Г.Л.Курдюмов 03.08.95 (http://userweb.tsr.ru/~georg/per/rt.htm)
Кризис науки?
"Где можно заработать умом? Похождения молодого кандидата наук в поисках рыночного Эльдорадо" -
Это название моей статьи, опубликованной 9 августа 1995 года в газете "Рабочая трибуна". Здесь - первоначальная версия текста, до правки в редакции, приведшей, в частности, к его разделению на две части. Вторая появилась в печати существенно позже - 29 марта 1996 года и называлась не столь весело:
"В науке не должно быть нахлебников".
tsr.ru/~georg
1. УЧЕНЫЕ В РЫНКЕ
(невеселые картинки кризиса)
Недавно мне позвонил мой бывший коллега, математик Андрей Леонтович. К моему немалому удивлению, он сказал, что за изданную некогда в Америке книгу, в которой я значусь в числе авторов, мне положен гонорар, и что он готов передать мне в связи с этим 35 английских фунтов или 56 $ США.
Встретились у него дома. Хозяин отнюдь не производил впечатление человека богатого и преуспевающего, хотя книг в квартире было много. Из беседы за чашкой чая я узнал, что наше тогдашнее направление - теория вероятностных клеточных автоматов - со времени моего ухода (в начале 80-х годов) практически не развивалось. По крайней мере, ему, Андрею, не было известно о каких-либо существенных результатах и новых людях, в нем работающих. Кое-что я узнал о бывших коллегах. Роланд Львович Добрушин, как знаменитая личность, процветает и постоянно ездит между Америкой и Россией, бОльшую часть времени проводя в Америке. Почти столь же популярный и подававший большие надежды Леонид Левин успешно работает только в Америке. Андрей Тоом с женой - тоже в Америке, хотя работает он там не столь успешно, просто преподает в колледже. Леонтович и Николай Васильев продолжают работать в МГУ. Как я понял, занимаются там прикладными исследованиями, связанными с молекулярной биологией и генетикой человека. Ольга Ставская ушла на пенсию и наукой больше не занимается. Наиболее удивительную новость я узнал о Виталии Крюкове, неплохом организаторе и ученом с практической направленностью из подмосковного академгородка Пущино. Год назад он ушел в монастырь.
Я рассказал оптимистическую историю еще одного нашего коллеги, Николая (его фамилию он просил не упоминать). Не имея ни малейшего стартового капитала, он научился у своего сына торговать ваучерами, неплохо и не спеша освоился на бирже... В общем, он сейчас ни в чем не нуждается. Когда история с ваучерами кончилась, он не стал ввязываться в рискованные игры с МММ и т.п., а вместо этого купил себе хороший компьютер и тоже не спеша стал его осваивать. Рассказал я и о менее впечатляющих собственных достижениях в мире рынка.
Впервые с обеднением ученых я столкнулся давно. Мой отец, сколько я его помню, всегда был кандидатом технических наук и старшим научным сотрудником. До самой пенсии он получал зарплату 300 рублей. Когда-то это было много; но год от года становилось все меньше, меньше...
Это обстоятельство не повлияло на мою собственную устремленность к науке. В шестидесятые и семидесятые годы мы жили под знаком прогресса. И если широко разрекламированный в ту пору прогресс общественных отношений не выглядел убедительно, а порой и вовсе вызывал усмешку, то прогресс науки и техники представлялся абсолютно бесспорным, зримым и радостным. Верилось, что одни лишь научные достижения, вовремя и широко внедренные в жизнь, избавят человечество от всех проблем. Стало быть, сиюминутные бытовые проблемы отдельного человека не имеют большого значения: со временем они решатся как бы сами собой. Иногда так и получалось.
Моя научная карьера начиналась бурно. Первую свою научную работу по математике я написал, когда учился на первом курсе Московского института электронного машиностроения. Ко времени окончания учебы в 1976 году их у меня было около десятка. Специальность - теория вероятностей и теория алгоритмов. Кандидатскую диссертацию я защитил в 1978 году. Работал в академическом Институте проблем передачи информации, что давало мне очень большую (по тем временам) свободу деятельности.
Практическая ценность занятий математикой тогда постоянно дискутировалась. Мне не хотелось становиться "кабинетным ученым" с непонятно кому и зачем нужными трудами. Электронная техника и, отчасти, биология всегда были в сфере моих интересов, в них я пытался искать если не приложения, то, по крайней мере - аналогии своим математическим построениям.
Несмотря на увлеченность наукой, в 1973 году я женился, а в 1974 - родилась первая дочь. Вопрос о материальном достатке стоял очень остро. И вот однажды, после очередного моего успешного выступления на семинаре в институте, к нам в гости пришел мой коллега, Иван Архипов. Мы неплохо побеседовали о возможностях многомерного ручного управления непрерывно меняющимися сигналами, а в конце беседы он, как бы между прочим, сказал, что знает способ, как можно в нашей стране, не особенно напрягаясь, зарабатывать приличные деньги. Он поставил себе задачу: как, не нарушая закон и не рискуя своим здоровьем, получать наибольшее количество рублей в час. Максимум был найден в районе пяти, и наблюдался на мытье витрин. Для этого ему пришлось разработать и довести до совершенства кое-какие технологии и устройства; но суть не в них, а исключительно в итоговом показателе: количестве денег, получаемых в единицу времени. Несложные вычисления показывали, что мыть окна бесспорно выгоднее, чем делать научную карьеру, ибо стекломойщик мог, не сильно утруждаясь, сразу рассчитывать на зарплату профессора и выше. Подход был достаточно убедительный, хотя сама идея подобной потери квалификации поначалу мне совсем не нравилась. Но время шло, нужда в деньгах не убывала... в общем, весть о смерти Брежнева я встретил, возвращаясь с очередной помывки. Впрочем, и тогда деньги не были для меня самоцелью, а главным образом - мерой полезности тех или иных разработок. Не имея возможности (отчасти - не желая) "делать ракеты", я продолжал усовершенствовать щетку с автоматически регулируемым напором воды, и это давало свои конкретные результаты. Но оконной темой я не ограничивался.
Более чем скромное материальное положение ученых можно связать с невостребованностью результатов их теоретических работ. С другой стороны, я не хотел "работать на войну" и добровольно закрыл себе путь в секретные институты и лаборатории. Впрочем, не менее моральных соображений меня отвращала от них необходимость каждый день ходить на работу и мириться с прочими режимными строгостями. И все-таки мне удалось найти применение своей научной мысли, которое, как казалось, можно было разрабатывать практически в одиночку. Это ручное трехмерное управление цветом. Замысел прост: человек перемещает в пространстве ручку управления, меняя при этом яркость красного, зеленого и синего световых источников. В основе - идеи музыкального инструмента "терменвокса", "музыки для глаз" и трехмерности цветового восприятия. Знакомые электронщики помогли мне начать выпуск таких устройств, которые нашли применение в театрах и на концертах. Одно время я сам работал театральным осветителем. Затем стал корреспондентом журнала "Изобретатель и рационализатор", поддержавшего на первых порах мою световую идею. Со временем удалось получить в связи с этим два авторских свидетельства на изобретения. Предполагалось, что такие устройства позволят управлять не только оттенками цвета, но и любыми другими непрерывно меняющимися сигналами. Применительно к компьютерам это означает, в частности, трехмерный аналог известного устройства ввода "мышь".
Одно время - а это было начало перестройки - мне даже удавалось сводить концы с концами, изготавливая и продавая устройства трехмерного управления цветом. Но неказистый внешний вид этих самоделок и полное отсутствие их профессиональной рекламы резко ограничивали перспективы этой деятельности. Справиться с проблемами можно было лишь перейдя на другой уровень работы, к чему я оказался не готов. Но тут открылась иная возможность заняться электронным бизнесом, казавшаяся в коммерческом плане значительно более перспективной: телефоны с определителями номера. На этом поприще я неожиданно встретился со своим старым знакомым, математиком Николаем, который сам написал программу определения номера для простейшего компьютера БК-10. Энергичное начало моего телефонного бизнеса совпало с известными событиями августа 1991 года. Я участвовал в усовершенствовании этих телефонов-определителей, составлял к ним описания, но больше - занимался их продажей. Это позволило жить безбедно, но не дало составить сколько-нибудь заметного капитала. После очередного спада телефонной торговли я последовал примеру Николая. Поторговал немного ваучерами, затем, более или менее успешно, поиграл в билетики своего однокашника Сергея Мавроди (мы с ним заканчивали один и тот же факультет МИЭМа, притом я - на два года раньше).
Но это - не то дело, которым можно жить долго. Опустел постепенно переполненный некогда торговый зал Центральной Российской Универсальной Биржи... Что теперь делать? На оставшиеся от ваучеров и МММ деньги я успел купить компьютер с модемом, которые дают мне сейчас скорее возможность самовыражения и не вполне определенные надежды на будущее, нежели реальный доход. Да оставшиеся от прежних времен телефоны и прочую технику постепенно распродаю. Поскольку моя научная специальность по-прежнему никому не нужна, надеюсь найти себе применение в бизнесе.
Говорят, ученому и изобретателю положено быть оптимистом, потому что иначе он едва ли доживет до результатов своих трудов. И хотя в целом картина складывается не особенно радостная, я не склонен предаваться унынию ни за себя лично, ни за судьбу страны, ни, тем более - за судьбы науки. О своем понимании причин нынешнего кризиса науки и возможных путях выхода из него я надеюсь рассказать в следующей публикации.
2. БЫТЬ ЛИ УЧЕНЫМ НАХЛЕБНИКАМИ ?
(взгляд не совсем со стороны)
Большая часть этой статьи была написана этим летом, в ответ на пожелание редактора газеты поделиться своими мыслями о причинах нынешнего научного кризиса. В силу своих жизненных обстоятельств, думать о них мне пришлось немало, и задолго до того, как этот кризис разразился в полную силу. Подробнее об этих самых обстоятельствах писала РТ 9 августа 1995 г.; что же до общих соображений из второй части статьи, то по разным причинам они не были доведены до печатного состояния. Тем временем кризис науки продолжал развиваться. И вот уже вижу по телевизору ее представителей, митингующих под красными флагами и с плакатами со словом "ДАЙ!". Вопрос о голодовках обсуждается уже не в переносном, а в самом прямом смысле слова. Конечно, мой взгляд на проблему можно сравнить с точкой зрения крысы, сбежавшей с корабля еще до того, как он начал по настоящему тонуть... Разумеется, все, что здесь написано, не основано на объективной и полной информации в масштабах страны, многое - спорно и нуждается в уточнениях. Тем не менее, этот личный взгляд отчасти изнутри, отчасти извне проблемы, стал, как не модно сейчас говорить - результатом многолетних раздумий и не всегда радостного личного опыта. Полагаю, что он может быть достаточно интересным исходным материалом для принятия дальнейших решений.
Лет 10-15 назад меня поразило пророчество Станислава Лема из его знаменитой книги "Сумма технологии", напечатанной в 1967 году. Единственное предсказание, которое он считал достоверным - сокращение темпов роста числа ученых. Обоснование этому было достаточно простое и убедительное: за последние двести лет число ученых в мире удваивалось примерно каждое десятилетие. Если предположить, что такой рост будет продолжаться, то к концу ХХ века их число должно сравняться или даже превысить население планеты. Это, очевидно, невозможно. Стало быть, существовавшая на протяжении двух веков устойчивая тенденция должна чем-то смениться. Лем не пытается детально анализировать, как именно это произойдет: в то время, при глобальном увлечении научно-техническим прогрессом, это было бы достаточно сложно. Мы же наблюдаем эту смену тенденций во всей красе. Нелегко было бы тогдашним интеллигентам сообразить, что главную роль в грядущих переменах исполнит... "золотой теленок". Подробно говорить о деньгах в те времена у нас было не принято.
Можно сказать больше: в значительной мере коммерческое начало противоречит самой сущности фундаментальной науки и идеям просвещения. Если пытаться отнестись к научным знаниям как к своего рода товару, то непременно придется ограничить распространение этих знаний: иначе - какой смысл будет кому-либо за них платить, когда и так можно получить все бесплатно? Но ограничить распространение знаний непросто: каждый, кто их так или иначе имеет, может относительно легко и ничего не теряя передать эти знания другим людям (в этом отличие знаний от материальных объектов). Стало быть, чтобы ограничения все же действовали, приходится идти на особые меры: объявлять знания тайной и наказывать за их разглашение, намеренно распространять заблуждения, чтобы не все могли отличить настоящие знания от их имитации, и т.п. Осуществление таких мер требует усилий нередко бОльших, нежели сама добыча знаний. История знала немало таких мер. Просвещение отвергло эти ограничения, объявив знания всеобщим достоянием и поставив задачу максимально широкого их распространения. Это дало научно-технический прогресс со всеми его добрыми плодами и... впрочем, о недобрых плодах прогресса скажу чуть позже, а сейчас - о еще одной проблеме.
Как известно, серьезные научные исследования требуют обычно значительных затрат, которые часто брали на себя государства. В случае фундаментальных исследований, их результаты могут быть полезными для людей их всех стран; далеко не все из которых участвуют в затратах. В результате нередко оказывается, что тратиться на сами по себе фундаментальные исследования государствам невыгодно. Непомерную роль начинают играть соображения национального престижа. Пример - полет человека на Луну, поглотивший средства во много раз бОльшие, чем, например, международная программа по искоренению черной оспы. Другая сторона государственной поддержки науки - тенденция к максимальному засекречиванию исследований и особое внимание к военным приложениям. Но сути науки противоречит любая секретность; не только связанная с торговлей знаниями. Кроме всего прочего, она исключает широкий контроль и критику сообщений, выдаваемых за научные результаты, и таким образом открывает дорогу шарлатанам, с важным видом гребущим деньги из военных бюджетов, прикрываясь наукообразной терминологией и обещанием очередного чуда.
Из сказанного напрашивается вывод: ученым не следует излишне полагаться на финансирование из бюджета своей страны, а лучше позаботиться о том, чтобы их полезные для всего мира исследования чаще обретали адекватную поддержку международных организаций.
Вернемся к вопросу о полезности. В славные времена недавнего прошлого основная задача науки воспринималась порой как захват сфер влияния людей в материальном мире или подготовка к военному переделу этих сфер. Отсюда и всеобщий восторг от освоения космоса, и бурное развитие ядерных вооружений... Потом неожиданно выяснилось, что "жизненного пространства" вроде бы хватит всем и на земле, а в возможной мировой войне не может быть победителей. Достижения научно-технического прогресса огромны, но жизнь людей вовсе не стала безоблачной. Возникли новые проблемы: экологические, медицинские, экономические... Получило распространение мнение, что вреда от прогресса будто бы больше, чем пользы. Доводы его сторонников я готов выслушивать в саду Акадэма или "под сенью какого-нибудь вяза", но только не с экрана телевизора, и не читать их в виде набранного на компьютере и отпечатанного в хорошей типографии текста. Полагаю, что ясно и без обсуждений, что отказаться от прогресса вообще сейчас невозможно и не нужно. Также нельзя отказаться и от науки, хотя бы уж потому, что некому тогда будет решать возникшие в связи с прогрессом проблемы, те же, к примеру, технические вопросы ядерного разоружения или хранения радиоактивных отходов. Другое дело - направленность разработок должна лучше соответствовать насущным человеческим нуждам.
Не вызывает сомнений, что наука не может существовать и продвигаться без достаточной поддержки. Но есть причины, по которым поддержка эта далеко не всегда ведет к достижению тех целей, ради которых она предпринимается. В некоторых научных кругах бытовала поговорка "наука - это удовлетворение личного любопытства за государственный счет". Это, разумеется, крайняя точка зрения. Но факт, что во многих случаях результаты научных исследований могут быть поняты и оценены лишь очень небольшим числом специалистов. Стало быть, и те, кто распределяет деньги на науку, и, тем более, те, у кого их перед этим забирают (например, в виде налогов) могут иметь лишь очень приблизительное представление о том, что же в результате этих затрат получилось. И дело здесь не только в неэффективно потраченных средствах. Если отвлечься от вопроса о цели исследований, о возможных применениях получаемых результатов (многие ученые склонны к такому абстрагированию), но при этом не отказаться от самих исследований, не погрязнуть в интригах и имитации бурной деятельности, то в лучшем(?) случае на свет могут появиться достижения с потенциалом непредсказуемого воздействия на жизнь людей. И если многим ученым все равно, кто и с какой целью использует в жизни полученные ими результаты, то это далеко не все равно тем людям, на которых эти результаты будут применены.
Это означает, что общественная и государственная поддержка науки не должны восприниматься как некое жертвоприношение абстрактному богу прогресса: контроль за получаемыми результатами здесь вполне уместен и желателен. Но очевидно, что нет и не может быть человека, вполне компетентного во всех областях современной науки, да к тому же еще и облеченного властью распределять немалые средства, неизвестно откуда взявшейся у такого углубленного специалиста. Стало быть, распределение средств, направляемых на поддержку науки, должно опираться на хорошо продуманную и организованную систему экспертных оценок и прогнозирования результатов научного поиска. Правда, само понятие "прогнозирование поиска" содержит противоречие: если заранее знать, где найдешь, то надо ли вообще искать? Его можно частично отвергнуть, если считать, что каждый прогноз - вероятностный. Но этим дело не ограничивается. Метод экспертных оценок может быть хорош при проверке правильности научных результатов, но имеет серьезные ограничения при оценке их полезности.
1) Очень трудно учесть все детали и обстоятельства, связанные с возможным использованием данного научного результата.
2) Трудно давать взвешенную оценку разных факторов (так как нет объективных критериев их значимости).
3) На результатах оценки могут сказаться корпоративные интересы экспертов.
4) Затруднено принятие общего решения в случае расхождения мнений экспертов. Велик риск возникновения интриг, построенных на личных интересах экспертов, а также - связанных с оказанием на них внешнего давления.
5) Специалисты в принципе не должны решать за других людей, что и насколько им нужно. Главная задача специалиста - отвечать на вопрос _как_ достичь той или иной изначально обозначенной цели.
И конечно, сама по себе система распределения средств вместе с необходимой для нее системой экспертной оценки результатов обойдутся обществу недешево; так что еще вопрос, что им в итоге останется распределять на поддержку науки.
Помимо организованной системы экспертных оценок, одним из критериев значимости научных результатов может быть отклик общественного внимания при их популяризации. При хорошо поставленном деле сам по себе этот процесс может быть прибыльным. Сюда можно отнести и платные учебные заведения, курсы, лекции, самоокупающиеся научно-популярные издания, фильмы и т.п. Однако чрезмерное увлечение этой стороной дела грозит потерей достоверности результатов в угоду их зрелищности: экстрасенсы, инопланетяне и снежные люди - вот кто покажет кабинетным занудам почем фунт лиха. Возможны и прочие отрицательные явления, связанные с торговлей знаниями. И все-таки, именно в терпеливой, грамотной, добросовестной и увлеченной популяризации научных знаний может быть один из главных путей выхода науки из нынешнего кризиса. Это относится к фундаментальным знаниям о природе и людях.
Что же касается научно-технических разработок, то с ними ситуация другая. Здесь первостепенное значение имеет их практическая применимость и полезность. В качестве показателя этой полезности разумно обозначить деньги, получаемые от продажи товаров, основанных на данных новшествах. Именно такой подход позволяет взвешенно учесть разные плюсы и минусы предлагаемых разработок, сопоставить их полезный эффект со стоимостью затрат и принимать обоснованные решения "на местах", не обращаясь к громоздкой и не очень эффективной системе экспертных оценок.
Правда, при отсутствии четких моральных ориентиров, одно лишь стремление к материальной выгоде выносит многих умных людей в сферы криминальные или околокриминальные: то есть формально не нарушающие закон, но общественно-бесполезные или разрушительные. Можно, конечно, поспорить, в какой мере бесполезными или разрушительными являются, например, спекуляция ваучерами или создание печально знаменитых у нас сейчас денежных пирамид? Еще менее ясный вопрос - кто и как может отличить общественно-полезные виды деятельности от бесполезных и какие выводы из этого будут делаться? Полагаю, что вопросы эти стоит оставить на совести каждого человека, если таковая у него имеется. Что же касается общества в целом, то здесь для нормального развития экономики очень важно наличие каких бы то ни было четких правил игры, при которых стремление к победе каждого "игрока" соответствовало бы признанным целям для всего общества.
Исходя из этого, я бы сделал вывод: значительную часть технических разработок, имеющих практические применения, следует поддерживать через создание благоприятных условий для мелкого исследовательского бизнеса. Специалистам и организациям, претендующим на наличие у них полезных технических новшеств, предлагается самостоятельно начать их коммерческую разработку. Результатами такой деятельности являются:
1) Знания о полезности (или бесполезности) данных новшеств, о желательных (и нежелательных) областях их применения, о требуемых для этого навыках и рекомендациях. Как правило, эти знания не могут быть сохранены в тайне и становятся достоянием всего общества.
2) Знания о дальнейшем техническом усовершенствовании новшеств. Часть этих знаний может какое-то время сохраняться разработчиками в тайне, в качестве ноу-хау.
3) Материальные средства, полученные от использования новшеств на первых этапах освоения. Их следует рассматривать, прежде всего, как текущую оценку меры полезности данного новшества.
Государственная поддержка такого бизнеса может выражаться в следующем.
1) Освобождение от налогов. Следует учитывать, что общество и государство, так или иначе, получают от разработчиков новшества знания.
2) При малых объемах бизнеса - разрешение упрощенного (или измененного) порядка ведения дел. Это позволит разработчикам новшеств не отвлекаться на первых порах на непривычные для них виды деятельности: составление финансовых отчетов, ведение бухгалтерской документации и т.п., а сосредоточить внимание на усовершенствовании и поиске сфер применения самих новшеств.
3) Консультации и, в необходимых случаях, помощь в вопросах бизнеса: маркетинговых, рекламных, юридических и в особенности - связанных с защитой от разного рода криминальных проявлений. Речь не идет о бесплатном предоставлении всех этих услуг в полном объеме; прежде всего - о консультациях, как можно получить их в наиболее приемлемом виде и по приемлемым расценкам.
Реализаторам новшеств не следует предоставлять значительные государственные кредиты: это привело бы к тому, что практическая проверка новшеств на предмет их полезности в условиях свободного рынка и конкуренции сменилась бы кулуарной борьбой за кредиты; при этом перспективы возвращения таких кредитов - явно сомнительные. С другой стороны, предоставление кредита для развития новшества коммерческой организацией - желательно, ибо означает веру коммерсантов в успех предложенного дела.
В случае успешного развития предприятия мелкого исследовательского бизнеса возможно либо его расширение с постепенным переходом к работе на общих основаниях, либо - передача технологии массового производства данного новшества более крупным производственным предприятиям. Во втором случае условия передачи технологии должны быть таковы, чтобы сполна оправдать все затраты и хлопоты новаторов, дать им возможность рассчитаться с кредитами (если таковые были) и, если они сочтут это уместным - продолжить свою исследовательскую и опытно-конструкторскую работу.
Г.Л.Курдюмов 03.08.95