но одинокий автобус уже вёз меня прочь из города, напоминая окрестностями нижнее шоссе из Ольгино до Зеленогорска, где по левую сторону нет-нет да и мелькнёт Финский. В общем, приехала. Купила билетик, прошла по длинной косе, соединяющей остров и материк, вначале которой стоял не много не мало большой железный крест с изображением Иисуса Христа и двух каторжников. По легенде, этот крест бросили сюда шведские воины, когда поняли, что награбленное добро может потопить их корабль. Для моей русской души это была перегрузка символикой. Остров встретил меня молчанием и пустынностью. Одно из самых волнующих ощущений - будто здесь были люди, а потом они вдруг взяли и ушли, оставив всё, как было - вновь настигло меня. Огромные старые деревья, мансарды, поросшие мхом, стулья и столики летнего кафе, ветер, мерцающий маяк на пристани, на которую уже никто не причалит. Я подумала, что - Боже мой - я на острове посреди огромного озера, до места, имеющего ко мне хоть какое-то отношение - сотни километров, до дома - больше двух тысяч, и здесь ни души. Никого. Я не чувствую энергетику мест и не испытываю страха там, где его не должно быть, но я бы нисколько не удивилась тогда, если бы мне сказали, что на этом острове есть люк, внутри которого человек нажимает на кнопку каждые сколько-там секунд, чтобы мир не разлетелся на кусочки, как в том сериале, вы знаете. Уже на обратном пути я наткнулась на теплицу, в которой горел свет - это оказался питомник для тропических бабочек. И опять ни души. Я прошла сквозь занавески из бамбука - и объектив фотоаппарата моментально запотевал - влажность была критической. Внутри цвели орхидеи, журчали ручьи, обрушивались искусственные водопады, в пруду плавали морские черепахи и огромные рыбы. И, конечно же, повсюду порхали огромные пёстрые бабочки. Одна из них даже облюбовала меня и проделала путь со мной, сидя на моей куртке, но бамбуковая занавеска помешала ей покинуть свою райскую обитель. Бабочки кушали апельсинчик, ананасик и банан - это привело меня в настоящее умиление, я тоже решила выпить с ними чайку и съесть бутерброд, к которому они оказались равнодушны. Снаружи меня ждали абсолютные сумерки юга.
Между тем мой собственный психологический эксперимент над собой подходил к концу. Я, наследуя аналоговую природу вещей, стояла на остановке, на которой нужно было нажать на кнопку, чтобы автобус сделал крюк к тебе. А если ты не поймёшь, что там написано, никто к тебе никогда и не приедет. Я ехала назад в удобной двухэтажной электричке, только иногда трещало в ушах, когда поезд поднимался на какую-нибудь из вершин шварцвальда. На одной из станций вошла молодая пара, с которыми я ехала туда, они узнали меня и улыбнулись. За окном было темно, я видела только своё отражение в стекле. Разделась, сняла обувь, свернулась калачиком на мягких креслах. За мной сидело два солярных мальчика с каменьями в ушах, в фиолетовой и бирюзовой футболках и пели какие-то венгерские песни. Может, молдавские - я не очень в этом.
Вернулась в свою комнатку, залегла и спала до двух часов следующего дня. Проснулась - светило яркое солнце. Такое, которого никогда не бывает в Петербурге в декабре. Я подумала, что хорошо, что когда у меня нет родных туч над головой, я могу быть сама себе небом.
Оne day alone - всегда для меня прыжок во внутреннюю империю. Особенно если не сидишь дома и тупо проводишь день от одного бессмысленного занятия к другому. Накануне вечером я собралась, достала листок бумаги и попробовала узнать всё, что можно узнать о Констанце прежде чем его увидеть. Сначала мне хотелось в Мюнхен, но обстоятельства заставили находиться внутри Баден-Вюртемберг. Тянуло прочь из лесистого Карлсруэ к воде, к моей настоящей стихии. Про Констанц получилось где-то листок А4 моим средним почерком - не много, но что-то - плюс путеводитель в формате пдф на английском. Я заделала термос, бутерброды, взяла рюкзачок и впереди меня 3 часа электрички, неизвестность, моросящий дождь и одиночество.
Собственный образ навёл меня на романтические размышления. Я давно уже не ходила просто так, как в старые добрые: джинсы, майка, свитерок, спортивная куртка, сапоги на низком каблуке, рюкзак за плечами, завязаны волосы. Чем-то это напоминало моё детство и его вечную забывчивость о том, что я девочка и надо быть девочкой, а не диким созданием, выстругивающим палки и коллекционирующим мхи и капы.
Я удобно уселась в электричке, достала книжку и погрузилась в чтение любимого Борхеса на немецком, прежде чем очутиться "в самом итальянском городе Германии". Самые итальянские окрестности Германии через полтора часа дороги встретили меня такой Россией, что я достала фотоаппарат, потому что всё шло под запись. Выехав из +8 в любимом Карлсруэ через несколько сотен километров НА ЮГ на платформах лежали такие груды снега, что люди ходили по цепочке, держась друг за друга и за электричку. Горы, крыши домов, машины - всё было в снегу, на глазок где-то 25-30 см осадков. Я подумала, что а) еду к себе на дачу, б) у меня будет впечатление настоящего снежного Рождества и с) надо смотреть внимательно, потому что в городе снега не будет.
И точно. Я вышла из маленького вокзала, заставленного строительными лесами, на улице хлюпал растаявший наст, шёл дождик и капало с веток. Констанц - вернее, надо говорить не Констанц, а Коншданц - так вот Коншданц лежит на Бодензее, оно же озеро Боденское, оно же лейк Констанция - самое большое в западной Европе. Напоминающее мне родное Ладожское (как и все большие озёра, впрочем), Бодензее отличается известной чистотой вод и их "карибским" оттенком - изумрудно-голубым, довольно ярким. Я стояла на Райнбрюке - мосту, перекинутом в том самом месте, где батюшка Рейн растворяет свои воды в озере, наполняя его на две трети, и смотрела на белые вершины швейцарских Альп на правом берегу, внизу плавали лебеди. Чуть поодаль на воде спало несколько сот уток, издалека казавшихся рассыпанными по глади воды бусинками. Боденское озеро даёт приют множеству разных видов рыб: красным и белым. Но из-за "позитивной экологизации" (это как "позитивная дискриминация", в данном случае чрезмерное очищение вод), две трети рыб приходится выращивать искусственно, потому что, как известно, белой и красной рыбе нужен разный фосфорный баланс, который сильно накренился в сторону белой с тех пор как виноградники и фруктовые сады по берегам перестали обрабатывать удобрениями.
В Информейшн офис я взяла небольшой, но симпатичный путеводитель по городу. Коншданц - это город, в котором дома имеют название, а фасады чаще всего расписаны "под лубок". Впрочем, не это отличает его от прочих немецких городов. Минут через 15 ходьбы я наткнулась на табличку, на которой был красноречиво перечёркнут Констанц и написано "Швейцария". Люди спокойно ходили туда и обратно, и у меня возникло подозрения, что если обойти эти ворота, то в страну фондю, часов и шоколада можно попасть просто перейдя сквер во дворе. Однако я достала паспорт, честно подошла к пограничникам, которые зачем-то таки стояли посреди дороги и ткнула им в нос своей большой розово-зелёной визой на две страницы. Бедолаги, кажется, вообще не поняли вопроса. На их лице было написано смятение в духе "такое чувство, что вам кто-то запрещает в Швейцарию. Да идите за ради Бога!" Так они мне примерно и сказали, ну я и пошла. Как вы понимаете, переступив заветный рубеж, на меня не посыпались швейцарские франки, часы ролекс, пёстрые гетры и прочая атрибутика. Ну да, там ездили машины с буквами CH, и кое-где развевался квадратный белый крест на красном. Я постояла и пошла обратно в Дойчланд.
В мои планы входило ещё съездить на остров Майнау, который называют тропическим раем на Бодензее. Не знаю, какой уж тропический рай я собиралась найти 20 декабря, но одинокий автобус уже вёз меня прочь из города, напоминая окрестностями нижнее шоссе из Ольгино до Зеленогорска, где по левую сторону нет-нет да и мелькнёт Финский. В общем, приехала. Купила билетик, прошла по длинной косе, соединяющей остров и материк, вначале которой стоял не много не мало большой железный крест с изображением Иисуса Христа и двух каторжников. По легенде, этот крест бросили сюда шведские воины, когда поняли, что награбленное добро может потопить их корабль. Для моей русской души это была перегрузка символикой. Остров встретил меня молчанием и пустынностью. Одно из самых волнующих ощущений - будто здесь были люди, а потом они вдруг взяли и ушли, оставив всё, как было - вновь настигло меня. Огромные старые деревья, мансарды, поросшие мхом, стулья и столики летнего кафе, ветер, мерцающий маяк на пристани, на которую уже никто не причалит. Я подумала, что - Боже мой - я на острове посреди огромного озера, до места, имеющего ко мне хоть какое-то отношение - сотни километров, до дома - больше двух тысяч, и здесь ни души. Никого. Я не чувствую энергетику мест и не испытываю страха там, где его не должно быть, но я бы нисколько не удивилась тогда, если бы мне сказали, что на этом острове есть люк, внутри которого человек нажимает на кнопку каждые сколько-там секунд, чтобы мир не разлетелся на кусочки, как в том сериале, вы знаете. Уже на обратном пути я наткнулась на теплицу, в которой горел свет - это оказался питомник для тропических бабочек. И опять ни души. Я прошла сквозь занавески из бамбука - и объектив фотоаппарата моментально запотевал - влажность была критической. Внутри цвели орхидеи, журчали ручьи, обрушивались искусственные водопады, в пруду плавали морские черепахи и огромные рыбы. И, конечно же, повсюду порхали огромные пёстрые бабочки. Одна из них даже облюбовала меня и проделала путь со мной, сидя на моей куртке, но бамбуковая занавеска помешала ей покинуть свою райскую обитель. Бабочки кушали апельсинчик, ананасик и банан - это привело меня в настоящее умиление, я тоже решила выпить с ними чайку и съесть бутерброд, к которому они оказались равнодушны. Снаружи меня ждали абсолютные сумерки юга.
Между тем мой собственный психологический эксперимент над собой подходил к концу. Я, наследуя аналоговую природу вещей, стояла на остановке, на которой нужно было нажать на кнопку, чтобы автобус сделал крюк к тебе. А если ты не поймёшь, что там написано, никто к тебе никогда и не приедет. Я ехала назад в удобной двухэтажной электричке, только иногда трещало в ушах, когда поезд поднимался на какую-нибудь из вершин шварцвальда. На одной из станций вошла молодая пара, с которыми я ехала туда, они узнали меня и улыбнулись. За окном было темно, я видела только своё отражение в стекле. Разделась, сняла обувь, свернулась калачиком на мягких креслах. За мной сидело два солярных мальчика с каменьями в ушах, в фиолетовой и бирюзовой футболках и пели какие-то венгерские песни. Может, молдавские - я не очень в этом.
Вернулась в свою комнатку, залегла и спала до двух часов следующего дня. Проснулась - светило яркое солнце. Такое, которого никогда не бывает в Петербурге в декабре. Я подумала, что хорошо, что когда у меня нет родных туч над головой, я могу быть сама себе небом.