новый вид плуга, клоп-интриган, лозоходческая драма
Пользуясь тем, что я пока что все еще я, а также наличием времени, веду многословные беседы с друзьями.
- Не рассказывай мне, что такое мошка в глазу. Я это лучше тебя знаю. Я настолько хорошо это знаю, что могу различать мошек во времени и пространстве по вкусу.
- Это как?
- Ну, например, августовские мошки в Ленинградской области - они сладкие...
*
- Выяснилось, что эта птичка называется - мухоловка обыкновенная. Как можно было назвать птицу мухоловка обыкновенная? Что вообще в голове у орнитологов? Вот птичка новая полетела, как же мы ее назовем, а что она делает - о, ловит мух. Будет мухоловка. Они называют птичек, как раньше помещики называли крепостных крестьян: и будет твоя фамилия Молотков!
*
Пока от нас временно отступила чума (ничем иным мы не называем чуму, извините), мы переживаем вторую волну вторжения лесных мраморных вонючих клопов. Они бродят по всем поверхностям плоские, как черепахи, все их ноги растут у них ровно из середины плоской впалой груди - и вертят усами и руками, как ненормальные. Это период активности: последние деньки тридцатиградусной жары перед осенью. У мраморного вонючего клопа в это время только один инстинкт - пробраться в жилое помещение любой ценой, даже ценой жизни, потому что если не пробраться, жизни все равно не будет. Только в жилом помещении мраморный вонючий клоп может загибернировать и продержаться до весны. Гибернация в полевых условиях грозит клопу смертью. Поэтому несмотря на отсутствие разума и сознания клоп превращается во всесокрушающую интенцию и неоспоримое намерение. Они как-то пролезают через мелкие тонкие щелочки в решетках кондиционеров, через провалы и расселины в стенах, через шатающиеся под напором ветерка москиные сеточки. Пробравшись в комнату, клоп начинает хлопотать, суетиться, перелетать с места на место с неприятным гулом, и пытаться загибернировать в укромном уголке. Как правило, укромным уголком клоп ошибочно считает банный халат, озерное полотенчико, стаканчик для карандашей или складочку блокнота - все это доставляет человеку дополнительные страдания. Пока клоп находится в поисках места для гибернации, он беспорядочно перелетает с места на место и недовольно гудит. Человек для него - такой же объект, как и все остальное: поскольку клоп зело вонюч, механизм страха перед человеком в него не встроен. Клоп может попытаться загибернировать у человека на голове, в ухе, в капюшоне. Ночью писательница Дедриа писала всем нам тревожные сообщения: у меня в комнате трое клопов, я не могу заснуть. Я написала ей слова поддержки и утешения, а также сказала, что лично я видела, как Джинджер однажды собрала клопа бумажкой и утопила его в унитазе, но я бы на такое не решилась. "Таня, умоляю, приди и помоги, - писала Дедриа. - Я в комнате Е3. Клоп сидит у меня на прикроватном абажуре". "Дедриа, прости, пожалуйста, - отвечала я. - Я малодушный мудак. У меня паническая фобия клопов. Если ты слышала, как я иногда страшно кричу на русском языке - это значит, что мимо меня пролетел клоп. Я не могу сдержаться и начинаю орать: сука, пошел отсюда!". Утром я увидела в коридоре абажур Дедрии - где-то в три часа ночи она выставила его вместе с мраморным клопом и смогла немного поспать.
Пишу пока что на свежем воздухе среди трав - в студии трое клопов выбирают себе колыбельку, по очереди перелетают с места на место и негромко переговариваются. Нет, их нельзя смахнуть, в сотый раз объясняю я кому-нибудь, когда его смахиваешь, он пролетает круг и снова садится на то же место. В студию попасть нельзя - хитрые клопы рядочком сидят вдоль кромки двери - как только я приоткрою дверь, они набегут внутрь. Как они понимают, что сидеть нужно на самом верху двери с краю? Откуда в них это знание? Еще десяток сидит на пороге - эти набегут тоже. Дверь буквально облеплена клопами - как зомби, они стремятся попасть внутрь. На дверной ручке висит совсем маленький, с десятицентовик, клопик-малютка - этот уж точно обязан дожить до весны и удачно загибернировать.
С другой стороны, никого не тошнит - и то хлеб.
Ездили вчера на озеро с новенькими колонистами. Поскольку у нас довольно особенная группа "дедов" (мы все въехали 3 сентября, такое редко бывает в арт-резиденциях, где люди прибывают по одному - а тут завезли сразу целую группу после небольшого перерыва), которых сильно сплотил опыт чумы, сумы и тюрьмы, мы решили как-то снизойти до новеньких и поехать на их машине на озеро, чтобы заодно показать им, как найти то самое наше озеро, где мы бойко плаваем среди зеленых мягких трав, обвивающих и убивающих всех, кто не знает про канал - да, в озере есть канал. Это чистая вода, лишенная убивающих трав, тянущих тебя на дно. Зона отсутствия влияния озерного царя. Пока мы ехали на озеро в машине какой-то новой девочки, немецкая художница Катрин бойко показывала дорогу - вода налево, направо, теперь налево. Катрин обожает воду и рисует только воду и себя в ней. На каждой ее картине изображена сама Катрин, в неоновых лучах уходящая под воду.
- Катрин, я бы в жизни не запомнила дорогу так хорошо, - говорю я. - Ты, видимо, такой любитель воды, что у тебя нюх на воду.
- Может, - кивает Катрин.
- Точно, у тебя дар! Знаешь, есть такая штука, когда человек знает, где вода. С палкой такой кривой ходит и идет к воде. Лозоходцы! Короче, это называется лозоходцы. Они ходят по полю с рогатиной!
- Да, я знаю, моя мама так делала!
- Твоя мама? Ничего себе! Так у тебя это семейное! А почему мама это делала?
- Потому что у мамы шизофрения.
- Блять.
На озере мы разогнали местных вирджинских рыбаков. На вопрос о том, кого же они там ловят, они развели руками: сома! ловим сома (сома садик я садила, сома буду поливать!)
Ну что ж, поняли мы, теперь нам есть кого бояться.
- Я не пойду в озеро, - сказала девочка, привезшая нас на машине на озеро, - Я посижу и почитаю. Я знаю про амебу, съедающую мозг, и мне страшно идти в проточную пресную воду. Было бы неприятно, если бы амеба выела мне мозг.
- А, моему мозгу и так недолго осталось, у меня мама шизофреник! - сказала Катрин и прыгнула в воду.
Я медленно спустилась в черные воды и поплыла. Мне показалось, что по моей ноге мазнуло что-то скользкое и древнее - сом, наверняка сом.
- Сом - это самая страшная рыба в нашей белорусской водно-мифической культуре, - сказала я девочке, которая боится амебу, съедающую мозг. - Считается, что сом может проглотить человека всего целиком. Сомы бывают по 2-3 метра и живут по 100 лет! Это своего рода акула Восточной Европы.
Потом я задумалась. Sharks of Eastern Europe! Какое клевое название для книги!
- И тебе не страшно плавать среди сома? - спросила девочка, которая боится амебу, съедающую мозг.
- Да нет. Эволюционно быть съеденной сомом - это норма. В этом нет смертельного ужаса. Когда тебя съедает животное, которое больше тебя в два раза - это не страшно, это порядок вещей. А вот когда тебя съедает что-то, что меньше тебя в миллион раз - это страшно.
И вот зря я это сформулировала! Надеюсь, я не побоюсь снова поехать на озеро.
- Не рассказывай мне, что такое мошка в глазу. Я это лучше тебя знаю. Я настолько хорошо это знаю, что могу различать мошек во времени и пространстве по вкусу.
- Это как?
- Ну, например, августовские мошки в Ленинградской области - они сладкие...
*
- Выяснилось, что эта птичка называется - мухоловка обыкновенная. Как можно было назвать птицу мухоловка обыкновенная? Что вообще в голове у орнитологов? Вот птичка новая полетела, как же мы ее назовем, а что она делает - о, ловит мух. Будет мухоловка. Они называют птичек, как раньше помещики называли крепостных крестьян: и будет твоя фамилия Молотков!
*
Пока от нас временно отступила чума (ничем иным мы не называем чуму, извините), мы переживаем вторую волну вторжения лесных мраморных вонючих клопов. Они бродят по всем поверхностям плоские, как черепахи, все их ноги растут у них ровно из середины плоской впалой груди - и вертят усами и руками, как ненормальные. Это период активности: последние деньки тридцатиградусной жары перед осенью. У мраморного вонючего клопа в это время только один инстинкт - пробраться в жилое помещение любой ценой, даже ценой жизни, потому что если не пробраться, жизни все равно не будет. Только в жилом помещении мраморный вонючий клоп может загибернировать и продержаться до весны. Гибернация в полевых условиях грозит клопу смертью. Поэтому несмотря на отсутствие разума и сознания клоп превращается во всесокрушающую интенцию и неоспоримое намерение. Они как-то пролезают через мелкие тонкие щелочки в решетках кондиционеров, через провалы и расселины в стенах, через шатающиеся под напором ветерка москиные сеточки. Пробравшись в комнату, клоп начинает хлопотать, суетиться, перелетать с места на место с неприятным гулом, и пытаться загибернировать в укромном уголке. Как правило, укромным уголком клоп ошибочно считает банный халат, озерное полотенчико, стаканчик для карандашей или складочку блокнота - все это доставляет человеку дополнительные страдания. Пока клоп находится в поисках места для гибернации, он беспорядочно перелетает с места на место и недовольно гудит. Человек для него - такой же объект, как и все остальное: поскольку клоп зело вонюч, механизм страха перед человеком в него не встроен. Клоп может попытаться загибернировать у человека на голове, в ухе, в капюшоне. Ночью писательница Дедриа писала всем нам тревожные сообщения: у меня в комнате трое клопов, я не могу заснуть. Я написала ей слова поддержки и утешения, а также сказала, что лично я видела, как Джинджер однажды собрала клопа бумажкой и утопила его в унитазе, но я бы на такое не решилась. "Таня, умоляю, приди и помоги, - писала Дедриа. - Я в комнате Е3. Клоп сидит у меня на прикроватном абажуре". "Дедриа, прости, пожалуйста, - отвечала я. - Я малодушный мудак. У меня паническая фобия клопов. Если ты слышала, как я иногда страшно кричу на русском языке - это значит, что мимо меня пролетел клоп. Я не могу сдержаться и начинаю орать: сука, пошел отсюда!". Утром я увидела в коридоре абажур Дедрии - где-то в три часа ночи она выставила его вместе с мраморным клопом и смогла немного поспать.
Пишу пока что на свежем воздухе среди трав - в студии трое клопов выбирают себе колыбельку, по очереди перелетают с места на место и негромко переговариваются. Нет, их нельзя смахнуть, в сотый раз объясняю я кому-нибудь, когда его смахиваешь, он пролетает круг и снова садится на то же место. В студию попасть нельзя - хитрые клопы рядочком сидят вдоль кромки двери - как только я приоткрою дверь, они набегут внутрь. Как они понимают, что сидеть нужно на самом верху двери с краю? Откуда в них это знание? Еще десяток сидит на пороге - эти набегут тоже. Дверь буквально облеплена клопами - как зомби, они стремятся попасть внутрь. На дверной ручке висит совсем маленький, с десятицентовик, клопик-малютка - этот уж точно обязан дожить до весны и удачно загибернировать.
С другой стороны, никого не тошнит - и то хлеб.
Ездили вчера на озеро с новенькими колонистами. Поскольку у нас довольно особенная группа "дедов" (мы все въехали 3 сентября, такое редко бывает в арт-резиденциях, где люди прибывают по одному - а тут завезли сразу целую группу после небольшого перерыва), которых сильно сплотил опыт чумы, сумы и тюрьмы, мы решили как-то снизойти до новеньких и поехать на их машине на озеро, чтобы заодно показать им, как найти то самое наше озеро, где мы бойко плаваем среди зеленых мягких трав, обвивающих и убивающих всех, кто не знает про канал - да, в озере есть канал. Это чистая вода, лишенная убивающих трав, тянущих тебя на дно. Зона отсутствия влияния озерного царя. Пока мы ехали на озеро в машине какой-то новой девочки, немецкая художница Катрин бойко показывала дорогу - вода налево, направо, теперь налево. Катрин обожает воду и рисует только воду и себя в ней. На каждой ее картине изображена сама Катрин, в неоновых лучах уходящая под воду.
- Катрин, я бы в жизни не запомнила дорогу так хорошо, - говорю я. - Ты, видимо, такой любитель воды, что у тебя нюх на воду.
- Может, - кивает Катрин.
- Точно, у тебя дар! Знаешь, есть такая штука, когда человек знает, где вода. С палкой такой кривой ходит и идет к воде. Лозоходцы! Короче, это называется лозоходцы. Они ходят по полю с рогатиной!
- Да, я знаю, моя мама так делала!
- Твоя мама? Ничего себе! Так у тебя это семейное! А почему мама это делала?
- Потому что у мамы шизофрения.
- Блять.
На озере мы разогнали местных вирджинских рыбаков. На вопрос о том, кого же они там ловят, они развели руками: сома! ловим сома (сома садик я садила, сома буду поливать!)
Ну что ж, поняли мы, теперь нам есть кого бояться.
- Я не пойду в озеро, - сказала девочка, привезшая нас на машине на озеро, - Я посижу и почитаю. Я знаю про амебу, съедающую мозг, и мне страшно идти в проточную пресную воду. Было бы неприятно, если бы амеба выела мне мозг.
- А, моему мозгу и так недолго осталось, у меня мама шизофреник! - сказала Катрин и прыгнула в воду.
Я медленно спустилась в черные воды и поплыла. Мне показалось, что по моей ноге мазнуло что-то скользкое и древнее - сом, наверняка сом.
- Сом - это самая страшная рыба в нашей белорусской водно-мифической культуре, - сказала я девочке, которая боится амебу, съедающую мозг. - Считается, что сом может проглотить человека всего целиком. Сомы бывают по 2-3 метра и живут по 100 лет! Это своего рода акула Восточной Европы.
Потом я задумалась. Sharks of Eastern Europe! Какое клевое название для книги!
- И тебе не страшно плавать среди сома? - спросила девочка, которая боится амебу, съедающую мозг.
- Да нет. Эволюционно быть съеденной сомом - это норма. В этом нет смертельного ужаса. Когда тебя съедает животное, которое больше тебя в два раза - это не страшно, это порядок вещей. А вот когда тебя съедает что-то, что меньше тебя в миллион раз - это страшно.
И вот зря я это сформулировала! Надеюсь, я не побоюсь снова поехать на озеро.