Ребенок вернулась с олимпиады по литературе, этап первый - анализ произведения. На выбор: проза или стихи. Выбрала прозу, потому что стихотворение показалось ей странным и выспренным. Простим юной барышне категоричность - все-таки олимпиада, нервы, недосып.
А стихи были такие:
В.Ф.Ходасевич
ДАКТИЛИ
1
Был мой отец шестипалым. По ткани, натянутой туго,
Бруни его обучал мягкою кистью водить.
Там, где фиванские сфинксы друг другу в глаза загляделись,
В летнем пальтишке зимой перебегал он Неву.
А на Литву возвратясь, веселый и нищий художник,
Много он там расписал польских и русских церквей.
2
Был мой отец шестипалым. Такими родятся счастливцы.
Там, где груши стоят подле зеленой межи,
Там, где Вилия в Неман лазурные воды уносит,
В бедной, бедной семье встретил он счастье свое.
В детстве я видел в комоде фату и туфельки мамы.
Мама! Молитва, любовь, верность и смерть - это ты!
3
Был мой отец шестипалым. Бывало, в сороку-ворону
Станем играть вечерком, сев на любимый диван.
Вот, на отцовской руке старательно я загибаю
Пальцы один за другим - пять. А шестой - это я.
Шестеро было детей. И вправду: он тяжкой работой
Тех пятерых прокормил - только меня не успел.
4
Был мой отец шестипалым. Как маленький лишний мизинец
Прятать он ловко умел в левой зажатой руке,
Так и в душе навсегда затаил незаметно, подспудно
Память о прошлом своем, скорбь о святом ремесле.
Ставши купцом по нужде - никогда ни намеком, ни словом
Не поминал, не роптал. Только любил помолчать.
5
Был мой отец шестипалым. В сухой и красивой ладони
Сколько он красок и черт спрятал, зажал, затаил?
Мир созерцает художник - и судит, и дерзкою волей,
Демонской волей творца - свой созидает, иной.
Он же очи смежил, муштабель и кисти оставил,
Не созидал, не судил... Трудный и сладкий удел!
6
Был мой отец шестипалым. А сын? Ни смиренного сердца,
Ни многодетной семьи, ни шестипалой руки
Не унаследовал он. Как игрок на неверную карту,
Ставит на слово, на звук - душу свою и судьбу...
Ныне, в январскую ночь, во хмелю, шестипалым размером
И шестипалой строфой сын поминает отца.
К стыду своему, я не вспомнила без Википедии ни Бруни, ни отчества Ходасевича - Фелицианович, ни питерской топонимики, смутно опознав сфинксов как украшение одного из бесчисленных мостов через Неву.
Но это светлое, трепетное поклонение отцу разбередило меня до самых настоящих слез.
Представтье себе: юный художник, студент академии, холодный и голодный. Провинциал в летнем пальто. Чем жил в Питере шестипалый тощий парнишка? Как сильна была его тяга к искусству, если в столь тяжелых условиях он смог выучиться и стать мастером? Я словно вижу его ссутуленную фигурку на лесах одного из виленских костелов с кистями в руках.
Церкви польские, церкви русские, католичество и православие - голод ли делал вчерашнего студента неразборчивым к религии или тяга к высокому, стоит ли гадать? Это все равно, что задаваться вопросом, творил бы Моцарт, если бы не нужда?
В бедной-бедной семье взял жену шестипалый счастливец. Бедность к бедности, беда следом ходит. Платьице и фата - вот и все, что осталось Ходасевичу от матери. Так просто он говорит об этом, потому что сиротство в то страшное время не было ни редким, ни драматичным. И голодная смерть сирот тоже не была литературным штампом. Его отец, в одиночку поднявший шестерых детей, знал об этом не из романов.
Отец. Один. Шестерых. Нет слов!
Ходасевич, однако нашел слова. В них я вижу этого доброго, усталого человека, играющего с малышом в "сороку-ворону" и понимаю, какой подарок преподнесла жизнь мальчишке. Многие ли отцы находят время играть с ребенком в наши дни? А когда детей шестеро и нужда наступает на пятки?
Юный художник превратился в почтенного купца. Победа прагматизма над творчеством? Горькая дань времени, не слишком щедрому к людям искусства? Долг родительства, вынудивший бросить кисть?
Жертва... Это слово всегда отдает страдательным залогом, всегда просит дополнения. Жертва обстоятельств, жертва преступления. Жертвуя чем-то, мы невольно ждем отдачи, отплаты за наше пожертвование. Манипуляторы бросают жертву как наживку, собирая дань попреками. Попрекал ли этот отец своих детей? Вряд ли. Мне отчего-то не хочется в это верить. Откуда же такое горькое чувство вины у автора, почему самоуничижение? Почему он ощущает себя таким лишним, ненужным, как шестой палец на руке отца? Не потому ли, что отец умер, не успев поставить сына на ноги? Возможно, и мать умерла родами или вскоре после них, но это уже мои фантазии.
Как искупить экзистенциальную вину перед родителями, подарившими тебе жизнь ценой собственной жизни?
Нет ответа.
Как ощутить свое право творить пред лицом Отца, пожертвовавего творчеством ради тебя?
Нет ответа.
Я не знаю, оправдался ли перед собой Ходасевич, была ли эта вина его иррациональным мучителем всю жизнь или всплыла из глубин сознания в эту ночь поминания, ночь поклонения памяти его отца. В моих глазах он оправдан полностью одним этим стихотворением. Если бы я верила в загробную жизнь, то не усомнилась бы, что они там где-то близко друг к другу, как родные по крови и по творчеству...