57. delinquent state of mind
Поняла, как люди становятся преступниками: мгновенно, неуклонно, в режиме снежного кома. Стоит раз оступиться - и все, покатился по наклонной в мир криминала.
Ходили с Лейлой в бар Anyway, который закрывается навсегда. По слухам, старушка, живущая этажом выше (на ее окнах приветливо развешаны дощечки, на которых написано цветастыми гуашами "Добро пожаловать в Ист-Виллидж"), наконец-то выиграла суд против бара, длившийся все 30 лет, что бар был открыт. Ну, не 30, может, 20. Но не меньше двадцати, точно.
В баре Anyway на протяжении последних 14 лет (столько длятся мои взаимоотношения с Нью-Йорком) я рано или поздно присутствовала буквально со всеми более-менее значимыми для меня людьми на всех значимых этапах моей жизни. Кричала "Я ненавижу свечи!" на своем дне рождения. Обсуждала ту поездку на остров Окракок с Л., когда у меня была депрессия и я помнила только все, что находилось на расстоянии вытянутой руки - стойка бара, туманный цвет коктейля, облачка розовой воды, влажность свежеотпечатанной полосы чужого фото. Пила глинтвейн с С., когда не помню зачем нам понадобился глинтвейн - вероятно, это было в эру снежных зим, когда Нью-Йорк еще не объявили субтропиками. Отмечала дни рождения всех, кого я знаю или не хочу больше помнить, что знаю. Ничего важного со мной там не произошло, но он был как бы ўздоўж всего важного (пространства, где со мной происходило важное, закрылись и сравнялись с землей именно в Минске - исчезновения и провалы Минского ландшафта памяти все сплошь линии судьбы; Нью-Йоркские же расстрельные клубные списки всегда мимо сердца, в сердце там другого порядка выстрелы, скажем так).
В баре Anyway происходила похоронная вечеринка в жанре "порвали два баяна" - жарили рэгги музыканты (все наши друзья или друзья друзей), люди сидели друг у друга на головах, ротация у столиков была как вокруг селебрити-покойника: у вас есть полчаса, сказала хозяйка, быстро прощаемся и освобождаем место остальным, тут все хотят порыдать, вы не одни.
- Мы перепутали ваш коктейль, - добавила она, заметив, что я выковыриваю из зубов кофейные зернышки.
- Все отлично, я как раз была слишком сонная, - сказала я, смирившаяся с тем, что вместо шоколадного мартини мне принесли кофейный. Обычно я брала там "Мадам Падам", но в этот раз захотелось чего-нибудь ритуального, вдовьего.
Нас посадили за столик рядом с играющими музыкантами - то есть, когда я поднимала бокал, мой локоть упирался или в скрипачку Машу, или в гитариста Сашу, или еще в какую-нибудь легенду Ист-Вилладжа; Маша иногда задевала смычком мой висок, в общем, это была прекрасная прощальная вечеринка, очень тактильная.
Когда мы стали уходить, я нашла на полу какие-то шальные деньги, скрученные трубочкой. Не надо было мне их поднимать. С чужих денег все обычно и начинается.
- О, шальные деньги! - обрадовалась я. - Отдадим их музыкантам.
И запихнула их в счет. Потом подумала, что надо для баланса добавить и своих денег, заработанных потом и кровью, схватила свою черную сумочку юникло - знаете, такие сумки-кошельки через плечо - расстегнула ее и обнаружила, что боковые кармашки пусты - мой кошелек исчез! Зато в сумке лежала пачка вишневаго табаку в задрипанном целлофане. Я брезгливо выложила ее на стол.
- Лейла, - сказала я. - Из моей сумки кто-то вытащил кошелек и положил вместо него вот этот дедушкин табак.
Лейла и так была в мрачном настроении, поэтому на табак посмотрела так, словно я выложила на стол полупридушенную змею.
- И какие-то наркотики, - сообщила я, продолжая рыться в сумке и выкладывая ее содержимое на стол. - Что вообще за хуйня?
В сумке, действительно, было дохуя наркотиков. Я все выкладывала и выкладывала их на стол, как в дурном сне.
Потом я нашла там чей-то кожаный бумажник. Его я тоже выложила на стол. Лейла смотрела на это шоу, как будто я фокусник наизнанку, который вот-вот дойдет до освежеванной тушки кролика.
В какой-то момент мне пришла в голову страшная мысль. Я повертела сумку - на ней не было значка с белым беларуским бусликам. Я опустила руку и пошарила вокруг себя, обнаружив еще одну идентичную сумку юникло. На ней уже был значок с бусликом.
Я подняла голову, чтобы наконец-то понять, что все это время на мои действия в некоторой оторопи смотрел усатый и бородатый перкуссионист, играющий какие-то рэгги-мотивы вместе с Машей, но уже на автомате, что ли. Все его внимание было приковано ко мне.
- Это ваша сумка? - приветливо закричала я.
Он закивал. Я как раз уже успела выложить все ее содержимое на свой столик.
- Юникло! Типовая сумка за 17 долларов!
Он снова закивал.
Я помахала перед его носом своей сумкой.
- Идентичные! Две идентичные сумки лежали у меня под боком! Извините, пожалуйста! Бывает! Простите, ради бога. Это такой типовой тираж! Все сумки одинаковые!
Я начала сгребать наркотики, кошелек, табак и еще какое-то дерьмо обратно в его сумку.
В какой-то момент мне показалось, что на этот перформанс смотрит весь клуб. Все-таки мы сидели буквально на сцене. То есть, музыканты играют, и в это время кто-то берет сумку одного из них, открывает ее и раскладывает на столе наркотики и табак. Ох, лучше об этом не думать.
Я спешно засобиралась, потрепала скрипачку Машу по щеке (она продолжала играть), наклонилась к бородатому перкуссионисту и, тыкая ему прямо в лицо значком с бусликом, зачем-то начала объясняться:
- Видите! Это значок - буслик! Я из Беларуси! Это наша национальная птушка! Я его повесила сюда - потому что это типовая сумка Юникло! Весь мир такие носит! И вот по буслику я поняла, что эта сумка - моя! Вы тоже на свою сумку повесьте какой-то значок! Какую-то птичку! Чтобы эта ситуация не повторялась!
В какой-то момент я поняла, что на меня уже все смотрят как-то странно, поэтому мы с Лейлой просто выбежали из бара, не попрощавшись с частью публики. На углу мы встретили мужа скрипачки Маши и немного с ним поболтали, потом пошли в метро. Всю дорогу я хохотала. потому что мне вдруг стало дико смешно, что я схватила чужую сумку и начала вынимать из нее наркотики.
- Вот как быстро человек становится преступником! - хохотала я. - Стоило только разок поднять с пола чужие деньги - и все! И ты уже по чужим сумкам лазишь! Боже, я реально до конца не могла понять, кто наложил в мою сумку наркотиков! Я вообще подумала, что кто-то спиздил мой кошелек и взамен напихал туда наркотиков - это же Нью-Йорк! Я вообще все так и восприняла: о, наркотики. Обычное дело!
Около метро я решила посмотреть, который час, потому что хотела еще и успеть на концерт Лори Андерсон и Шона Леннона с Джоном Зорном.
Запустив руки в карманы, я обнаружила в каждом из них по телефону.
Я зачем-то забрала с собой телефон скрипачки Маши. Большой, неудобный телефон-лопату, вообще ничем не похожую на мой Apple, разве что, может, чехол похожего синего цвета.
Я в ужасе стояла и смотрела на свои руки, потому что не могла поверить тому, что они только что сделали. Тут уже у нас обеих началась истерика. Оказалось, я, уходя, еще и спиздила Машин телефон! Как я это сделала? Зачем? Я совершенно не помню, как я хватала со стола Машин телефон. Я подумала, что это мой телефон? Но он же совсем не похож на мой? Почему я его взяла? Я была в стрессе?
- Это делинквентное мышление! - сообщила я Лейле. - Все, я постигла путь, которым криминал завладевает человеком навсегда. Молниеносно! Ты просто берешь чужие деньги - и за пять минут вдруг забираешься в чужую сумку с чужими наркотиками, после чего убегаешь из клуба с чужим телефоном в кармане. За пять минут я совершила три преступления, ха-ха-ха! Чудовищно! Я еще с ее мужем так мило болтала, спиздив ее телефон!
Пришлось мне вернуться в клуб. Маша продолжала играть на скрипке. За нашим столиком сидели всякие милые девочки. Я аккуратно положила на стол телефон.
- Я не специально! - закричала я сквозь музыку. - Просто Машин телефон похож на мой! Видите? Видите?
Я достала свой айфон, совсем не похожий на Машин, и начала им размахивать.
- ВСЕ ХОРОШО, МЫ ВИДИМ, ЧТО ТЫ НЕ ПРЕСТУПНИЦА! - закричали девочки. Ну конечно, после перформанса с чужими наркотиками еще бы их удивил телефон.
Так я поняла, что отреклась от самой себя как морального ориентира ровно трижды. Это был очень нравоучительный эпизод - вот, оказывается, как человек становится на скользкую дорожку падения! Ты еще не успел толком присвоить украденное будто случайно, как бы найденное на всеобщем кафеле, как твои руки уже тянутся к молнии чужого ридикюля и засовывают в карманы чужие телефоны с чужими пятнистыми собаками на экране. Чудовищно, чудовищно. С баром Anyway я рассталась, как натуральная шпана.
На концерт я, разумеется, опоздала - на сцене уже играли Джо Ловано и Пол Дезмонд, великие джазмены. Я плюхнулась в кресло рядом с еще каким-то бородатым мужиком, который, полузакрыв глаза, раскачивался туда-сюда и тряс волосами: видимо, любил джаз. Покосившись на него, я вдруг поняла: это сын Джона Леннона, Шон.
И пересела.
Чтобы не искушаться. Мало ли что может произойти. Вообще, в такие дни лучше держаться подальше от всего, что составляло суть и смысл жизни твоих кумиров.
Так или иначе, это был прекрасный вечер, потому что в него я хохотала, мне кажется, так много, как я не хохотала за весь последний год. Видимо, криминальное сознание - это в принципе веселенькая штука! Жаль, я не вернулась домой с полной сумкой наркотиков, шальными деньгами и телефоном скрипачки Маши. Сказал бы кто нам с Машей об этом в каком-нибудь 2006-м, когда я писала дерзкие рецензии на первые концерты "Серебряной свадьбы" - думаю, мы обе бы схватили свои и чужие телефоны и убежали куда-нибудь подальше, чтобы это будущее пришло и забрало не нас, а кого-то другого - кого-нибудь с другим значком, с другой птичкой, в другом чехле, не видите, что ли, это не я, просто типовой тираж.