Он хотел убить Сталина. Малоизвестное покушение на Красной площади
В тот день, 6 ноября 1942 года, кремлевское руководство собиралось отметить очередную годовщину большевистской революции в Большом Кремлевском дворце, и гости уже начали съезжаться, когда в самом центре Красной площади вспыхнул настоящий бой…
Боевая готовность.
Начало войны, и бомбардировочные атаки немецкой авиации заставили специальные службы внести серьезные коррективы в охрану Кремля и лидеров страны. Из Москвы вывозили документы и ценности, включая «переезд» мумии Ленина в Тюмень. Теперь сюда можно было попасть лишь по предъявлению двух документов (специальное удостоверение и паспорт), оружие сдавалось всеми, кроме военнослужащих комендатуры Кремля и сотрудников 1-ого отдела НКВД. Все проживающие в Кремле, а это около 300 человек (семьи руководителей страны, мать жены Сталина О. Алилуева, жены покойных лидеров Дзержинского, Менжинского и других) были взяты на особую охрану.
В связи с опасностью бомбежки введены правила светомаскировки, а здания начали преображаться под руководством специальной группы академика архитектуры Б.Иофана. Проводилась так называемая плоскостная имитация (маскировочная покраска крыш и куполов) и имитация объемная, когда из легких материалов строились макеты лже-зданий.
Для отражения возможного прорыва немцев или воздушного десанта создавались специальные группы истребителей танков и снайперов. Все работы велись под руководством коменданта Кремля Спиридонова. С 10 октября 1941 года согласно приказа «О мероприятиях по усилению охраны Московского Кремля и боеготовности частей и подразделений» объект закрывался на ночь для всех, кроме охраняемых лиц и фельдъегерской службы.
В 1942 году, не смотря на перенос активных боевых действий на юг страны, осадный режим Москвы не прекращался, и все шло своим чередом - налеты еще были, да и не исключались атаки диверсантов.
Почти в лоб на Лобном месте.
Кремль продолжал жить своей осадной жизнью, в которой было место и «всенародным праздникам». В предверии очередной годовщины Октябрьской революции 6 ноября 1942 года в Большом Кремлевском дворце собирались не только члены ГКО (Государственный Комитет Обороны), правительства, но и собирались чествовать героев и тружеников тыла.
За несколько часов до начала торжеств, Анастас Микоян выехал на специальной автомашине в один из бывших наркоматов. Когда его машина выехала из ворот Спаcской башни, ей неожиданно перегородила путь груженая сеном конная телега, которая до сих пор медленно поднималась по Васильевскому спуску. Правительственный автомобиль и машина охраны снизили скорость и тут же были обстреляны из винтовки. Стрелявший военнослужащий скрывался прямо на Лобном месте и был защищен каменным парапетом.
Согласно правил, автомобиль Микояна рванул вперед и вышел из зоны обстрела, а из машины охраны 1-ого отдела НКВД выпрыгнул М. Милорадов и начал перестрелку. Он находился на абсолютно открытом пространстве, но ему на помощь уже спешили сотрудники комендатуры Кремля майор Л.Стёпин, сержанты В.Савин и Е.Вагин. Покушавшийся вел беглый огнь и ранил Стёпина, тогда находившийся на охране Спасских ворот лейтенант Д. Цыба, прихватив две имевшиеся в его распоряжении гранаты оставил пост и пробежав несколько метров кинул гранату на Лобное место, но стрелявший продолжал огонь. Тогда Цыба бросил вторую гранату, после чего стрельба утихла, и из-за камней послышалось: «Хватит. Я сдаюсь!». Через несколько секунд, покушавшийся уже лежал связанным. При нем оказалась винтовка, 25 патронов и документы на имя ефрейтора 1-зентного полка ПВО Савелия Дмитриева. Заместитель коменданта Кремля майор госбезопасности Н. Шпигов приказал отвезти его на Лубянку.
Зам коменданта Кремял майор Н.Шпигов
«Лицо решившееся».
Через два часа начальнику отдела СМЕРШ московского корпуса ПВО полковнику Масленникову позвонили из Управления НКВД г.Москвы: «На Красной площади задержан на месте преступления боец стрелкового полка ПВО Дмитриев. Он сделал попытку террористического акта - стрелял по правительственным машинам из засады у памятника Минину и Пожарскому», полковник мгновенно подготовил документы на своего подчиненного.
Когда задержанного, уже хорошо побитого охранниками, привезли, стало известно, что стрелявшим был тридцати трёх летний, уроженец Усть-Каменогорска, сын бывшего кулака-старообрядца комсомолец Савелий Дмитриев. Он был женат, имел двух детей. Отслужив в армии, Дмитриев переехал в Москву, где работал водителем грузовика на заводе «Стройдеталь». С началом войны его призвали в армию, и он попал в столичные части ПВО.
С.Дмитриев
Допросы преступника вел начальник Управления НКВД Евсеичев, который пытался узнать главное - был ли террорист одиночкой или действовал в группе. Дмитриев категорически отрицал свою принадлежность к какой-либо организации, утверждая, что решил убить Сталина самостоятельно. На допросах он показал, что имел антисоветские настроения, которые активировали подобранные немецкие листовки. Недавний отказ партийной ячейки дивизиона принять его в партию, окончательно утвердил желание Дмитриева выступить против коммунистической власти и отомстить за «неудавшуюся жизнь».
По его словам, решение стрелять он принял еще зимой 1941 года, когда подменял наводчика из расчёта автомобильной зенитной пулемётной установки на площади Маяковского. Однако, логика того, что пулеметный огонь зенитки по кортежу может привести к лишним жертвам среди гражданских, остановила Дмитриева. Он настаивал, что покушался единолично.
Любопытно, что рядом с местом преступления был задержан проходивший здесь случайно старый нотариус Лев Левицкий, который был задержан и находился в Бутырской тюрьме три месяца до полного доказательства своей невиновности. Следователи «рыли землю» в поисках «немецкого следа», но его не нашли. Оказалось, что незадолго до этих событий Дмитриев был переведен из зоны охраны Рублевского водохранилища в свой полк в Москву. В день покушения он дежурил в гараже полка, расположенном недалеко от Красной площади. Здесь же взял винтовку и 45 патронов, пошёл на Красную площадь с решением либо совершить покушение на кого-либо из членов правительства, либо покончить с собой. На площадь он выходил неоднократно и ранее и даже примелькался охране. 6 ноября, выдавая себя за часового комендантского патруля, Дмитриев встал на «пост» у Лобного места и стал ожидать удобного момента, чтобы начать стрельбу.
Слухи и выводы
Бой в центре столицы не стал достоянием общественности, но верхушка его обсуждала. Генерал-лейтенант Кирилл Москаленко в своих мемуарах вспоминал: «…утром 7 ноября я вышел из «эмки» на набережной Москва-реки, со стороны Васильевского спуска, ко мне подошли два офицера НКВД и с непроницаемыми лицами козырнули: «Извините, генерал, но таков порядок: предлагаем вам оставить личное оружие в машине».
У меня в голове мелькнуло: «Наверняка здесь, в Москве, что-то стряслось! Такого еще не бывало!».
Покосил глазами по сторонам: так и есть! Трясли не только меня, но и всех других военных, выходивших из машин. И только поздней ночью, с глазу на глаз, Жуков успел шепнуть мне, что какой-то мерзавец совершил нападение на товарища Сталина».
Следствие по делу Дмитриева пришло к выводу, что в данном случае отсутствовал какой-либо заговор, а за стрелявшим не стояли контрреволюционные организации или немецкие спецслужбы. Психиатры утверждали, что террорист страдает расстройствами психики. Именно медицинские исследования оттягивали приговор покушавшегося. Суд над Дмитриевым прошел 25 августа 1950 когда по приговору Военной коллегии Верховного суда СССР он был расстрелян.
Случившееся на Красной площади тщательно анализировалось спецслужбами. И хотя действия охраны были признаны профессиональными и точными, а участники задержания были награждены орденами, было указано на необходимость внесения радикальных изменений в систему охраны.
Боевая готовность.
Начало войны, и бомбардировочные атаки немецкой авиации заставили специальные службы внести серьезные коррективы в охрану Кремля и лидеров страны. Из Москвы вывозили документы и ценности, включая «переезд» мумии Ленина в Тюмень. Теперь сюда можно было попасть лишь по предъявлению двух документов (специальное удостоверение и паспорт), оружие сдавалось всеми, кроме военнослужащих комендатуры Кремля и сотрудников 1-ого отдела НКВД. Все проживающие в Кремле, а это около 300 человек (семьи руководителей страны, мать жены Сталина О. Алилуева, жены покойных лидеров Дзержинского, Менжинского и других) были взяты на особую охрану.
В связи с опасностью бомбежки введены правила светомаскировки, а здания начали преображаться под руководством специальной группы академика архитектуры Б.Иофана. Проводилась так называемая плоскостная имитация (маскировочная покраска крыш и куполов) и имитация объемная, когда из легких материалов строились макеты лже-зданий.
Для отражения возможного прорыва немцев или воздушного десанта создавались специальные группы истребителей танков и снайперов. Все работы велись под руководством коменданта Кремля Спиридонова. С 10 октября 1941 года согласно приказа «О мероприятиях по усилению охраны Московского Кремля и боеготовности частей и подразделений» объект закрывался на ночь для всех, кроме охраняемых лиц и фельдъегерской службы.
В 1942 году, не смотря на перенос активных боевых действий на юг страны, осадный режим Москвы не прекращался, и все шло своим чередом - налеты еще были, да и не исключались атаки диверсантов.
Почти в лоб на Лобном месте.
Кремль продолжал жить своей осадной жизнью, в которой было место и «всенародным праздникам». В предверии очередной годовщины Октябрьской революции 6 ноября 1942 года в Большом Кремлевском дворце собирались не только члены ГКО (Государственный Комитет Обороны), правительства, но и собирались чествовать героев и тружеников тыла.
За несколько часов до начала торжеств, Анастас Микоян выехал на специальной автомашине в один из бывших наркоматов. Когда его машина выехала из ворот Спаcской башни, ей неожиданно перегородила путь груженая сеном конная телега, которая до сих пор медленно поднималась по Васильевскому спуску. Правительственный автомобиль и машина охраны снизили скорость и тут же были обстреляны из винтовки. Стрелявший военнослужащий скрывался прямо на Лобном месте и был защищен каменным парапетом.
Согласно правил, автомобиль Микояна рванул вперед и вышел из зоны обстрела, а из машины охраны 1-ого отдела НКВД выпрыгнул М. Милорадов и начал перестрелку. Он находился на абсолютно открытом пространстве, но ему на помощь уже спешили сотрудники комендатуры Кремля майор Л.Стёпин, сержанты В.Савин и Е.Вагин. Покушавшийся вел беглый огнь и ранил Стёпина, тогда находившийся на охране Спасских ворот лейтенант Д. Цыба, прихватив две имевшиеся в его распоряжении гранаты оставил пост и пробежав несколько метров кинул гранату на Лобное место, но стрелявший продолжал огонь. Тогда Цыба бросил вторую гранату, после чего стрельба утихла, и из-за камней послышалось: «Хватит. Я сдаюсь!». Через несколько секунд, покушавшийся уже лежал связанным. При нем оказалась винтовка, 25 патронов и документы на имя ефрейтора 1-зентного полка ПВО Савелия Дмитриева. Заместитель коменданта Кремля майор госбезопасности Н. Шпигов приказал отвезти его на Лубянку.
Зам коменданта Кремял майор Н.Шпигов
«Лицо решившееся».
Через два часа начальнику отдела СМЕРШ московского корпуса ПВО полковнику Масленникову позвонили из Управления НКВД г.Москвы: «На Красной площади задержан на месте преступления боец стрелкового полка ПВО Дмитриев. Он сделал попытку террористического акта - стрелял по правительственным машинам из засады у памятника Минину и Пожарскому», полковник мгновенно подготовил документы на своего подчиненного.
Когда задержанного, уже хорошо побитого охранниками, привезли, стало известно, что стрелявшим был тридцати трёх летний, уроженец Усть-Каменогорска, сын бывшего кулака-старообрядца комсомолец Савелий Дмитриев. Он был женат, имел двух детей. Отслужив в армии, Дмитриев переехал в Москву, где работал водителем грузовика на заводе «Стройдеталь». С началом войны его призвали в армию, и он попал в столичные части ПВО.
С.Дмитриев
Допросы преступника вел начальник Управления НКВД Евсеичев, который пытался узнать главное - был ли террорист одиночкой или действовал в группе. Дмитриев категорически отрицал свою принадлежность к какой-либо организации, утверждая, что решил убить Сталина самостоятельно. На допросах он показал, что имел антисоветские настроения, которые активировали подобранные немецкие листовки. Недавний отказ партийной ячейки дивизиона принять его в партию, окончательно утвердил желание Дмитриева выступить против коммунистической власти и отомстить за «неудавшуюся жизнь».
По его словам, решение стрелять он принял еще зимой 1941 года, когда подменял наводчика из расчёта автомобильной зенитной пулемётной установки на площади Маяковского. Однако, логика того, что пулеметный огонь зенитки по кортежу может привести к лишним жертвам среди гражданских, остановила Дмитриева. Он настаивал, что покушался единолично.
Любопытно, что рядом с местом преступления был задержан проходивший здесь случайно старый нотариус Лев Левицкий, который был задержан и находился в Бутырской тюрьме три месяца до полного доказательства своей невиновности. Следователи «рыли землю» в поисках «немецкого следа», но его не нашли. Оказалось, что незадолго до этих событий Дмитриев был переведен из зоны охраны Рублевского водохранилища в свой полк в Москву. В день покушения он дежурил в гараже полка, расположенном недалеко от Красной площади. Здесь же взял винтовку и 45 патронов, пошёл на Красную площадь с решением либо совершить покушение на кого-либо из членов правительства, либо покончить с собой. На площадь он выходил неоднократно и ранее и даже примелькался охране. 6 ноября, выдавая себя за часового комендантского патруля, Дмитриев встал на «пост» у Лобного места и стал ожидать удобного момента, чтобы начать стрельбу.
Слухи и выводы
Бой в центре столицы не стал достоянием общественности, но верхушка его обсуждала. Генерал-лейтенант Кирилл Москаленко в своих мемуарах вспоминал: «…утром 7 ноября я вышел из «эмки» на набережной Москва-реки, со стороны Васильевского спуска, ко мне подошли два офицера НКВД и с непроницаемыми лицами козырнули: «Извините, генерал, но таков порядок: предлагаем вам оставить личное оружие в машине».
У меня в голове мелькнуло: «Наверняка здесь, в Москве, что-то стряслось! Такого еще не бывало!».
Покосил глазами по сторонам: так и есть! Трясли не только меня, но и всех других военных, выходивших из машин. И только поздней ночью, с глазу на глаз, Жуков успел шепнуть мне, что какой-то мерзавец совершил нападение на товарища Сталина».
Следствие по делу Дмитриева пришло к выводу, что в данном случае отсутствовал какой-либо заговор, а за стрелявшим не стояли контрреволюционные организации или немецкие спецслужбы. Психиатры утверждали, что террорист страдает расстройствами психики. Именно медицинские исследования оттягивали приговор покушавшегося. Суд над Дмитриевым прошел 25 августа 1950 когда по приговору Военной коллегии Верховного суда СССР он был расстрелян.
Случившееся на Красной площади тщательно анализировалось спецслужбами. И хотя действия охраны были признаны профессиональными и точными, а участники задержания были награждены орденами, было указано на необходимость внесения радикальных изменений в систему охраны.