Весенний Тихвин 2013
Мне нужен длинный темповик. Восемь- десять километров на тренировке в темпе я бегу совершенно спокойно, а вот что-то более длинное все время требует усилий воли. Даже когда я его выполняю, меня постоянно преследует мысль « надо остановиться и бросить все к черту».
Болтаясь по общероссийскому календарю на Пробеге, натыкаюсь на местечковый старт в Тихвине. Пятнашка. Я понимаю, что участников из Петербурга там практически не будет, обстановка для тренировки более чем прекрасная, не придется заводиться и соревноваться.
До Тихвина двести двадцать километров. Начинаю пилить мужа, что «Ну очень хочется в Тихвин. Никогда не была в Тихвине. Отвези меня на старт в Тихвин». Муж, конечно, соглашается, но своим «проехать двести двадцать, чтобы пробежать всего пятнадцать» выводит меня из душевного равновесия. Он почему-то не спрашивает, когда я лечу тысячи километров, чтобы пробежать двадцать один или сорок два. Просто там ему рулить не приходится.
В серое пасмурное утро воскресенья отруливаем от дома в семь. До Мурманского шоссе по городу нам недалеко. Город спит, на трассу выезжаем быстро. Сто километров до реки Волхов проскакиваем меньше чем за полтора часа. Дальше сворачиваем на дорогу на Вологду.
Огромный плакат « федеральная дорога бла-бла-бла.....» За плакатом нечто, которое дорогой назвать невозможно. Бывший асфальт с глубокими поперечными трещинами каждые полтора метра и большими ямами между этими трещинами. Мы едем со скоростью двадцать километров в час. Машину трясет как телегу на деревянных колесах на мостовой.
Через десять минут тряски муж начинает канючить, что тут можно остаться без машины, и зачем он вообще согласился сюда ехать. Я слушаю это некоторое время, потом взрываюсь: « Что ты мне все это выговариваешь. Я что ли эту дорогу содержу? Вообще не езди на своей машине. Поставь ее во дворе, молись на нее, сиди дома, и спускайся во двор иногда, чтобы сдуть с нее пыль!» В салоне сразу наступает тишина.
Километров через тридцать мы выезжаем на капитально отремонтированную трассу с идеальным покрытием и свежей разметкой. Я вздыхаю с облегчением, потому что с предыдущей скоростью у нас был шанс опоздать не только на регистрацию, но даже и на сам старт.
Сворачиваем по указателю на Тихвин, въезжаем в город. Старые частные деревянные дома на окраине, пятиэтажки в центре, отреставрированные церкви, полное отсутствие дорог. На улицах остатки асфальта, огромные лужи в ямах.
Дома я нарисовала карту нашего проезда по городу. До места регистрации добираемся без проблем, преодолевая водные преграды во дворах, подруливаем к зданию ФОКа в десять утра.
Обычно в такой ситуации я выслушиваю, что вот де приперлись в такую рань неизвестно зачем, но после моего выступления на трассе, муж не заикается об этом.
Захожу в низенькое здание ФОКа. Холл, залы борьбы, раздевалки, душевая с сауной, комната отдыха. На стенах портреты и грамоты местных борцов и тренеров. Две бабушки наводят порядок. Звоню организатору Саше. Он появляется через две минуты после звонка.
К ФОКу подъезжают новгородцы, трое на машине, затем еще восемь человек на микрике. Саша кладет на стол номера, красивые лыжные майки, и карточки для заполнения. Мы вытаскиваем из кучи тот номер, который нравится. Я беру себе сто одиннадцатый. Заполняем карточки, болтаем.
В ФОК подтягиваются остальные участники, фотографируемся на память.
От ФОКа до старта нас повезут на автобусе. Зная, что на месте на разминку у нас останется минут пятнадцать, мы с быстрым бегуном из Новгорода Сашей Петровым идем разминаться здесь. Бегаем немного, прыгаем через лужи и ручьи, обсуждаем наше марафонское, кто сколько набегал в тренировках, сколько длинных сделали. Выясняется, что он тоже бежит темповик для марафона.
Возвращаемся с разминки, народ грузится в автобус.
Нас привозят на дорогу в лесу. Красотища! Асфальт ровненький, рельеф почти гладкий с невысокими тягунками. Воздух сырой и свежий. В лесу еще полно снегу. Середина апреля! Уже тепло. Из-за разницы температур асфальта и снега из леса на дорогу наползает туман. Последнее дыхание зимы.
Мы строимся на воображаемой линии, где показала рукой судья. Нас считают по головам, чтобы не забыть никого здесь после финиша. Судья командует «Марш!», мужики рвут с места.
Я не собираюсь бежать быстро. Я пытаюсь договориться со своим разумом, но силуэт Саши организатора впереди меня, сбивает меня с толку. Я лечу за ним, недоумевая, неужели я так медленно начала? Когда первая тысяча на Гармине отщелкивается за 4.03, я понимаю, что нужно тормозить. Сейчас не время для рекордов.
Мы растягиваемся по дороге. Лидеры уходят далеко вперед. Саша остается сзади, впереди маячит фигура тонкого и легкого бегуна. Сквозь толстый слой облаков пытается пробиться солнце. Только не это! Не хочется помирать от жары. В этом году еще неделю назад по утрам было минус семь, весна затянула с приходом, и организм не привык к теплу.
Дорога петляет. Бегун передо мной перебегает с одной стороны на другую, я повторяю его траекторию. Редкие машины объезжают нас насколько возможно широко. Я бегу ровно, в довольно комфортном темпе. Большие набеганные объемы чувствуются легкой усталостью в ногах. Все как на обычной тренировке.
Семь с половиной километров. Разворот. Судьи предлагают воду и чай. «Ого! Как быстро!» -- я улыбаюсь, слыша эти слова. Это не быстро. Мне сейчас быстро вредно. В обратный путь!
Когда трасса туда-обратно, мне всегда жаль тех, кто попадается мне навстречу, когда я бегу обратно. Я думаю, как им еще много бежать по сравнению со мной.
Обратно бежится легче и быстрее. Ветер почти в спину, тягунки большей частью вниз. Расстояние между тонким бегуном и мной не увеличивается.
Иногда перед поворотом дороги я остаюсь одна. Я бегу и думаю: «Вот придурошная тетка, мочалит на скорости, одна по лесу. Никто ее не видит, могла бы и прогуляться». Редкие машины сигналят футбольные стучалки, подбадривая нас. От этого становится весело.
Последний километровый столб, за ним до финиша километр с небольшим. Я потихоньку наращиваю темп, набегая на финиш.
Лидеры заминаются по обочине. Пока пустой автобус с вещами. Судьи на линии. Столик со стаканами и огромным термосом рядом. Машины вежливо ждущие, когда я пересеку черту. Я бегу по самой середине. Час ноль три!
Для тренировки нормально. Не убилась и не наелась, на Гармин так и не взглянула ни разу, надеюсь, бежала ровно.
Дышу, гуляю, бежим заминаться в хорошей компании. Чаек с лимоном. Забираемся греться в автобус.
В ФОКе нас уже ждет нагретая сауна. Женщины идут первыми. Мы залезаем на верхнюю полку ненадолго, просто погреть ноги. Сауна до того горячая, что соль высыхает на теле. Блаженствую под душем. Ну, разве можно получить столько удовольствий сразу после обычной тренировки дома?
Церемония награждения. Получаю в подарок книжку с репродукциями Иеронима Босха. Сразу начинаю рассматривать страницы. Мужчина, сидящий рядом, обращается ко мне: «Самый загадочный художник. Все его картины это странное предсказание». Мы оба глядим на триптих. «Это сотворение мира. Это жизнь на Земле во всех ее проявлениях и грехах. А вот это, наши двухтысячные годы. Это конец света. Таким видел его Босх, и таким он на самом деле является сейчас». Мужчина местный художник, говорит, что копии этого триптиха пишет по шесть-семь за год. Что стало модно вешать в домах Босха, что тут каждая деталь в картине аллегория, и надо это уметь видеть.
После награждения участников моему сыну, который часто и много фотографирует различные пробеги, дарят куклу, за помощь в освещении событий. Очень хорошая местная бегунья Елена Ионова таких кукол вяжет и дарит. Меня просят передать эту.
Потом мы сидим за накрытым столом. Слушаем песни и музыку в исполнении «Ленина». Новгородская бегунья читает свои стихи.
Домой мы едем через Кириши, наматываем лишних восемьдесят километров. Здесь хоть как-то можно ехать, временами все же попадая на разбитые участки, объезжая ямы и лужи. Глядя в окно автомобиля на дорогу, я думаю: « Почему в стране, где люди на голом энтузиазме, за собственные деньги устраивают праздники бега для других, пишут картины и стихи, вяжут красивые игрушки, при этом еще и работая, мы живем в такой разрухе и каменном веке, а властям нашим наплевать на их собственный талантливый народ? Почему за всю историю нашего государства народ никогда не жил в довольстве, и почему продолжает терпеть унижение и нищету, в то время как мелкая шайка бесится с жиру? Может, и прав был Иероним Босх, конец света давно шествует по планете?»
Болтаясь по общероссийскому календарю на Пробеге, натыкаюсь на местечковый старт в Тихвине. Пятнашка. Я понимаю, что участников из Петербурга там практически не будет, обстановка для тренировки более чем прекрасная, не придется заводиться и соревноваться.
До Тихвина двести двадцать километров. Начинаю пилить мужа, что «Ну очень хочется в Тихвин. Никогда не была в Тихвине. Отвези меня на старт в Тихвин». Муж, конечно, соглашается, но своим «проехать двести двадцать, чтобы пробежать всего пятнадцать» выводит меня из душевного равновесия. Он почему-то не спрашивает, когда я лечу тысячи километров, чтобы пробежать двадцать один или сорок два. Просто там ему рулить не приходится.
В серое пасмурное утро воскресенья отруливаем от дома в семь. До Мурманского шоссе по городу нам недалеко. Город спит, на трассу выезжаем быстро. Сто километров до реки Волхов проскакиваем меньше чем за полтора часа. Дальше сворачиваем на дорогу на Вологду.
Огромный плакат « федеральная дорога бла-бла-бла.....» За плакатом нечто, которое дорогой назвать невозможно. Бывший асфальт с глубокими поперечными трещинами каждые полтора метра и большими ямами между этими трещинами. Мы едем со скоростью двадцать километров в час. Машину трясет как телегу на деревянных колесах на мостовой.
Через десять минут тряски муж начинает канючить, что тут можно остаться без машины, и зачем он вообще согласился сюда ехать. Я слушаю это некоторое время, потом взрываюсь: « Что ты мне все это выговариваешь. Я что ли эту дорогу содержу? Вообще не езди на своей машине. Поставь ее во дворе, молись на нее, сиди дома, и спускайся во двор иногда, чтобы сдуть с нее пыль!» В салоне сразу наступает тишина.
Километров через тридцать мы выезжаем на капитально отремонтированную трассу с идеальным покрытием и свежей разметкой. Я вздыхаю с облегчением, потому что с предыдущей скоростью у нас был шанс опоздать не только на регистрацию, но даже и на сам старт.
Сворачиваем по указателю на Тихвин, въезжаем в город. Старые частные деревянные дома на окраине, пятиэтажки в центре, отреставрированные церкви, полное отсутствие дорог. На улицах остатки асфальта, огромные лужи в ямах.
Дома я нарисовала карту нашего проезда по городу. До места регистрации добираемся без проблем, преодолевая водные преграды во дворах, подруливаем к зданию ФОКа в десять утра.
Обычно в такой ситуации я выслушиваю, что вот де приперлись в такую рань неизвестно зачем, но после моего выступления на трассе, муж не заикается об этом.
Захожу в низенькое здание ФОКа. Холл, залы борьбы, раздевалки, душевая с сауной, комната отдыха. На стенах портреты и грамоты местных борцов и тренеров. Две бабушки наводят порядок. Звоню организатору Саше. Он появляется через две минуты после звонка.
К ФОКу подъезжают новгородцы, трое на машине, затем еще восемь человек на микрике. Саша кладет на стол номера, красивые лыжные майки, и карточки для заполнения. Мы вытаскиваем из кучи тот номер, который нравится. Я беру себе сто одиннадцатый. Заполняем карточки, болтаем.
В ФОК подтягиваются остальные участники, фотографируемся на память.
От ФОКа до старта нас повезут на автобусе. Зная, что на месте на разминку у нас останется минут пятнадцать, мы с быстрым бегуном из Новгорода Сашей Петровым идем разминаться здесь. Бегаем немного, прыгаем через лужи и ручьи, обсуждаем наше марафонское, кто сколько набегал в тренировках, сколько длинных сделали. Выясняется, что он тоже бежит темповик для марафона.
Возвращаемся с разминки, народ грузится в автобус.
Нас привозят на дорогу в лесу. Красотища! Асфальт ровненький, рельеф почти гладкий с невысокими тягунками. Воздух сырой и свежий. В лесу еще полно снегу. Середина апреля! Уже тепло. Из-за разницы температур асфальта и снега из леса на дорогу наползает туман. Последнее дыхание зимы.
Мы строимся на воображаемой линии, где показала рукой судья. Нас считают по головам, чтобы не забыть никого здесь после финиша. Судья командует «Марш!», мужики рвут с места.
Я не собираюсь бежать быстро. Я пытаюсь договориться со своим разумом, но силуэт Саши организатора впереди меня, сбивает меня с толку. Я лечу за ним, недоумевая, неужели я так медленно начала? Когда первая тысяча на Гармине отщелкивается за 4.03, я понимаю, что нужно тормозить. Сейчас не время для рекордов.
Мы растягиваемся по дороге. Лидеры уходят далеко вперед. Саша остается сзади, впереди маячит фигура тонкого и легкого бегуна. Сквозь толстый слой облаков пытается пробиться солнце. Только не это! Не хочется помирать от жары. В этом году еще неделю назад по утрам было минус семь, весна затянула с приходом, и организм не привык к теплу.
Дорога петляет. Бегун передо мной перебегает с одной стороны на другую, я повторяю его траекторию. Редкие машины объезжают нас насколько возможно широко. Я бегу ровно, в довольно комфортном темпе. Большие набеганные объемы чувствуются легкой усталостью в ногах. Все как на обычной тренировке.
Семь с половиной километров. Разворот. Судьи предлагают воду и чай. «Ого! Как быстро!» -- я улыбаюсь, слыша эти слова. Это не быстро. Мне сейчас быстро вредно. В обратный путь!
Когда трасса туда-обратно, мне всегда жаль тех, кто попадается мне навстречу, когда я бегу обратно. Я думаю, как им еще много бежать по сравнению со мной.
Обратно бежится легче и быстрее. Ветер почти в спину, тягунки большей частью вниз. Расстояние между тонким бегуном и мной не увеличивается.
Иногда перед поворотом дороги я остаюсь одна. Я бегу и думаю: «Вот придурошная тетка, мочалит на скорости, одна по лесу. Никто ее не видит, могла бы и прогуляться». Редкие машины сигналят футбольные стучалки, подбадривая нас. От этого становится весело.
Последний километровый столб, за ним до финиша километр с небольшим. Я потихоньку наращиваю темп, набегая на финиш.
Лидеры заминаются по обочине. Пока пустой автобус с вещами. Судьи на линии. Столик со стаканами и огромным термосом рядом. Машины вежливо ждущие, когда я пересеку черту. Я бегу по самой середине. Час ноль три!
Для тренировки нормально. Не убилась и не наелась, на Гармин так и не взглянула ни разу, надеюсь, бежала ровно.
Дышу, гуляю, бежим заминаться в хорошей компании. Чаек с лимоном. Забираемся греться в автобус.
В ФОКе нас уже ждет нагретая сауна. Женщины идут первыми. Мы залезаем на верхнюю полку ненадолго, просто погреть ноги. Сауна до того горячая, что соль высыхает на теле. Блаженствую под душем. Ну, разве можно получить столько удовольствий сразу после обычной тренировки дома?
Церемония награждения. Получаю в подарок книжку с репродукциями Иеронима Босха. Сразу начинаю рассматривать страницы. Мужчина, сидящий рядом, обращается ко мне: «Самый загадочный художник. Все его картины это странное предсказание». Мы оба глядим на триптих. «Это сотворение мира. Это жизнь на Земле во всех ее проявлениях и грехах. А вот это, наши двухтысячные годы. Это конец света. Таким видел его Босх, и таким он на самом деле является сейчас». Мужчина местный художник, говорит, что копии этого триптиха пишет по шесть-семь за год. Что стало модно вешать в домах Босха, что тут каждая деталь в картине аллегория, и надо это уметь видеть.
После награждения участников моему сыну, который часто и много фотографирует различные пробеги, дарят куклу, за помощь в освещении событий. Очень хорошая местная бегунья Елена Ионова таких кукол вяжет и дарит. Меня просят передать эту.
Потом мы сидим за накрытым столом. Слушаем песни и музыку в исполнении «Ленина». Новгородская бегунья читает свои стихи.
Домой мы едем через Кириши, наматываем лишних восемьдесят километров. Здесь хоть как-то можно ехать, временами все же попадая на разбитые участки, объезжая ямы и лужи. Глядя в окно автомобиля на дорогу, я думаю: « Почему в стране, где люди на голом энтузиазме, за собственные деньги устраивают праздники бега для других, пишут картины и стихи, вяжут красивые игрушки, при этом еще и работая, мы живем в такой разрухе и каменном веке, а властям нашим наплевать на их собственный талантливый народ? Почему за всю историю нашего государства народ никогда не жил в довольстве, и почему продолжает терпеть унижение и нищету, в то время как мелкая шайка бесится с жиру? Может, и прав был Иероним Босх, конец света давно шествует по планете?»