"Да, дети, приблизительно вот такой..."
Опять Джон Шемякин
За обедом говорили мы о том, что Лев Николаевич Толстой очень любил рассказывать о себе, что, мол, толпы женщин он губил своей необузданностью и непостоянством. Просто фактически уничтожал их, несчастных, своей мощью.
Заедет ли к нему какой искатель истины из воронежских вегатарианцев, поселится ли у него какой литератор-биограф, да хоть бы торопливый сосед заскочит, граф обязательно (не сразу, разумеется, цену себе знал) намекал, что в молодости был ого-го-го-го-го по сдобной женской части. Что, хоть сейчас он ни-ни, но в прежние годы он лобзал и был лобзаем толпами прелестниц! И значительная часть баба через то погибла окончательно. Не могла после графа вообще смотреть на мир. С душой своей испепелённой.
Жене своей перед свадьбой дневник собственый подробный давал читать про свои качественные и количественные показатели в этой сфере.
А потом ещё дулся на Софью Андреевну, за её нечуткость и ревность. Ждал, поди, что Софьюшка обрадуется, прочитавши про разные графские разности. А Софье Андреевне, думаю, за глаза было уже того факта, что Лёва за её мамой ухаживал. И что характерно, чуть было "не погубил"! Чуть было не покалечил судьбу своей будущей тёщи.
Биографа Бирюкова Толстой просит не скрывать его, толстовской, "очень дурной жизни" : "Два события этой жизни особенно и до сих пор мучают меня. И я вам, как биографу, говорю это и прошу вас написать в моей биографии (тут, поди, по столу пальцем постучал со значением). Эти события были: связь с крестьянской женщиной из нашей деревни, до моей женитьбы…Второе - это преступление, которое я совершил с горничной Гашей, жившей в доме моей тётки. Она была невинна, я её соблазнил, её прогнали и она погибла"
Преступление! Соблазнение! Погибла!
Вектор развития событий: Толстой-Соблазнение-Увольнение-Гибель! Можно и ещё сократить, убрав промежуточные последствия: Толстой - и сразу Гибель!
Я честно не знаю, зачем Лев Николевич так на себя наговаривал.
Гаша (Агафья Михайловна) не погибла! (это я сейчас из "Жди меня!" интонации позаимствовал).
Служила горничной у сестры писателя, у Марии Николаевны, долгие годы, никто её не увольнял. Более того, когда к Агафье Михайловне приставали с расспросами про Льва Николаевича, Гаша отрицала вообще всё, "ничего не было!"
Толстому, наверное, было очень обидно. Как же так?! Любое соприкосновение с ним обязано приводить женщин к гибели, женщины должны сгорать в его протуберанцевой короне. А тут такое.
Совсем загубленная Гаша приезжала к Толстому в Хамовники в 1900-м году Толстой оставил по сему поводу запись в дневнике. Так и вижу сию моралите: граф быстро подходит к Гаше, отрывисто спрашивает: "Погублена мной? Ответствуй с честностью, окаянная! Соблазнена мной и погублена?! А?! А?! Да?! Погибла ведь?!" А предерзкая Агафья Михална с цинизмом этим бабьим непередаваемым: "Нет, напротив даже совсем! Не помню я, чего вы там себе навыдумывали! Было б промеж нас что серьёзное да увесистое, я б запомнила, не сомневайтесь! А так и вспомнить у вас нечего…"
Граф эдак несколько пятится, с болезненно искревлённым ртом, и с больным криком убегает в кабинет.
Поэтому в биографии, наставляет Лев Николаевич, надо беспременно указать, что "погибла Гаша" после обесчещивания. Но Гаши мало. Надо ещё написать что-то в биографии.
Что не только Гаша была им погублена, но и Аксинья ("крестьянская женщина из нашей деревни") погублена графом неоднократно. Что у Аксиньи от графа есть сын Ермил, а графу за это совсем не стыдно: "…и я не прошу у неё прощения, не покаялся, не каюсь каждый час…" Как мы теперь подозреваем, Аксинья себя погубленной считать не хотела, бессердечная. Жалко ей что ли было подыграть графу и повеситься? С запиской "Левушка, погубил ты меня совсем, прощевай, любимай!"
Любопытный феномен. воспринимать женщин в своей судьба как этапы самого себя, лишать их свободы воли, низводить до роли бесконечных жертв. Графу, я так посмотрю, нужно было много топлива эмоционального в топку себе закидывать