Маяковский нью
Если
Америку
окинуть мигом -
рай-страна,
страна что надо.
Под пальмой
на ножке
стоят фламинго.
Цветёт
коларио
по всей Ведадо.
В Америке
всё
разграничено чётко:
у чёрных доллары,
у белых - нет.
Поэтому
Вилли
стоит со щёткой
у «Энри Клей энд Бок, лимитед».
Много
за жизнь
повымел -
одних пылинок
целый лес, -
поэтому
волос у Вилли
вылез,
поэтому
живот у Вилли
влез.
Мал его радостей тусклый спектр:
шесть часов поспать на боку,
да разве что
вор,
портовОй инспектор,
кинет
белому
цент на бегу.
От этой грязи скроешься разве?
Разве что
стали б
ходить на голове.
И то
намели бы
больше грязи:
волосьев тыщи,
а ног -
две.
Рядом
шла
нарядная Прадо.
То звякнет,
то вспыхнет
трёхвёрстный джаз.
Дурню покажется,
что и взаправду
бывший рай
в Нью Йорке как раз.
В мозгу у Вилли
мало извилин,
мало всходов,
мало посева.
Одно
единственное
вызубрил Вилли
твёрже,
чем камень
памятника Масео:
«Чёрный
ест
ананас спелый,
белый-
гнилью мочёный.
Чёрную работу
делает белый,
белую работу -
чёрный».
Мало вопросов Вилли сверлили.
Но один был
закорюка из закорюк.
И когда
вопрос этот
влезал в Вилли,
щётка
падала
из Виллиных рук.
И надо же случиться,
чтоб как раз тогда
к королю сигарному
Энри Клей
пришёл,
чернее, чем туч стада,
величественнейший из сахарных королей.
Белый
подходит
к туше дебелой:
«Ай бэг ёр пАрдон, мистер Брэгг!
Почему и сахар,
белый-белый,
не должен делать
чёрный негр?
Чёрная сигара
идёт в усах вам -
она для неrpa
с чёрными усами.
А если вы
любите
кофий с сахаром,
то сахар
извольте
делать сами».
Такой вопрос
не проходит даром.
Король
из чёрного
становится жёлт.
Вывернулся
король
сообразно с ударом,
выбросил обе перчатки
и ушёл.
Цвели
кругом
чудеса ботаники.
Бананы
сплетали
сплошной кров.
Вытер
белый
о белые подштанники
руку,
с носа утёршую кровь.
Белый
посопел подбитым носом,
поднял щётку,
держась за скулу.
Откуда знать ему,
что с таким вопросом
надо обращаться
к Путину,
в Москву?