Seegasse, 9
Они говорят - здесь похоронен Диего де Агилар. Но это, конечно, неправда. Диего де Агилар бежал из Вены в Лондон с деньгами и четырнадцатью детьми, когда испанская инквизиция потребовала его выдать. Там и умер.
Но легенду не истребить, Вена ее присвоила и закопала на старейшем еврейском кладбище в девятом районе. Потому что Диего де Агилар еще при жизни превратился в ходячий миф, а к 19-му веку совсем уже стало невозможно отличить правду от вымысла во всем этом: красавец-инквизитор пытает черноглазых иудеек, не зная, что никакой он не Диего де Агилар, а Мойше Перейра, и что одна из них - его сестра. Пытает, пока в ноги ему не бросается родная мать и не рассказывает всю правду. Потом тоже в жанре бульварного романа: сестры ему не спасти и он рвет с католической церковью, бежит с матерью из Испании через Амстердам в Вену. Тут становится табачным магнатом и финансовым советником Габсбургов, получает титул барона, спонсирует расширение Шенбрунна и спасает иудеев по всей империи. А когда через много лет испанская инквизиция требует его выдачи, бежит снова - теперь из Вены в Лондон, заручившись помощью турецкого султана.
Де Агилар - и вымышленный, и взаправдашний - просился в роман. И романы о нем писали, до начала двадцатого века, окончательно все запутав: исторического о бароне осталось куда меньше литературного.
Осень и кладбище - неразлучная венская парочка. Особенно здесь - к могилам на Зеегассе можно пройти только через дом престарелых. Седые венцы в инвалидных колясках греются на осеннем солнце и смотрят на надгробья, растущие на лужайке у их подъезда словно причудливые цветы. На то, что осталось от финансовых гениев прошлого, Самсона Вертхаймера и Самуэля Оппенгеймера. Без их денег Леопольд Первый не потянул бы Войну за испанское наследство, а Евгений Савойский не одолел бы турок.
Но это уже и неважно, они все теперь просто песчаник, как и говорящая рыба у одного из надгробий. Она жадно хватает каменным ртом октябрьский воздух и готовится пережить всех в этом городе.
Но легенду не истребить, Вена ее присвоила и закопала на старейшем еврейском кладбище в девятом районе. Потому что Диего де Агилар еще при жизни превратился в ходячий миф, а к 19-му веку совсем уже стало невозможно отличить правду от вымысла во всем этом: красавец-инквизитор пытает черноглазых иудеек, не зная, что никакой он не Диего де Агилар, а Мойше Перейра, и что одна из них - его сестра. Пытает, пока в ноги ему не бросается родная мать и не рассказывает всю правду. Потом тоже в жанре бульварного романа: сестры ему не спасти и он рвет с католической церковью, бежит с матерью из Испании через Амстердам в Вену. Тут становится табачным магнатом и финансовым советником Габсбургов, получает титул барона, спонсирует расширение Шенбрунна и спасает иудеев по всей империи. А когда через много лет испанская инквизиция требует его выдачи, бежит снова - теперь из Вены в Лондон, заручившись помощью турецкого султана.
Де Агилар - и вымышленный, и взаправдашний - просился в роман. И романы о нем писали, до начала двадцатого века, окончательно все запутав: исторического о бароне осталось куда меньше литературного.
Осень и кладбище - неразлучная венская парочка. Особенно здесь - к могилам на Зеегассе можно пройти только через дом престарелых. Седые венцы в инвалидных колясках греются на осеннем солнце и смотрят на надгробья, растущие на лужайке у их подъезда словно причудливые цветы. На то, что осталось от финансовых гениев прошлого, Самсона Вертхаймера и Самуэля Оппенгеймера. Без их денег Леопольд Первый не потянул бы Войну за испанское наследство, а Евгений Савойский не одолел бы турок.
Но это уже и неважно, они все теперь просто песчаник, как и говорящая рыба у одного из надгробий. Она жадно хватает каменным ртом октябрьский воздух и готовится пережить всех в этом городе.