о клещах и людях
Давно это было, когда я была еще девочкой-цветочком, мне едва стукнуло 14, на год больше, чем сейчас моему Димке. Поехали мы тогда классом на базу отдыха, где и ухватил меня клещ за сочную девичью ляжку. Клещи мне тогда были в новинку, посему отправилась я в ближайший медпункт, который оказался в соседском пионерском лагере, дабы расторгнуть наше с клещом сосуществование. Юница, отображающая медработника лагеря с клещами доселе, похоже, тоже не сталкивалась. Она намазала клещевую задницу детским кремом и села в длительную медитацию. Клещ к акту помазания отнесся стоически, продолжил питаться. После получасового ожидания белохалатная дева взяла скальпель и велела мне не орать, ибо клещ, по ее сведениям, обезболил мне ляжку по самые уши. Дрожащей рукой (проигнорировав всякие предварительные ласки, типа обеззараживания спиртом ) она вырезала из ноги кусок мяса с клещом посередине и бодро шлепнула его в мусорку. После чего мне было предложено зажать ранку рукой и пойти восвояси. Через несколько дней я решилась рассмотреть дырку в ноге поподробнее и обнаружила в ней загноившийся клещевой хоботок. Хоботок я вынула и залила все безобразие йодом. А через две недели у меня поднялась температура, посему отправили меня в детскую больничку, в неврологию
Больничка была переполнена. В неврологии было 8 палат, в каждой, кроме 1-й и 6-й, лежали мамашки с младенцами и блюли порядок среди мелких. В 1-й палате за старшего лежал 14-летний Тенгиз, а меня, стало быть положили блюсти 6-ю. Личности в ней собрались колоритнейшие.
Самый старший из них был десятилетний Мишка. Красавец писаный, был бы он постарше, влюбилась бы, ибо к своей внешности, имел он авантюрного склада характер, был смел и хитер. Правда, у него было сильно больное сердце и фиг знает, какие проблемы с неврологией. До меня за старшего был он, старался защищать своих сопалатников от гадов из 1-й палаты, за что частенько бывал гадами бит. Второй по старшинству был Вадька. Он тоже лежал после клеща. Лекарств в больнице не было, поэтому от всех болезней лечили уколами магнезии. Кроме нее был еще димедрол, но его использовали только в качестве наказания. Как моя мама умудрилась в те времена дикого дефицита и разгара клещевого сезона раздобыть мне гамма-глобулин на один курс лечения - я никогда не узнаю. Одно я знаю точно: когда дело касается ее детей или учеников, моя мама способна добыть Солнце, Луну и богиню Фрейю. Так вот, врачи рассудили по справедливости, что неправильно будет, когда у одного ребенка есть лекарство, а у другого - нет, потому они мой гамма-глобулин распополамили на нас с Вадькой, о чем моя мама так никогда и не узнает. У Вадьки был один недостаток - он стучал на всех про любые нарушения режима, ему страшно нравилось наблюдать, как кого-то заламывают и ставят усыпляющий укол. Особенно часто стучал он на Ваську. Ваську привезли из какой-то деревни. Привезли жутко истощенного и в одной майке. Его родители считали, что человек, в пять лет писающийся по ночам, не достоин ни штанов, ни трусов. Одна из медсестер отдала ему свои трусы, а Мишка спер в 1-й палате шорты, причем наврал, что Васька их уже обмочил, чтоб не отобрали. Васька был страшно свободолюбив, он не понимал, почему он должен слушаться злобных теток в белых халатах, делающих ему болючие уколы. Васька хотел только двух вещей - есть и лазить по скалам. Ближе к ужину медсестры посылали пацанов из 1-й палаты отыскивать Ваську, те его отлавливали, били и тащили в больницу, где медсестра ставила ему лошадиную дозу димедрола, чтоб не сбежал,а наутро его ругали за уписанный матрас. Был еще в палате загадочный мелкий. Ему на вид можно было дать года три. Как-то однажды он перестал говорить. Никто не знал, почему, потому его, как и всех прочих, лечили магнезией. Мы даже не знали, как его зовут. Странно, но его никто никогда не обижал и не наказывал. Было в его взгляде что-то такое, что любому агрессору становилось неуютно, и он спешил удалиться. Самой мелкой в палате была Альбинка. Про нее тоже известно было немного: что она криминальный аборт, что нашли ее в июне на помойке, что весила она тогда 700 грамм. К тому моменту, как я стала о ней заботиться, весила она уже больше килограмма и никогда не кричала, даже когда была голодна или намокла.
Да, материнский инстинкт в 14 лет был у меня уже довольно силен, и я стала заботиться обо всех мелких из своей палаты, как о родных детках. Первым делом пришлось подраться с Тенгизом, за что мы оба получили по дозе димедрола, но проблем с 1-й палатой у нас больше не было. Еще нужно было каждый день снимать Ваську со скал до того, как его хватятся, и делать вид, что он никуда не убегал (плюс внушать Вадьке, что ябедничать очень плохо). Еще надо было будить Ваську среди ночи и вести в туалет. Ну, плюс к тому менять пеленки Альбинке (молчащий мелкий мне всегда помогал с этим) и бегать к медсестре за молочной смесью.
Первым от нас забрали Мишку - его повезли в областную делать операцию на сердце. После того, как Васькин матрас неделю оставался сухим, его тоже выписали, за ним приехала тетка, родители-алкаши не удосужились. Потом удочерили Альбинку. Нас с Вадькой выписали одновременно, как только кончился гамма-глобулин. А мелкий так и остался после нашей выписки, провожал нас до выхода. Надеюсь, он в конце концов заговорил, несмотря на все ужасы советской медицины.
Больничка была переполнена. В неврологии было 8 палат, в каждой, кроме 1-й и 6-й, лежали мамашки с младенцами и блюли порядок среди мелких. В 1-й палате за старшего лежал 14-летний Тенгиз, а меня, стало быть положили блюсти 6-ю. Личности в ней собрались колоритнейшие.
Самый старший из них был десятилетний Мишка. Красавец писаный, был бы он постарше, влюбилась бы, ибо к своей внешности, имел он авантюрного склада характер, был смел и хитер. Правда, у него было сильно больное сердце и фиг знает, какие проблемы с неврологией. До меня за старшего был он, старался защищать своих сопалатников от гадов из 1-й палаты, за что частенько бывал гадами бит. Второй по старшинству был Вадька. Он тоже лежал после клеща. Лекарств в больнице не было, поэтому от всех болезней лечили уколами магнезии. Кроме нее был еще димедрол, но его использовали только в качестве наказания. Как моя мама умудрилась в те времена дикого дефицита и разгара клещевого сезона раздобыть мне гамма-глобулин на один курс лечения - я никогда не узнаю. Одно я знаю точно: когда дело касается ее детей или учеников, моя мама способна добыть Солнце, Луну и богиню Фрейю. Так вот, врачи рассудили по справедливости, что неправильно будет, когда у одного ребенка есть лекарство, а у другого - нет, потому они мой гамма-глобулин распополамили на нас с Вадькой, о чем моя мама так никогда и не узнает. У Вадьки был один недостаток - он стучал на всех про любые нарушения режима, ему страшно нравилось наблюдать, как кого-то заламывают и ставят усыпляющий укол. Особенно часто стучал он на Ваську. Ваську привезли из какой-то деревни. Привезли жутко истощенного и в одной майке. Его родители считали, что человек, в пять лет писающийся по ночам, не достоин ни штанов, ни трусов. Одна из медсестер отдала ему свои трусы, а Мишка спер в 1-й палате шорты, причем наврал, что Васька их уже обмочил, чтоб не отобрали. Васька был страшно свободолюбив, он не понимал, почему он должен слушаться злобных теток в белых халатах, делающих ему болючие уколы. Васька хотел только двух вещей - есть и лазить по скалам. Ближе к ужину медсестры посылали пацанов из 1-й палаты отыскивать Ваську, те его отлавливали, били и тащили в больницу, где медсестра ставила ему лошадиную дозу димедрола, чтоб не сбежал,а наутро его ругали за уписанный матрас. Был еще в палате загадочный мелкий. Ему на вид можно было дать года три. Как-то однажды он перестал говорить. Никто не знал, почему, потому его, как и всех прочих, лечили магнезией. Мы даже не знали, как его зовут. Странно, но его никто никогда не обижал и не наказывал. Было в его взгляде что-то такое, что любому агрессору становилось неуютно, и он спешил удалиться. Самой мелкой в палате была Альбинка. Про нее тоже известно было немного: что она криминальный аборт, что нашли ее в июне на помойке, что весила она тогда 700 грамм. К тому моменту, как я стала о ней заботиться, весила она уже больше килограмма и никогда не кричала, даже когда была голодна или намокла.
Да, материнский инстинкт в 14 лет был у меня уже довольно силен, и я стала заботиться обо всех мелких из своей палаты, как о родных детках. Первым делом пришлось подраться с Тенгизом, за что мы оба получили по дозе димедрола, но проблем с 1-й палатой у нас больше не было. Еще нужно было каждый день снимать Ваську со скал до того, как его хватятся, и делать вид, что он никуда не убегал (плюс внушать Вадьке, что ябедничать очень плохо). Еще надо было будить Ваську среди ночи и вести в туалет. Ну, плюс к тому менять пеленки Альбинке (молчащий мелкий мне всегда помогал с этим) и бегать к медсестре за молочной смесью.
Первым от нас забрали Мишку - его повезли в областную делать операцию на сердце. После того, как Васькин матрас неделю оставался сухим, его тоже выписали, за ним приехала тетка, родители-алкаши не удосужились. Потом удочерили Альбинку. Нас с Вадькой выписали одновременно, как только кончился гамма-глобулин. А мелкий так и остался после нашей выписки, провожал нас до выхода. Надеюсь, он в конце концов заговорил, несмотря на все ужасы советской медицины.