Носкоед
Лапсик. Лапками так вот маленькими своими тёп-тёп. Лохмуша моя ласковая, лизуша. Носопырка и ухи мои сладкие.
Проклятое косматое чудовище. Швабра вонючая. Чертов... чертов носкоед!
* * *
У меня дома доживает свой век доставшийся мне в наследство от бабушки маленький беленький косматый носкоед.
Впрочем, он и трусами не брезгует, если может дотянуться.
С голоду, тоски по вкусно пахнущим человекам или просто из вредности он ест наше с любимым underware - установить не удалось.
Но факт остается фактом. Непосредственно за процессом его застукать ни разу не удалось, но мысленно я прямо так и вижу всю эту картину.
«Пух, дома,» хлоп, поворот ключа - а он остался стоять на пороге комнаты. Какое-то время собакин всматривается в закрытую дверь, наклоняет голову вбок, смешно топорщит уши. Потом вздыхает, разворачивается и цокает в угол, где валяется его собственная лежальная тряпочка.
Смотрит на нее некоторое время. Еще раз вздыхает. Может, даже ложится. Но так или иначе, рано или поздно, а наступает момент, когда он поворачивается к своей прекрасной тряпочке спиной, во всех смыслах. Если быть точным, то даже скорее попой. Он же собака - у него спина сверху. И вот тогда он цокает к креслу. И там, оставшись дома один, в тишине, в сгущающихся за окном сумерках, он стаскивает на пол с кресла слегка свисающие с него джинсы. Вместе с ними падают носки, трусы и футболка. Он сгребает все это в симпатичную кучку, крутится, топчется и наконец - с очередным вздохом - укладывается сверху. Чмокает, чавкает, ежится, пыхтит. Снова встает и топчется. И еще. Но вот где-то в череде этих перетоптываний под его слепошарый нос попадает носок. Ммм, носок! Он обнимает его лапами. Нюхает. Облизывает. Задумывается. Еще раз облизывает. Облизывает. Облизывает...
А потом, вернувшись, мы обнаруживаем теплое гнездышко на полу и две слюнявые и очень дырявые тряпочки рядом.
Мало, мало что еще так способствует аккуратному складыванию одежды в шкаф.
:-)
Проклятое косматое чудовище. Швабра вонючая. Чертов... чертов носкоед!
* * *
У меня дома доживает свой век доставшийся мне в наследство от бабушки маленький беленький косматый носкоед.
Впрочем, он и трусами не брезгует, если может дотянуться.
С голоду, тоски по вкусно пахнущим человекам или просто из вредности он ест наше с любимым underware - установить не удалось.
Но факт остается фактом. Непосредственно за процессом его застукать ни разу не удалось, но мысленно я прямо так и вижу всю эту картину.
«Пух, дома,» хлоп, поворот ключа - а он остался стоять на пороге комнаты. Какое-то время собакин всматривается в закрытую дверь, наклоняет голову вбок, смешно топорщит уши. Потом вздыхает, разворачивается и цокает в угол, где валяется его собственная лежальная тряпочка.
Смотрит на нее некоторое время. Еще раз вздыхает. Может, даже ложится. Но так или иначе, рано или поздно, а наступает момент, когда он поворачивается к своей прекрасной тряпочке спиной, во всех смыслах. Если быть точным, то даже скорее попой. Он же собака - у него спина сверху. И вот тогда он цокает к креслу. И там, оставшись дома один, в тишине, в сгущающихся за окном сумерках, он стаскивает на пол с кресла слегка свисающие с него джинсы. Вместе с ними падают носки, трусы и футболка. Он сгребает все это в симпатичную кучку, крутится, топчется и наконец - с очередным вздохом - укладывается сверху. Чмокает, чавкает, ежится, пыхтит. Снова встает и топчется. И еще. Но вот где-то в череде этих перетоптываний под его слепошарый нос попадает носок. Ммм, носок! Он обнимает его лапами. Нюхает. Облизывает. Задумывается. Еще раз облизывает. Облизывает. Облизывает...
А потом, вернувшись, мы обнаруживаем теплое гнездышко на полу и две слюнявые и очень дырявые тряпочки рядом.
Мало, мало что еще так способствует аккуратному складыванию одежды в шкаф.
:-)