БИТВА РУССКИХ С КАБАРДИНЦАМИ ч.2
В отставку вышел поручиком, дома не усидел - вскоре вернулся в армию, но за какой-то проступок в 1816 году был отлучен от армии.
Вот то немногое, что нам известно об одном из самых успешных сочинителей пушкинской поры, авторе более десяти книжек, причем « Битва русских с кабардинцами…» отнюдь далеко не лучшая из них. Но так суждено было случиться, что именно она (повторимся, прежде всего благодаря хлесткому названию) осталась в истории. Но именно опять же из-за названия это невинное произведение оказалось под негласным запретом в советское время - крамольной была сама мысль, что « братские народы, живущие семьей единой» , могут биться между собой. Помнится, с каким интересом и ожиданием встречи с чем-то запретным и таинственным один из нас взял впервые в руки книгу Зряхова и с каким великим трудом дочитал (вернее - долистал) ее до конца. Поэтому, когда началась перестройка и Кабардино-Балкарское общество книголюбов решило переиздать « Битву…» (массовым тиражом - 25 тысяч экземпляров!), у нас, тогдашних начинающих издателей, решение это энтузиазма не вызвало. Но решение принимали другие, поэтому книга продается и сегодня, и конца ее реализации не видно. Всему свое время, тем более лубку.
И все-таки эта устаревшая, непритязательная, до неприличия наивная повесть продолжает жить. В чем ее загадка? Может быть, ответ в том, как пишет в предисловии к изданию 1990 года известный адыгский писатель Эльберд Мальбахов (литературный псевдоним - М. Эльберд), что « в ней - едва ли не впервые в русской литературе!- задолго до Печорина и Бэлы любовь молодых героев не наталкивается на непреодолимую, казалось бы, преграду национальных, религиозных и прочих различий. И эта любовь - есаула Победоносцева и кабардинской княжны Селимы - побеждает. И самое главное: чуть ли не впервые в русской художественной литературе появились мысли о пагубности и бессмысленности межнациональных распрей и, напротив, о плодотворности и высоком смысле межнационального духовного родства» .
Дорога она нам, живущим в республике, и тем, как автор описывает достоинства и величие кабардинского народа, не жалея, как и при описании подвигов русских воинов, эпитетов и сравнений. Вчитаемся, памятуя, что строки эти написаны почти 170 лет назад.
«Кабардинцы, обитающие за рекой Терек, служащей границей между ними и Кавказской губернией, имеют свои жилища в горах и ущельях, есть народ сильный, видный собою и весьма храбрый…
Жены и дочери их весьма прелестны и также отважны, как они. Они нередко выходят на сражения мстить за убитых своих отцов, братьев, супругов и детей их. Кабардинцы, по наблюдениям некоторых историков, являются потомками храбрых амазонов, потому что они точно поселились в их стране, а другие полагают их пришельцами, занявшими их места. Но оставим эти изыскания ученым, лучше меня знающих историю света, и обратимся к продолжению описания сего замечательного народа.
…К похвале магометанок надо сказать, что они весьма нежны, верны и послушны мужьям своим. Одно его мановение заставляет каждую из них понимать волю своего супруга и повелителя; нежный его взор или улыбка приводит их в восхищение, малейшая угрюмость или строгий взгляд приводят их в трепет.
…В мирное время путешественник, какого бы закона он ни был, прибывший для наблюдения их страны и произведений ее, принимается дружески, пользуется их хлебом и солью. А чтобы в пути не мог получить какого вреда от злых людей или зверей, конвоируется ими от аула до другого и так далее, и, спокойно проживая у них какое-то время, с сожалением оставляет эту страну и благодарит жителей за гостеприимство» .
Эта весьма примечательная преамбула к описанию самой битвы, а правильнее и точнее было бы сказать - военного эпизода между русскими и кабардинскими воинами. Сегодня практически невозможно сказать, о какой из стычек именно идет в книге речь: Зряхов не уточняет время, упоминая лишь, что она происходила « в начале нынешнего (то есть XIX) столетия» , конкретное место - « у реки Терек» . А столкновений именно там и в это время историками не зафиксировано.
В частности, Николай Грабовский, автор знаменитого сочинения « Присоединение к России Кабарды и борьба ее за независимость» (1876), рассказывает о нескольких столкновениях, происходивших в эти годы на реке Баксане. Но вряд ли именно их имел в виду Зряхов, ведь по большому счету конкретики, как таковой, в его произведении раз-два и обчелся, да и не главное она для него. Главное - чувства.
Чувства эти - для барышень девятнадцатого века искренние, а для нынешних - надуманные, раньше вызывавшие горючие слезы, а сегодня ироничную улыбку - и позволили книге « Битва русских с кабардинцами, или Прекрасная магометанка, умирающая на гробе своего мужа» , пережить отведенное ей критиками время.
Ведь, как писал автор в обращении « К милым читательницам» , предваряющем книгу:
О вы, чувствительны, прелестны россиянки!
Возьмите здесь пример с моей магометанки…
Не только в страсти сей, но в верности священной…
И вам сравнения не будет во вселенной!
Впрочем, Николай Зряхов, воспевший неземную красоту и высоту чувств кабардинской княжны, не был одинок в своих чувствах. Европейские путешественники оставили немало восторженных высказываний о черкешенках. Эмиддио Д’ Асколи отдавал им « предпочтение перед всеми другими женщинами в мире» . Жан Тавернье уверял, что « среди них можно встретить красивейших людей в мире» . Адам Олеарий уточнял: « Женщины у них обыкновенно хорошо сложены, миловидны лицом, белотелы и краснощеки; волосы черные как смоль, в двух длинных крученых локонах свисают с обеих сторон; ходят они с открытыми лицами» . Яков Стрейс удивлялся: « Я видел много женщин, но нигде не видел таких приветливых, любезных и услужливых в отношении чужеземцев, как здесь» . Энгельберт Кемпфер сообщал, что « они общительны, приветливы и чистоплотны» и « сохраняют свою красоту до 50-летнего возраста» . Абри де ла Мотрэ восторгался: « Глаза их черного цвета, красивого разреза, и блестящие, как звезды на небе в ту пору, когда ясно и сильно морозит. Их стан не стеснен корсетами, как у наших женщин-христианок, но он свободен и изящен, как у прекрасных статуй Венеры, оставленных нам древними, или некоторых других красавиц, существовавших в действительности» . Ему вторит и Петр Паллас: « Черкешенки известны своей красотой по всему свету, имеют продолговатую голову, правильные и выразительные черты лица, красиво прорезанные, огневые, большей частью черные глаза, которые считают они самым сильным своим оружием, длинные ресницы и немного желто-бурый цвет лица» .
Ну а всех превзошел голландец Жан Стрюи, которого цитирует в своем труде « Кавказ» знаменитый Александр Дюма, предваряя его слова весьма симтоматичной ремаркой: « …иногда менее трудно и особенно менее стеснительно ссылаться на другого, нежели писать самому» .
Итак, « кавказские женщины, - говорит Жан Стрюи, - все имеют в себе что-то приятное и что-то такое, заставляющее их любить. Они красивы и отличаются белизною тела, и эта белизна смешана с таким прекрасным колоритом, что только лилия и роза необходимы для того, чтобы составить красоту совершеннее; чело их высокое и гладкое- без помощи искусства, брови их так тонки, что они походят на загнутую шелковую нитку. Глаза большие, кроткие и полные огня, нос правильный, уста алые, рот маленький и смеющийся, подбородок такой, какой может быть свойствен полной красоте, шея и горло отличаются белизною и дородностью, которых требуют знатоки совершенной красоты, а на плечи, полные и белые как снег, падают длинные и черные как смоль волосы, то распущенные, то заплетенные, но всегда красиво обрисовывающие оклад лица. Говоря об их персях, я упомняул кратко, как о предмете обыкновенном, между тем нет ничего столь редкого, заслуживающего большего внимания, на них хорошо помещены и хорошо устроены два шара твердости невероятной, и я могу сказать, не преувеличивая, что ничего нет белее и чище. Одна из главных забот их состоит в том, чтобы мыть их каждый день, боясь, как говорят они, сделаться недостойными от пренебрежения тех прелестей, какие даровало им небо. Стан их прекрасный, величественный и роскошный…
…На трапезонтском и константинопольском базарах за черкешенку почти всегда вдвое, иногда втрое больше платят, чем за женщину, красота которой, при первом взгляде, показалась бы нам равною с первой и даже превосходящею» .
Ну а закончить этот гимн горской красоте хотелось бы знаменитыми бальмонтовскими строчками, обращенными к черкешенке:
Я тебя сравнить хотел бы с нежной ивою плакучей,
Что склоняет ветви к влаге, словно слыша звон созвучий.
Я тебя сравнить хотел бы с юным тополем, который,
Весь смолистый, в легкой зыби к небесам уводит взоры.
Я тебя сравнить хотел бы, видя эту поступь, дева,
С тонкой лилией, что стебель клонит вправо, клонит влево.
Я тебя сравнить хотел бы с той индусской баядерой,
Что сейчас-сейчас запляшет, чувства меря звездной мерой.
Я тебя сравнить хотел бы… Но игра сравнений тленна,
Ибо слишком очевидно: ты средь женщин несравненна.
Вот то немногое, что нам известно об одном из самых успешных сочинителей пушкинской поры, авторе более десяти книжек, причем « Битва русских с кабардинцами…» отнюдь далеко не лучшая из них. Но так суждено было случиться, что именно она (повторимся, прежде всего благодаря хлесткому названию) осталась в истории. Но именно опять же из-за названия это невинное произведение оказалось под негласным запретом в советское время - крамольной была сама мысль, что « братские народы, живущие семьей единой» , могут биться между собой. Помнится, с каким интересом и ожиданием встречи с чем-то запретным и таинственным один из нас взял впервые в руки книгу Зряхова и с каким великим трудом дочитал (вернее - долистал) ее до конца. Поэтому, когда началась перестройка и Кабардино-Балкарское общество книголюбов решило переиздать « Битву…» (массовым тиражом - 25 тысяч экземпляров!), у нас, тогдашних начинающих издателей, решение это энтузиазма не вызвало. Но решение принимали другие, поэтому книга продается и сегодня, и конца ее реализации не видно. Всему свое время, тем более лубку.
И все-таки эта устаревшая, непритязательная, до неприличия наивная повесть продолжает жить. В чем ее загадка? Может быть, ответ в том, как пишет в предисловии к изданию 1990 года известный адыгский писатель Эльберд Мальбахов (литературный псевдоним - М. Эльберд), что « в ней - едва ли не впервые в русской литературе!- задолго до Печорина и Бэлы любовь молодых героев не наталкивается на непреодолимую, казалось бы, преграду национальных, религиозных и прочих различий. И эта любовь - есаула Победоносцева и кабардинской княжны Селимы - побеждает. И самое главное: чуть ли не впервые в русской художественной литературе появились мысли о пагубности и бессмысленности межнациональных распрей и, напротив, о плодотворности и высоком смысле межнационального духовного родства» .
Дорога она нам, живущим в республике, и тем, как автор описывает достоинства и величие кабардинского народа, не жалея, как и при описании подвигов русских воинов, эпитетов и сравнений. Вчитаемся, памятуя, что строки эти написаны почти 170 лет назад.
«Кабардинцы, обитающие за рекой Терек, служащей границей между ними и Кавказской губернией, имеют свои жилища в горах и ущельях, есть народ сильный, видный собою и весьма храбрый…
Жены и дочери их весьма прелестны и также отважны, как они. Они нередко выходят на сражения мстить за убитых своих отцов, братьев, супругов и детей их. Кабардинцы, по наблюдениям некоторых историков, являются потомками храбрых амазонов, потому что они точно поселились в их стране, а другие полагают их пришельцами, занявшими их места. Но оставим эти изыскания ученым, лучше меня знающих историю света, и обратимся к продолжению описания сего замечательного народа.
…К похвале магометанок надо сказать, что они весьма нежны, верны и послушны мужьям своим. Одно его мановение заставляет каждую из них понимать волю своего супруга и повелителя; нежный его взор или улыбка приводит их в восхищение, малейшая угрюмость или строгий взгляд приводят их в трепет.
…В мирное время путешественник, какого бы закона он ни был, прибывший для наблюдения их страны и произведений ее, принимается дружески, пользуется их хлебом и солью. А чтобы в пути не мог получить какого вреда от злых людей или зверей, конвоируется ими от аула до другого и так далее, и, спокойно проживая у них какое-то время, с сожалением оставляет эту страну и благодарит жителей за гостеприимство» .
Эта весьма примечательная преамбула к описанию самой битвы, а правильнее и точнее было бы сказать - военного эпизода между русскими и кабардинскими воинами. Сегодня практически невозможно сказать, о какой из стычек именно идет в книге речь: Зряхов не уточняет время, упоминая лишь, что она происходила « в начале нынешнего (то есть XIX) столетия» , конкретное место - « у реки Терек» . А столкновений именно там и в это время историками не зафиксировано.
В частности, Николай Грабовский, автор знаменитого сочинения « Присоединение к России Кабарды и борьба ее за независимость» (1876), рассказывает о нескольких столкновениях, происходивших в эти годы на реке Баксане. Но вряд ли именно их имел в виду Зряхов, ведь по большому счету конкретики, как таковой, в его произведении раз-два и обчелся, да и не главное она для него. Главное - чувства.
Чувства эти - для барышень девятнадцатого века искренние, а для нынешних - надуманные, раньше вызывавшие горючие слезы, а сегодня ироничную улыбку - и позволили книге « Битва русских с кабардинцами, или Прекрасная магометанка, умирающая на гробе своего мужа» , пережить отведенное ей критиками время.
Ведь, как писал автор в обращении « К милым читательницам» , предваряющем книгу:
О вы, чувствительны, прелестны россиянки!
Возьмите здесь пример с моей магометанки…
Не только в страсти сей, но в верности священной…
И вам сравнения не будет во вселенной!
Впрочем, Николай Зряхов, воспевший неземную красоту и высоту чувств кабардинской княжны, не был одинок в своих чувствах. Европейские путешественники оставили немало восторженных высказываний о черкешенках. Эмиддио Д’ Асколи отдавал им « предпочтение перед всеми другими женщинами в мире» . Жан Тавернье уверял, что « среди них можно встретить красивейших людей в мире» . Адам Олеарий уточнял: « Женщины у них обыкновенно хорошо сложены, миловидны лицом, белотелы и краснощеки; волосы черные как смоль, в двух длинных крученых локонах свисают с обеих сторон; ходят они с открытыми лицами» . Яков Стрейс удивлялся: « Я видел много женщин, но нигде не видел таких приветливых, любезных и услужливых в отношении чужеземцев, как здесь» . Энгельберт Кемпфер сообщал, что « они общительны, приветливы и чистоплотны» и « сохраняют свою красоту до 50-летнего возраста» . Абри де ла Мотрэ восторгался: « Глаза их черного цвета, красивого разреза, и блестящие, как звезды на небе в ту пору, когда ясно и сильно морозит. Их стан не стеснен корсетами, как у наших женщин-христианок, но он свободен и изящен, как у прекрасных статуй Венеры, оставленных нам древними, или некоторых других красавиц, существовавших в действительности» . Ему вторит и Петр Паллас: « Черкешенки известны своей красотой по всему свету, имеют продолговатую голову, правильные и выразительные черты лица, красиво прорезанные, огневые, большей частью черные глаза, которые считают они самым сильным своим оружием, длинные ресницы и немного желто-бурый цвет лица» .
Ну а всех превзошел голландец Жан Стрюи, которого цитирует в своем труде « Кавказ» знаменитый Александр Дюма, предваряя его слова весьма симтоматичной ремаркой: « …иногда менее трудно и особенно менее стеснительно ссылаться на другого, нежели писать самому» .
Итак, « кавказские женщины, - говорит Жан Стрюи, - все имеют в себе что-то приятное и что-то такое, заставляющее их любить. Они красивы и отличаются белизною тела, и эта белизна смешана с таким прекрасным колоритом, что только лилия и роза необходимы для того, чтобы составить красоту совершеннее; чело их высокое и гладкое- без помощи искусства, брови их так тонки, что они походят на загнутую шелковую нитку. Глаза большие, кроткие и полные огня, нос правильный, уста алые, рот маленький и смеющийся, подбородок такой, какой может быть свойствен полной красоте, шея и горло отличаются белизною и дородностью, которых требуют знатоки совершенной красоты, а на плечи, полные и белые как снег, падают длинные и черные как смоль волосы, то распущенные, то заплетенные, но всегда красиво обрисовывающие оклад лица. Говоря об их персях, я упомняул кратко, как о предмете обыкновенном, между тем нет ничего столь редкого, заслуживающего большего внимания, на них хорошо помещены и хорошо устроены два шара твердости невероятной, и я могу сказать, не преувеличивая, что ничего нет белее и чище. Одна из главных забот их состоит в том, чтобы мыть их каждый день, боясь, как говорят они, сделаться недостойными от пренебрежения тех прелестей, какие даровало им небо. Стан их прекрасный, величественный и роскошный…
…На трапезонтском и константинопольском базарах за черкешенку почти всегда вдвое, иногда втрое больше платят, чем за женщину, красота которой, при первом взгляде, показалась бы нам равною с первой и даже превосходящею» .
Ну а закончить этот гимн горской красоте хотелось бы знаменитыми бальмонтовскими строчками, обращенными к черкешенке:
Я тебя сравнить хотел бы с нежной ивою плакучей,
Что склоняет ветви к влаге, словно слыша звон созвучий.
Я тебя сравнить хотел бы с юным тополем, который,
Весь смолистый, в легкой зыби к небесам уводит взоры.
Я тебя сравнить хотел бы, видя эту поступь, дева,
С тонкой лилией, что стебель клонит вправо, клонит влево.
Я тебя сравнить хотел бы с той индусской баядерой,
Что сейчас-сейчас запляшет, чувства меря звездной мерой.
Я тебя сравнить хотел бы… Но игра сравнений тленна,
Ибо слишком очевидно: ты средь женщин несравненна.