Ганноверский марафон 05.05.2013.
Раннее солнечное утро. В городе тишина. Заходим в вагон метро. На лавочке сидит мальчик с велосипедом. (В Германии велосипеды возят бесплатно) На руле официальная табличка «сопровождающий Ганноверский марафон». В дальнем конце вагона «свои» люди с выданными рюкзаками стартующих.
На следующей станции зашедшая толпа бурно приветствует сидящих в вагоне. Громкие возгласы, объятия, сейчас все друзья и коллеги по секте, имя которой «марафон».
К центральной станции, с которой побежим, вагон полон бегунами. Даже большой ласковый ретривер и тот с номером. Спрашиваю: «Тоже побежит?» Слава Богу, это только шутка хозяина, собака останется ждать его на финише.
Времени у нас в обрез. Переодеваемся, сдаем вещи, разминаемся. На разминке довольно тепло, я не задумываюсь сейчас о погоде, ведь вчера было всего семнадцать градусов и то, после полудня. Старт в девять, успеем проскочить до дневного максимума.
Идем искать створ. Марафон в Ганновере по европейским меркам маленький, всего две с половиной тысячи стартующих на основную дистанцию. На сопутствующие дистанции старты разделены, поэтому народу сейчас не так много, как на других более крупных марафонах.
Первая группа Элита, она совсем маленькая, наша вторая 2.55-3.30. Заходим без суеты и толкотни, никто не проверяет номера, цвета группы нет, здесь все под честное слово.
Я раздеваюсь. Солнце светит вовсю. Друг меня уговаривает, что жарко сегодня не будет, но пить нужно почаще.
Фюр, фир, драй, цвай, айн, выстрел. Марафон поплыл по широкой улице перед Ратушей. Бежится легко, я поглядываю на Гармин, чтобы не задрать темп. Четыре ноль восемь, я торможу с первых же метров, не надо так разгоняться, это плохо кончится. «Танечка, слишком быстро!» Господи, ну когда же ты перестанешь мною руководить. «Отвали!» --- я рявкаю на друга, что есть сил, чтобы больше обращений ко мне не было. Он сразу убегает вперед.
Мы бежим по хорошему асфальту под большими деревьями, накрывающими проезжую часть сетчатой тенью. Весь город вышел на улицы. Сегодня большой городской праздник, люди приветствуют нас аплодисментами.
Выбегаем к Машзее, большому озеру, на котором устроен гребной канал. В какой-то из ближайших дней здесь должны состоятся соревнования по гребле, на озере тренируются команды.
После Машзее начинается частный сектор. Уютные немецкие домики, маленькие садики. Воздух изумительной чистоты. Даже здесь есть зрители. Они кричат нам «Супер!».
Первая вода на шестом километре. Пить пока не хочется, но становится довольно тепло. Я выливаю стакан воды на голову. Обычно я пью с пятнашки, но сейчас задумываюсь о десятом километре. Я не знаю, сколько градусов на улице, но организм интуитивно подсказывает, что пить придется раньше.
Перебегаем речку, забираемся в небольшой подъемчик. Трасса в Ганновере абсолютно плоская, подъемы короткие и невысокие. Сворачиваем на городскую улицу. Этот участок я знаю, мы ездим тут на метро домой, оно идет в середине дороги по верху, как трамвай.
Вторая вода, пью, обливаюсь. Четверть марафона пройдена. Десятка сорок три минуты. Нормально. Глупостей пока не делаю.
Дальше трасса пойдет по городу петлями, как лепестки цветка. Сейчас я бегу и рассматриваю дома и памятники. Олень, а в рогах его мужик в белой рубашке, странный монумент.
К шестнадцатому километру город прогревается капитально. Спасает отсутствие влажности и чистота воздуха. Пока я не чувствую большого дискомфорта, но бежать становится сложнее. Ноги легкие, а вот голова и дыхалка ведут себя странно. Я подтормаживаю, чтобы не переходить на терпежку, еще слишком много до финиша.
Двадцатка. Еще двушка и просто обычная тренировка в двадцать км, я уговариваю себя, что все в порядке. Половинка час тридцать три.
Немцы большие молодцы. Несмотря на заявленные в схеме пункты питания, вода стоит почти каждые два километра. На одной из улиц совсем маленькие дети, лет по десять-двенадцать, их очень много, коридор метров пятьдесят. Они держат воду в стаканах и кричат: «У меня, у меня!» Сейчас марафонцы благодарны им без меры. Их вода и их детская энергия заставляют двигаться дальше.
Мне уже давно все хочется бросить, но люди на улицах, особенно на площадях, не позволяют расслабиться. Я бегу, договариваясь с собой. Блин! Как же мне хреново!
Тридцатка два пятнадцать. Неужели я не добегу каких-то двенадцать километров? Мне нужен перерыв. Если я сейчас не вздохну, я точно словлю тепловой удар. Я бегу и думаю о Бостоне. «Хоть бы кто-нибудь пристрелил меня сейчас случайно. Совсем дура! А если не дострелит? Если останешься на оставшуюся жизнь инвалидом? Боже! Какие мысли лезут в дурную голову, которая сначала сама себе придумала этот бег, а теперь расплачивается за собственные амбиции».
Люди на улицах сидят за столами или на стульях, специально вытащенных ради марафона из дома. Вот счастливые! У многих на столах вода, подбегай и бери, если нужно. Здорово!
Передо мной всплывает табличка «до пункта питания 300 метров». Через триста метров отдых. Пошло все к четру! Я беру стакан воды, нагло иду пешком. Дядька с компьютером сидит на стуле, глядя на меня, улыбаясь, он громко говорит в микрофон по-немецки. Смысл слов его примерно такой : « А вот Татьяна Шалимова из России. Ну что же ты, Татьяна Шалимова? Ну давай же, беги!» Эээххх... На Гармине темп уже семь минут на километр, надо бежать.
Я с трудом заставляю себя начать двигаться. Впервые на марафоне мне не за что упрекнуть свои ноги, они абсолютно в норме. Мне плохо где-то выше. Я больше не могу пить воду, ощущение, что организм ее не принимает, изотоников на трассе нет, один гель съела еще на двадцать четвертом километре, ни второй, ни третий даже доставать не хочется. Нужно просто доползти до финиша, любой ценой, на любой результат.
Трасса сворачивает в парк. Мы тащимся по широченной асфальтовой аллее. Деревья и кусты по сторонам, солнце бьет ровно в спину. Сейчас бы косынку на голову, но кто же знал, что погода так резко изменится.
Опять вода. Я подхожу со стаканом к большим тазам. Начинаю обливаться из них до озноба. Снова иду. На обочине чернокожий зритель. Он яростно хлопает в ладоши. Передо мной никого нет, за мной тоже, я сейчас одна у этого пункта питания. Он аплодирует мне, заставляя продолжить бег. Я понимаю это, показываю жестом, что со мной все в порядке, и я закончу этот марафон, что я не собираюсь сходить.
Я трогаюсь в путь, и еще долго слышу хлопки вслед. Не знаю, как бы я себя чувствовала, не будь такой яростной поддержки. Я выбегаю в город.
До финиша шесть километров. Меня догоняет молодая девочка. Нужно сесть за ней, так будет легче. Слева нас обгоняет машина, на крыше которой идут часы. Пятьдесят девять минут. Я понимаю, что где-то бежит лидер половинки. Наши пути сейчас разойдутся. Нам еще целую петлю, а им на финиш. Мы снова сворачиваем в парк.
На тридцать восьмом километре я краем глаза вижу кока-колу и не верю своим глазам. Торможу, выпиваю залпом стакан, запиваю глотком воды. Пошла догонять девочку. Сахар и таурин мгновенно действуют на меня ободряюще. Мне уже не так плохо, я даже могу двигаться сносно. Почему колу не поставили раньше?
Мы так и бежим вдвоем, медленно приближаясь к третьей. Впереди поток людей. Я бегу в полубессознанке и не понимаю, что это за люди. Я слежу за первой девочкой, тащась за второй.
Первая сворачивает в поток, за ней мы. Я вдруг четко осознаю, что этот кошмар скоро закончится. Что до финиша нам всего-то двушка.
Мы бежим очень ровно, собирая по дороге мужчин пачками. Мы собираем не марафонцев, а половинку. Они давно сварились и крякнули, мы же бежим быстрее, хотя наша скорость четыре пятьдесят на километр.
Выбегаем на широкие улицы перед Ратушей. Уже слышна бравурная музыка. На газонах разделительной полосы плещутся фонтаны. Вот бы туда. Но в моих кроссовках и так хлюпает вода, и юбка вся мокрая насквозь, куда уж больше?
На повороте к финишу дядька кричит в микрофон по-английски: «Давайте! Давайте! Осталось меньше километра!» Обычно я ускоряюсь на последних сотнях метров. Я пытаюсь сделать это и сейчас, но тело не бежит совсем. Мне едва удается выйти на темп четыре двадцать.
Я вижу арку с часами. Три семнадцать. Нужно вбежать в это время. Успеваю. Зачем? Оно и так ужасно!
За чертой мне не вдохнуть и не выдохнуть. Я иду и не понимаю своего состояния. Убитость моральная и физическая. Только одно желание, кока-колы... побольше... и сдохнуть.
Друг ведет меня за руку в ряды еды и питья. Он прибежал на одиннадцать минут раньше и уже успел отойти от бега и выпить безалкогольного пива, которое дают на марафонах в Германии.
Я не хочу ни есть не пить. Прохожу равнодушно мимо еды. Беру яблоко, зная, что потом оно пойдет в удовольствие, как только марафон отпустит организм. «Чего тебе взять?» «Бери все подряд, я сейчас ничего не хочу, только колы». Мы находим кока-колу в самом конце рядов.
Я беру стакан, отхожу в сторону и сажусь на паребрик дороги. Мышцы живота моментально сводит. Судорожная боль. Нужно встать, иначе она не отпустит. Приходится медленно подниматься.
Друг приносит второй стакан колы. Я больше не могу пить, но и выливать живительный эликсир не хочется. Меня начинает морозить. Мне не удержать стакан в руках. Он трясется, как у алкоголика, жидкость расплескивается. Мне не остановить эту дрожь даже второй рукой, я не могу попасть стаканом в рот. Мне становится очень смешно. Я вспоминаю великого артиста Лебедева с его сценой.
Решаем пойти забрать вещи и помыться в душе. Я иду по парку за Ратушей, стучу зубами и смеюсь. «Оставь ты стакан где-нибудь!» Я с грустью ставлю стакан у скульптуры. Это же очень нехорошо так мусорить в парке.
После душа хорошеет сразу. Я в костюме с длинным рукавом, и мне теперь не холодно. Мы возвращаемся к финишу. Я забираю свою колу у скульптуры, она так и стоит никем не тронутая. Друг набирает всякой снеди, которая лежит на столах горами. Горожане празднуют с размахом. Еды и питья хватает не только марафонцам, но и их детям и друзьям.
Мы немного сидим на траве, на берегу пруда за Ратушей, потом трогаемся в путь домой.
Дома хозяйка квартиры, в которой мы остановились, по нашей просьбе влезет в Интернет. Я увижу, что прибежала двенадцатая в абсолюте, в группе первая. Что, несмотря на мой ужасный слив, я еще и подобрала где-то двух женщин, так как первые километры шла четырнадцатой. А еще я увижу, что градусник показывает плюс двадцать семь в квартире и плюс тридцать шесть на улице.
Друг мой получил капитальный ожог кожи, и был красный как рак, а я видимо, все-таки словила этот долбанный тепловой удар, но благодаря своему сильному организму, без последствий. Не пощадила погода и местных бегунов, результаты на последних двенадцати километрах оставили желать лучшего.
На утро следующего дня, плюс пятнадцать и мелкий дождь! А я всерьез задумалась, не пора ли закончить с марафонами, так как толку от меня на них ноль.
На следующей станции зашедшая толпа бурно приветствует сидящих в вагоне. Громкие возгласы, объятия, сейчас все друзья и коллеги по секте, имя которой «марафон».
К центральной станции, с которой побежим, вагон полон бегунами. Даже большой ласковый ретривер и тот с номером. Спрашиваю: «Тоже побежит?» Слава Богу, это только шутка хозяина, собака останется ждать его на финише.
Времени у нас в обрез. Переодеваемся, сдаем вещи, разминаемся. На разминке довольно тепло, я не задумываюсь сейчас о погоде, ведь вчера было всего семнадцать градусов и то, после полудня. Старт в девять, успеем проскочить до дневного максимума.
Идем искать створ. Марафон в Ганновере по европейским меркам маленький, всего две с половиной тысячи стартующих на основную дистанцию. На сопутствующие дистанции старты разделены, поэтому народу сейчас не так много, как на других более крупных марафонах.
Первая группа Элита, она совсем маленькая, наша вторая 2.55-3.30. Заходим без суеты и толкотни, никто не проверяет номера, цвета группы нет, здесь все под честное слово.
Я раздеваюсь. Солнце светит вовсю. Друг меня уговаривает, что жарко сегодня не будет, но пить нужно почаще.
Фюр, фир, драй, цвай, айн, выстрел. Марафон поплыл по широкой улице перед Ратушей. Бежится легко, я поглядываю на Гармин, чтобы не задрать темп. Четыре ноль восемь, я торможу с первых же метров, не надо так разгоняться, это плохо кончится. «Танечка, слишком быстро!» Господи, ну когда же ты перестанешь мною руководить. «Отвали!» --- я рявкаю на друга, что есть сил, чтобы больше обращений ко мне не было. Он сразу убегает вперед.
Мы бежим по хорошему асфальту под большими деревьями, накрывающими проезжую часть сетчатой тенью. Весь город вышел на улицы. Сегодня большой городской праздник, люди приветствуют нас аплодисментами.
Выбегаем к Машзее, большому озеру, на котором устроен гребной канал. В какой-то из ближайших дней здесь должны состоятся соревнования по гребле, на озере тренируются команды.
После Машзее начинается частный сектор. Уютные немецкие домики, маленькие садики. Воздух изумительной чистоты. Даже здесь есть зрители. Они кричат нам «Супер!».
Первая вода на шестом километре. Пить пока не хочется, но становится довольно тепло. Я выливаю стакан воды на голову. Обычно я пью с пятнашки, но сейчас задумываюсь о десятом километре. Я не знаю, сколько градусов на улице, но организм интуитивно подсказывает, что пить придется раньше.
Перебегаем речку, забираемся в небольшой подъемчик. Трасса в Ганновере абсолютно плоская, подъемы короткие и невысокие. Сворачиваем на городскую улицу. Этот участок я знаю, мы ездим тут на метро домой, оно идет в середине дороги по верху, как трамвай.
Вторая вода, пью, обливаюсь. Четверть марафона пройдена. Десятка сорок три минуты. Нормально. Глупостей пока не делаю.
Дальше трасса пойдет по городу петлями, как лепестки цветка. Сейчас я бегу и рассматриваю дома и памятники. Олень, а в рогах его мужик в белой рубашке, странный монумент.
К шестнадцатому километру город прогревается капитально. Спасает отсутствие влажности и чистота воздуха. Пока я не чувствую большого дискомфорта, но бежать становится сложнее. Ноги легкие, а вот голова и дыхалка ведут себя странно. Я подтормаживаю, чтобы не переходить на терпежку, еще слишком много до финиша.
Двадцатка. Еще двушка и просто обычная тренировка в двадцать км, я уговариваю себя, что все в порядке. Половинка час тридцать три.
Немцы большие молодцы. Несмотря на заявленные в схеме пункты питания, вода стоит почти каждые два километра. На одной из улиц совсем маленькие дети, лет по десять-двенадцать, их очень много, коридор метров пятьдесят. Они держат воду в стаканах и кричат: «У меня, у меня!» Сейчас марафонцы благодарны им без меры. Их вода и их детская энергия заставляют двигаться дальше.
Мне уже давно все хочется бросить, но люди на улицах, особенно на площадях, не позволяют расслабиться. Я бегу, договариваясь с собой. Блин! Как же мне хреново!
Тридцатка два пятнадцать. Неужели я не добегу каких-то двенадцать километров? Мне нужен перерыв. Если я сейчас не вздохну, я точно словлю тепловой удар. Я бегу и думаю о Бостоне. «Хоть бы кто-нибудь пристрелил меня сейчас случайно. Совсем дура! А если не дострелит? Если останешься на оставшуюся жизнь инвалидом? Боже! Какие мысли лезут в дурную голову, которая сначала сама себе придумала этот бег, а теперь расплачивается за собственные амбиции».
Люди на улицах сидят за столами или на стульях, специально вытащенных ради марафона из дома. Вот счастливые! У многих на столах вода, подбегай и бери, если нужно. Здорово!
Передо мной всплывает табличка «до пункта питания 300 метров». Через триста метров отдых. Пошло все к четру! Я беру стакан воды, нагло иду пешком. Дядька с компьютером сидит на стуле, глядя на меня, улыбаясь, он громко говорит в микрофон по-немецки. Смысл слов его примерно такой : « А вот Татьяна Шалимова из России. Ну что же ты, Татьяна Шалимова? Ну давай же, беги!» Эээххх... На Гармине темп уже семь минут на километр, надо бежать.
Я с трудом заставляю себя начать двигаться. Впервые на марафоне мне не за что упрекнуть свои ноги, они абсолютно в норме. Мне плохо где-то выше. Я больше не могу пить воду, ощущение, что организм ее не принимает, изотоников на трассе нет, один гель съела еще на двадцать четвертом километре, ни второй, ни третий даже доставать не хочется. Нужно просто доползти до финиша, любой ценой, на любой результат.
Трасса сворачивает в парк. Мы тащимся по широченной асфальтовой аллее. Деревья и кусты по сторонам, солнце бьет ровно в спину. Сейчас бы косынку на голову, но кто же знал, что погода так резко изменится.
Опять вода. Я подхожу со стаканом к большим тазам. Начинаю обливаться из них до озноба. Снова иду. На обочине чернокожий зритель. Он яростно хлопает в ладоши. Передо мной никого нет, за мной тоже, я сейчас одна у этого пункта питания. Он аплодирует мне, заставляя продолжить бег. Я понимаю это, показываю жестом, что со мной все в порядке, и я закончу этот марафон, что я не собираюсь сходить.
Я трогаюсь в путь, и еще долго слышу хлопки вслед. Не знаю, как бы я себя чувствовала, не будь такой яростной поддержки. Я выбегаю в город.
До финиша шесть километров. Меня догоняет молодая девочка. Нужно сесть за ней, так будет легче. Слева нас обгоняет машина, на крыше которой идут часы. Пятьдесят девять минут. Я понимаю, что где-то бежит лидер половинки. Наши пути сейчас разойдутся. Нам еще целую петлю, а им на финиш. Мы снова сворачиваем в парк.
На тридцать восьмом километре я краем глаза вижу кока-колу и не верю своим глазам. Торможу, выпиваю залпом стакан, запиваю глотком воды. Пошла догонять девочку. Сахар и таурин мгновенно действуют на меня ободряюще. Мне уже не так плохо, я даже могу двигаться сносно. Почему колу не поставили раньше?
Мы так и бежим вдвоем, медленно приближаясь к третьей. Впереди поток людей. Я бегу в полубессознанке и не понимаю, что это за люди. Я слежу за первой девочкой, тащась за второй.
Первая сворачивает в поток, за ней мы. Я вдруг четко осознаю, что этот кошмар скоро закончится. Что до финиша нам всего-то двушка.
Мы бежим очень ровно, собирая по дороге мужчин пачками. Мы собираем не марафонцев, а половинку. Они давно сварились и крякнули, мы же бежим быстрее, хотя наша скорость четыре пятьдесят на километр.
Выбегаем на широкие улицы перед Ратушей. Уже слышна бравурная музыка. На газонах разделительной полосы плещутся фонтаны. Вот бы туда. Но в моих кроссовках и так хлюпает вода, и юбка вся мокрая насквозь, куда уж больше?
На повороте к финишу дядька кричит в микрофон по-английски: «Давайте! Давайте! Осталось меньше километра!» Обычно я ускоряюсь на последних сотнях метров. Я пытаюсь сделать это и сейчас, но тело не бежит совсем. Мне едва удается выйти на темп четыре двадцать.
Я вижу арку с часами. Три семнадцать. Нужно вбежать в это время. Успеваю. Зачем? Оно и так ужасно!
За чертой мне не вдохнуть и не выдохнуть. Я иду и не понимаю своего состояния. Убитость моральная и физическая. Только одно желание, кока-колы... побольше... и сдохнуть.
Друг ведет меня за руку в ряды еды и питья. Он прибежал на одиннадцать минут раньше и уже успел отойти от бега и выпить безалкогольного пива, которое дают на марафонах в Германии.
Я не хочу ни есть не пить. Прохожу равнодушно мимо еды. Беру яблоко, зная, что потом оно пойдет в удовольствие, как только марафон отпустит организм. «Чего тебе взять?» «Бери все подряд, я сейчас ничего не хочу, только колы». Мы находим кока-колу в самом конце рядов.
Я беру стакан, отхожу в сторону и сажусь на паребрик дороги. Мышцы живота моментально сводит. Судорожная боль. Нужно встать, иначе она не отпустит. Приходится медленно подниматься.
Друг приносит второй стакан колы. Я больше не могу пить, но и выливать живительный эликсир не хочется. Меня начинает морозить. Мне не удержать стакан в руках. Он трясется, как у алкоголика, жидкость расплескивается. Мне не остановить эту дрожь даже второй рукой, я не могу попасть стаканом в рот. Мне становится очень смешно. Я вспоминаю великого артиста Лебедева с его сценой.
Решаем пойти забрать вещи и помыться в душе. Я иду по парку за Ратушей, стучу зубами и смеюсь. «Оставь ты стакан где-нибудь!» Я с грустью ставлю стакан у скульптуры. Это же очень нехорошо так мусорить в парке.
После душа хорошеет сразу. Я в костюме с длинным рукавом, и мне теперь не холодно. Мы возвращаемся к финишу. Я забираю свою колу у скульптуры, она так и стоит никем не тронутая. Друг набирает всякой снеди, которая лежит на столах горами. Горожане празднуют с размахом. Еды и питья хватает не только марафонцам, но и их детям и друзьям.
Мы немного сидим на траве, на берегу пруда за Ратушей, потом трогаемся в путь домой.
Дома хозяйка квартиры, в которой мы остановились, по нашей просьбе влезет в Интернет. Я увижу, что прибежала двенадцатая в абсолюте, в группе первая. Что, несмотря на мой ужасный слив, я еще и подобрала где-то двух женщин, так как первые километры шла четырнадцатой. А еще я увижу, что градусник показывает плюс двадцать семь в квартире и плюс тридцать шесть на улице.
Друг мой получил капитальный ожог кожи, и был красный как рак, а я видимо, все-таки словила этот долбанный тепловой удар, но благодаря своему сильному организму, без последствий. Не пощадила погода и местных бегунов, результаты на последних двенадцати километрах оставили желать лучшего.
На утро следующего дня, плюс пятнадцать и мелкий дождь! А я всерьез задумалась, не пора ли закончить с марафонами, так как толку от меня на них ноль.