Прощание с...
На циферблате старинных часов, в мимолетном объятии, слились часовая и минутная стрелки. Был четко очерчен свидания их срок: в сутки, бегуньи стройной шажков неумолимых - шестьдесят секунд.
Пробило полночь.
Коала глубоко вздохнул и потянулся за зажигалкой. Достал из нагрудного кармашка примятую пачку Benson & Hedges и, шмыгнув носом, закурил. Выпустил струю молочного дыма и стал наводить порядок на столе.
Придав хаосу подобие приличия, он подошел к стоявшему напротив окна холодильнику. Достал бутылку Hennessy и блюдце с лимонами, разрезанными накануне. Выбросив чай из стакана, он плеснул туда коньяку и резко, без передышки, залил его в горло. Шершавый нос его повлажнел.
Закусив лимоном, он плеснул еще сто грамм, но, передумав, потянулся к шкафу и достал оттуда толстую, похожую на школьную, тетрадь.
То была непростая тетрадь. Журнал, как ее называл сам Коала, представлял собой весьма занимательную хронику: на его страницах первые неуклюжие стихи, посвященные иллюзорным переживаниям, соседствовали с пожелтевшими фотографиями школьных вечеринок, где красавицы с надменным выражением лица еще не подозревали об уготованной им судьбой, горькой участи поверженных богинь. Еще там были статьи о древнем Баку и его загадочных жителях, аккуратно вырезанные из газет многолетней давности; описания безумных приключений Коалы и Кугуаренка и их бесконечных, как женская мнительность, диалогов.
Жадно вчитываясь в густо исписанные страницы, он пытался скрыться в тумане прошлого. Вернуть переживания и мысли того, неминуемо ушедшего, времени. Читал. Шевеля губами, произносил наиболее сочные фразы. Тряся ушками, беззвучно смеялся, вспоминая детали стремительно удалявшихся от него событий.
Он поднял стакан и твердым движением послал темно-бурую жидкость внутрь себя. Не закусывая, он ослабил узел галстука и направился к телевизору.
«Если все мы живем в Матрице собственного безумия и весь мир, лишь порождение наших неспокойных мыслей, то можно ли назвать самоубийство - величайшим террористическим актом?» - вкрадчиво бормотал с экрана неизвестный голос...
Решение было принято внезапно.
Коала подошел к секретеру, тяпнул еще стопку и прошел в ванную. Журчание горячей воды гипнотизировало. Помедлив немного, он вернулся в комнату и набросал записку Кугуаренку, расчесал шерсть на ушках и нетвердым шагом засеменил обратно в царство кафеля и пара.
Долгих полчаса Коала всматривался в свое отражение в запотевшем зеркале, прежде чем решиться.
Действовал же он мгновенно и безжалостно, достал опасную бритву, наточил ее на ремне и ......... побрился налысо.
Пробило полночь.
Коала глубоко вздохнул и потянулся за зажигалкой. Достал из нагрудного кармашка примятую пачку Benson & Hedges и, шмыгнув носом, закурил. Выпустил струю молочного дыма и стал наводить порядок на столе.
Придав хаосу подобие приличия, он подошел к стоявшему напротив окна холодильнику. Достал бутылку Hennessy и блюдце с лимонами, разрезанными накануне. Выбросив чай из стакана, он плеснул туда коньяку и резко, без передышки, залил его в горло. Шершавый нос его повлажнел.
Закусив лимоном, он плеснул еще сто грамм, но, передумав, потянулся к шкафу и достал оттуда толстую, похожую на школьную, тетрадь.
То была непростая тетрадь. Журнал, как ее называл сам Коала, представлял собой весьма занимательную хронику: на его страницах первые неуклюжие стихи, посвященные иллюзорным переживаниям, соседствовали с пожелтевшими фотографиями школьных вечеринок, где красавицы с надменным выражением лица еще не подозревали об уготованной им судьбой, горькой участи поверженных богинь. Еще там были статьи о древнем Баку и его загадочных жителях, аккуратно вырезанные из газет многолетней давности; описания безумных приключений Коалы и Кугуаренка и их бесконечных, как женская мнительность, диалогов.
Жадно вчитываясь в густо исписанные страницы, он пытался скрыться в тумане прошлого. Вернуть переживания и мысли того, неминуемо ушедшего, времени. Читал. Шевеля губами, произносил наиболее сочные фразы. Тряся ушками, беззвучно смеялся, вспоминая детали стремительно удалявшихся от него событий.
Он поднял стакан и твердым движением послал темно-бурую жидкость внутрь себя. Не закусывая, он ослабил узел галстука и направился к телевизору.
«Если все мы живем в Матрице собственного безумия и весь мир, лишь порождение наших неспокойных мыслей, то можно ли назвать самоубийство - величайшим террористическим актом?» - вкрадчиво бормотал с экрана неизвестный голос...
Решение было принято внезапно.
Коала подошел к секретеру, тяпнул еще стопку и прошел в ванную. Журчание горячей воды гипнотизировало. Помедлив немного, он вернулся в комнату и набросал записку Кугуаренку, расчесал шерсть на ушках и нетвердым шагом засеменил обратно в царство кафеля и пара.
Долгих полчаса Коала всматривался в свое отражение в запотевшем зеркале, прежде чем решиться.
Действовал же он мгновенно и безжалостно, достал опасную бритву, наточил ее на ремне и ......... побрился налысо.