Майский день (рассказ)
Лешка, худенький мальчуган лет шести, проснулся рано. Озорной солнечный луч прорвался сквозь занавески, упал ему прямо на глаза и прогнал сон. Лешка некоторое время ворочался, желая скрыться от назойливого света, но тот все жег ему какую-нибудь часть тела - лицо, ногу, руку или грудь. Наконец, мальчик сдался и оставил попытки вернуть сон. Было еще ранее утро, но он услышал, как по квартире уже ходят родители. Они негромко обсуждали что-то между собой. Дом был полон звуков: на кухне скворчало масло, шумела в ванне вода, верещал что-то радиоприемник.
- Странно - подумал Лешка. Он начал прислушиваться, пытаясь разобрать, о чем говорят папа с мамой, но улавливал лишь отдельные фразы.
- На парад?... Надо пораньше выезжать… Еще спит… Уже будить?... Электричка…
Лешка понял, что родители наверняка задумали ехать куда-то, но вот куда? В такой день? Впереди был праздник, 9 мая, День Победы. Они обычно проводили его дома, накрывали стол, обедали. Утром по телевизору показывали парад, а затем весь день шли фильмы про войну. Ужинали они по традиции у бабушки, там же смотрели красивый московский салют. Что же в этот раз? На природу?
Так он лежал в сомнениях, периодически меняя позу, чтобы увернуться от жгучих лучей. Увлекшись мыслями, он не заметил, как дверь в детскую тихонько приоткрылась, и сквозь щель заглянула его мать.
Увидев, что сын не спит, она распахнула дверь и встала в пороге, уставив руки в бока. Улыбалась.
- Вот он какой! А мы ходим по квартире на цыпочках, разбудить боимся!
- Да я только проснулся, честно-честно!
- Ну да. Давай тогда вставай, умывайся и садись завтракать, а потом мы тебе расскажем, что у нас впереди за день.
Мальчик выбрался из постели и прошел в ванну. Пока чистил зубы, все гадал, что же за сюрприз приготовили родители… «Точно, наверное, на природу поедем, в лес» - думал он.
Закончив с туалетом, Лешка принялся за сытный завтрак. Когда трапеза подходила к концу, на кухню вошел отец. Он посмотрел на часы, пробормотал «полчаса» и подсел рядом с сыном.
- Доел? Молодец! Смотри, сынок, сегодня у нас будет большое путешествие. Ты уже стал совсем взрослый и самостоятельный, - отец подмигнул - и мы решили, что пора тебе увидеть настоящий День Победы. Мы поедем в город, на парад, а потом поднимемся на Мамаев курган, помнишь я тебе про него рассказывал?
Лешка прямо рот разинул.
- На Мамаев курган! - он не мог поверить своим ушам - на самую вершину?
- Да прямо к Родине-Матери. Но смотри, народу будет много - от нас ни на шаг. Никаких пряток, догонялок. Будешь баловаться, тут же развернемся и поедем домой. Договорились?
- Конечно, пап! - мальчик весь прямо светился от восторга. Он и думать не смел о таком сюрпризе. Сколько раз он представлял в своих фантазиях, как поднимается на мифический курган, как видит громадную, но в тоже время изящную статую, оглядывается на город - а тот весь как на ладони, так высоко, что аж дух захватывает…
Отец одобрительно кивнул и обнял мальчика за плечи.
- Ну тогда в дорогу - ты готов? Электричка через тридцать минут. Через двадцать уже выходим.
И вот последние сборы были завершены - вода, сумка с бутербродами, головные уборы - и они вышли в теплое майское утро.
***
Электричка была полна народу. Люди жались на сидениях, стояли в проходе и тамбуре, держались кто за что мог. Странно, но никто не возмущался, не ворчал, не ругался. Напротив, среди людей будто разлилась доброта, зажигавшая на лицах улыбки, шелестевшая вокруг шутками, беседами, даже песнями. В вагоне открыли почти все окна, и сквозь них врывался стремительный весенний ветер, он трепал людям волосы, вырывал из рук развернутые газеты, которые под общий смех порхали по вагону. За окнами проносились зеленые раскидистые вязы, гаражи, старенькие домишки. Где-то вдалеке мелькала яркая волжская синева. Лешка засмотрелся на реку и видневшийся за ней дикий курчавый лес.
Но скоро деревьев стало меньше, и Волги уже совсем не было видно. Вместо них появились высокие величественные дома, широкие проспекты, полные машин, пешеходов, трамваев - они въезжали в центр города.
Держа друг друга за руки, семья начала протискиваться к выходу. Скоро уже подъехали к нужной станции, электричка затормозила, качнулась и встала, с характерным звуком открылись двери. Народ высыпал на залитый солнцем перрон и сплошным потоком устремился к переходу, ведущему в город. Они тоже вышли из вагона, вместе с толпой миновали прохладный подземный тоннель и оказались на большой площади. Лешка, широко распахнув глаза, восхищенно смотрел вокруг себя. Позади возвышалось грандиозное здание большого вокзала, похожее на древний замок из какого-нибудь фильма. «Замок» венчали башня и пронзавший голубое небо шпиль со звездой. На башне были расположены громадные часы, показывавшие половину десятого.
Пока Лешка жадно хватал глазами невиданное окружение, родители негромко совещались. Наконец, решение было принято - мать взяла сына за руку, и они быстрым шагом направились туда, куда устремлялся поток людей - вниз, в сторону большого проспекта. Грандиозный вокзал оставался позади, и Лешка то и дело оглядывался на него, все не веря, что видел его наяву, вот так близко, прямо перед собой.
Проспект вывел их к еще более широкой площади - всю ее устилал черный асфальт, с одной стороны возвышались большие торжественные здания, с другой раскинулся зеленеющий парк. Народу было просто неимоверное количество. Чем ближе они подходили, тем более увеличивалась плотность людей, скоро было уже совсем не протиснуться. Отец, шедший впереди и служивший их тройке буксиром, отвел их чуть назад, и они встали на ступени небольшого магазинчика - те, конечно, уже были усыпаны людьми, но место нашлось. Зрители забрались вообще на все, что хоть как-то возвышалось над землей - парапеты зданий, фонарные столбы, деревья.
Со ступеней магазина немного открывалась площадь. Но маленький Лешка по-прежнему видел перед собой лишь бесконечные ряды людей, ему не хватало роста, чтобы его взгляд добрался туда, где происходило что-то очень важное. Вдруг воздух порвали усиленные мегафоном обрывистые слова, а в ответ им раздалось совсем уже громогласное троекратное многоголосое «Ура!». Отец сразу заторопился, засуетился.
- Началось! Черт, не видно почти ничего. Лешка, давай, садись мне на плечи.
Отец скинул рюкзак, присел, и сын быстро вскочил ему на шею - это было знакомый и любимый им трюк.
И вот толпа осталась где-то внизу, и Лешка мигом будто вырос в три раза, прямо как Алиса из сказки. Отсюда он увидел гораздо больше - перед ним открылась площадь, на ней были выстроены парадные «коробки». Зоркие мальчишеские глаза различали вытянутых по струнке бойцов, их головные уборы, блестящее на солнце оружие в их руках. Вдоль шеренг медленно ехала окрашенная в темно-зеленый цвет машина, в которой, приставив к фуражке руку, стоял немного полноватый офицер - видно какой-то генерал, принимавший парад. Периодически машина останавливалась, офицер приветствовал солдат, и те отвечали оглушающим «Ура!», которое раскатывалось по округе и уносилось в небо.
Лешка смотрел, не отрываясь. Он видел, конечно, парады и раньше, но лишь по телевизору - там они казались странным каким-то действом, скучно было их смотреть. Тут же, где его чувства напрямую, без посредника-телеэкрана, впитывали происходящее, его захватили масштаб и сила парада. Особенно его поразило периодически сотрясавшее площадь «Ура!» - оно будто проникало в самое нутро, сотрясало все там, увлекало за собой куда-то. Хотелось тоже кричать «Ура», пару раз он даже робко, вполголоса, сделал это, скосив глаза вниз, на отца. Отец, конечно же, услышал, но виду не подал и лишь заулыбался. Однако, когда очередная коробка солдат сотрясла площадь своим рокотом, отец сам громко басом закричал «Ура!» и еще выше приподнял Лешку. Сын не ожидал такого, разинул рот от удивления (что и под ним теперь парад?). Но, поняв в чем дело, он с радостью присоединился к отцу. Вдвоем они кричали «ура», а мать смеялась над ними. Кто-то из стоявших вокруг оглядывался, удивленно и даже немного возмущенно смотрел. Ну а кто-то следовал примеру.
Наконец, коробки пошли. С хрустом шеренги солдат двигались вдоль зрителей, немного сотрясаясь при каждом ударе тяжелых ботинок об асфальт. Отдельные бойцы терялись в движении - коробка будто представляла собой единое целое, казалась строгим, но живым квадратом, с сотней голов, рук и ног. Лешка восхищенно смотрел. Планы становиться путешественником и бороздить моря были отброшены - он уже решил стать военным, чтобы вот так же четко и бодро шагать перед пораженными гражданскими. Когда же все солдаты уже прошли мимо них, и на площадь после громогласного объявления въехала военная техника - его решение стало окончательным и бесповоротным. Похожие на фантастических жуков, по площади не спеша проходили ряды танков, бронетранспортеров и пушек. В завершении под прокатившийся по толпе шепот по асфальту проехали приземистые тягачи, тащившие на спине ракеты, похожие на гигантские авторучки.
***
Парад кончился, но день только начинался. Солнце взобралось на самую вершину ярко голубого неба, и уже не грело как утром, а жарило, палило и обжигало. На улицах становилось жарко. Люди, привлеченные к площади парадом, стали понемногу расходиться в разные стороны. Одни двигались дальше вниз, на волжскую набережную. Другие шли в парк в поисках спасительной тени.
- А теперь на курган, пап? - Лешка еще не отошел от впечатлений парада, но уже загорелся следующей, еще более манящей целью.
- Да, но пойдем пешком. Тоже в своеобразном параде - он улыбнулся, подмигнул жене.
- В параде? Каком параде, пап? - сын не понимал и чувствовал, что от него что-то скрывают, опять готовят какой-то сюрприз.
- Помнишь, мы тебе про «Бессмертный полк» рассказывали? - включилась мама. - Он скоро начнется и пройдет как раз до Мамаева кургана. Вот там мы и пойдем.
- И тоже будем маршировать, как солдаты?
- Ну, если хочешь, можешь маршировать.
Лешка решил, что обязательно пойдет маршем, как те бравые солдаты на площади, и прямо тут же приступил к тренировке - получалось не очень, ноги путались, но он упрямо с ними боролся. Родители направили вояку в нужном направлении, а сами шли чуть сзади, посмеиваясь над потешным сыном.
Все вокруг превратилось в сплошной праздник. Чуть ли не с каждой улицы доносились военные песни, то тут, то там были организованы небольшие сцены, на них проходили какие-то представления, или просто танцевали под старые вальсы люди. Широкий проспект, ведущий к месту начала шествия, был открыт для пешеходов. Люди медленно шли по нему, будто плыли, подпевали песням. В руках у многих были красные флаги и штандарты с фотографиями. Будто в самом воздухе было разлито торжественное светлое настроение.
Наконец, они пришли.
***
Это тоже была площадь, но другая. Ее почти полностью заполняла хаотичная народная масса. Метавшиеся из стороны в сторону волонтеры пытались ее как-то упорядочить, выровнять, организовать. И дело пошло - через полчаса на площади вытянулась, как огромная змея, широкая и длинная колонна. Лешка и родители оказались где-то посередине, со всех сторон их окружили ряды людей. Будто вторым этажом над ними возвышались бесчисленные штандарты с черно-белыми фотоснимками. На них были молодые, очень чистые лица людей в военной форме. Это были предки пришедших на праздник горожан. Живые и мертвые сошлись вместе в необычном шествии в этот светлый майский день.
Все время, пока формировалась колонна, откуда-то спереди доносилась старая военная музыка - вдруг она смолкла, и вместо нее прозвучало громкое объявление - шествие начиналось. Будто какой-то разряд пробежал от головы колонны к ее хвосту - люди, до того переминавшиеся с ноги на ногу и болтавшие друг с другом, все как-то разом подобрались, приготовились, и вот, ряды двинулись.
Лешка никогда не был внутри такого скопления народу, и даже немного растерялся. Поначалу он просто шел, держа мать за руку, старался не отставать и глазел во все стороны, но почти ничего не видел - вокруг были лишь бесконечные ряды идущих. Наконец, отец снова поднял его на плечи - и тут он, как и во время парада, смог увидеть гораздо больше.
По широкому проспекту медленно, но неумолимо текла настоящая человеческая река. Не видно было толком, где она начинается и где кончается - столько было людей. Бесчисленные лица: мужчины, женщины, подростки, дети, старики - все они сливались в едином могучем потоке. Над размеренно шагавшими людьми также неспешно тянулась вторая река - состоявшая из тысяч и тысяч крупных фотопортретов. Большинство из них изображали молодых мужчин и женщин в военной форме - все они по-доброму, но очень прямо и смело смотрели со снимков.
Тот тут-то там периодически вспыхивали, как случайные искры, песни. Случалось, что песню подхватывали, она заражала собой все новые и новые ряды, и вот уже сотни людей нестройным и шумным хором пели «Катюшу» или «На поле танки грохотали». Песня крепла, мужала и уносилась в небо, будто желая, чтоб ее услышали те, кому был посвящен этот необычный марш.
Лешка почти не знал слов, но тоже старался подпевать - повторял за всеми или угадывал что-нибудь в рифму. Пели и его родители, и все вокруг - остаться в стороне было невозможно. Это происходило будто помимо воли человека, словно что-то само изнутри рвалось наружу, заслышав ожившую в сотнях голосов фронтовую песню и спеша с ней слиться.
Трудно было описать это состояние. Лешка никогда такого не испытывал, а, поглядывая изредка на родителей, понял, что и они тоже поражены происходящим. Он чувствовал себя растворенным во всей этой людской массе, в этом шествии, в прокатывавшихся по толпе могучих песнях. Он словно перестал быть отдельным, обособленным от мира мальчиком Лешей, но при этом не потерял себя, не ощутил никакого ущемления, страха или подавленности. Ему случалось уже теряться в больших толпах людей - тогда он метался в панике, судорожно искал знакомое лицо или место - но то, что происходило теперь, было совсем иным. Он напротив, чувствовал себя ужасно большим и сильным, в каком-то смысле, он чувствовал себя всей этой людской рекой, но в то же время лишь малой частью ее. Это было странное, не виданное ранее ощущение. Впервые Лешка почувствовал тогда по-настоящему, что значит «вместе».
***
Время текло незаметно. Странно, но ни жара, ни жажда не волновали семью. С азартом они шагали вперед, подхватывали все новые и новые рождавшиеся где-то в недрах толпы песни. Вот уже подошли к Мамаеву кургану. Отец первым увидел выросшую впереди фигуру «Родины-матери» и, перекрикивая царивший вокруг шум, указал на нее сыну:
- Лешка, смотри, вон она! «Родина-мать!»
Лешка повернул голову туда, куда показывала отцовская рука, и обомлел. Он, конечно, уже знал знаменитую статую по фотографиям, но увидеть ее вживую было совсем иначе. Будто мифическая богиня, она возвышалась где-то далеко впереди, и казалось даже, что она парит в воздухе, над поросшими зеленью склонами кургана.
Первые ряды шествия уже медленно поднимались по ступеням монумента. Вскоре начали восходить и они. Манящая статуя тут отдалилась - ее заслонил собой могучий солдат-исполин, будто выраставший из скалы. «Стоять насмерть!» - гласила размашистая надпись на монолите. Лешка засмотрелся на солдата, похожего на античного героя из книг, Геракла или Ахиллеса. Вдруг отец слегка встряхнул его:
- Оглянись назад!
Лешка послушался и повернул голову. Позади были видны склоны кургана, город, Волга. Широкая людская река текла по проспекту, поднималась по лестнице монумента, тянулась по оставшейся позади длинной алее высоких тополей. Река догоняла их, уходила вперед и рассеивалась лишь на площади перед вершиной. Трудно было даже представить столько людей, а увидеть наяву - просто перехватывало дыхание. Молодая семья остановилась у могучего солдата-колосса, которого будто омывали все новые и новые людские потоки, и просто заворожено наблюдала это. Казалось, можно смотреть вечно. Но нужно было двигаться дальше.
***
Впереди была вершина Мамаева кургана, «Родина-мать». Здесь, на площади перед последним подъемом, народу было меньше. Люди собирались в небольшие группы, отходили в сторону, присаживались, заводили песни. Такие кампании будто излучали тепло, хотелось подойти к ним, влиться, погреть душу и принести свой огонек в этот небольшой общий очаг. Но сперва они должны были подняться на вершину.
Лешка уже не сидел у отца на плечах. Он шел сам, и даже мать не держала его за руку. Голова его была постоянно запрокинута вверх, взгляд устремлен в небо, туда, где возвышалась, словно над всем миром, «Родина-Мать». Ее исполинская, но в тоже время легкая, изящная фигура вся была устремлена вперед, позади развевалось одеяние, вверх вскинута рука, сжимающая меч. Лицо ее призывало на бой.
Они шли по последнему пологому склону, поросшему свежей зеленой травой, ровному, как склоны пирамиды. Вдоль дорожки из земли поднимались плиты - могилы героев битвы. Лешка то смотрел на них, то опять устремлял взгляд вверх, туда, где над ними раскинула руки «Родина-Мать». Отец читал надписи на плитах: офицеры, рядовые, медсестры, ополченцы - возле некоторых могил они останавливались, и он рассказывал что-то. В голове Леши вспыхивали яркие образы. Медленно ползущие танки, и мальчишка, лет тринадцати, не больше, бросается с гранатой под серые скрежещущие машины. Он не думает о смерти, о героизме, просто нужно сейчас одно - подорвать головной танк, иначе наших сомнут. Молоденькая медсестра, ночью она вытаскивает израненных, но выживших бойцов из окопов, тянет их с неимоверным трудом, одного за другим, скрипит зубами и стонет, но тянет. Хрупкая девушка и грузные полуживые солдаты… Главное дотащить до машины, там их погрузят и отвезут на переправу. А она снова пойдет туда, где совсем недавно рвали землю снаряды, где царили огонь, железо и смерть.
Лешка шел, слушал отца, и видел все это каким-то внутренним зрением, словно вторую реальность, которую лишь прикрывал этот мирный весенний день. Так они поднимались все выше к вершине кургана, будто завороженные странными чарами, царившими в этом месте. Все трое почувствовали что-то необычное, особенное. То, чего прежде не было в их жизни.
Наконец, они были на вершине. «Родина-Мать» здесь грозно нависала над ними, как туча. Зато было видно весь город и Волгу, и даже больше - уходящий вдаль, до самого горизонта, густой заволжский лес. Самые большие дома отсюда казались игрушечными, а люди - и вовсе букашками. Некоторое время они просто стояли так и смотрели вниз. Прохладный ветер трепал им волосы и одежду, слезил глаза, но они не уходили. Каждый обращался мыслями к чему-то своему, сокровенному, и одновременно жадно впитывал в себя ощущение именно этого момента жизни. Позже все занесут этот день и эти мгновения в святые скрижали своей памяти, и будут хранить их, как реликвию. Чтобы возвращаться к ним в минуты радости и горя, в поисках силы и правды.
***
Они сидели в парке, который начинался сразу за курганом. Тень от ухоженных деревьев приятно ласкала разгоряченные солнцепеком головы. Рядом с ними образовался сам собой небольшой концерт, и семья с радостью влилась в его аудиторию. Дедушка залихватского вида играл на гармони песни военных лет, рядом с ним стояла небольшая банка для монет, но видно было, что гармонист старается не ради денег - он так же, как и все вокруг, был охвачен необыкновенным настроением этого майского дня.
Музыкант играл разные песни - известные, и тогда слова подхватывали все зрители, и получался небольшой хор. Но выбирал и редкие - тогда все слушали его немного скрипучий голос, молча покачиваясь в такт мотиву. Когда он играл вальсы, в круг выходили две-три пары и начинали кружиться в танце. Один раз даже выскочила маленькая девочка в защитной гимнастерке и стала отплясывать «Смуглянку».
Это был очень теплый, душевный концерт, но Лешке все же стало немного скучно. Пообещав родителям, что не уйдет далеко, он начал с интересом исследовать парк. Парк был, конечно, необычным. То тут, то там видны были памятники, чуть ли не каждое дерево было посажено какой-нибудь делегацией, о чем сообщала особая табличка. Вдруг Леша увидел чуть поодаль тенистое место, скрытое от невнимательных глаз раскидистыми ветвями. Там на старенькой деревянной лавочке сидел одинокий старик. Он не выглядел таким уж пожилым, но его глаза - они выдавали старость. Старик смотрел на мальчика каким-то грустным и зовущим взглядом. Он не похож был на ветеранов, которых Леша видел сегодня на параде - всего одна медаль была на его поношенном сером пиджаке. Руки опирались на потертую трость.
- Мальчик - позвал он. - Пойди сюда, внучок.
Леша поначалу сомневался, ведь ему настрого запретили общаться с чужими, но это был всего лишь пожилой дедушка, что может случиться плохого? И потом, вдруг ему нужна помощь? Лешка оглянулся на покинутый им концерт - там играл очередной вальс, его родители кружили по «сцене», и им явно было не до него.
Лешка быстрым шагом направился к дедушке.
- Здравствуйте! - он вовремя вспомнил, что ему утром наказал отец - С праздником Вас, с Днем Победы!
- Спасибо, внучек, - дедушка улыбнулся, - как тебя зовут?
- Лешка.
- Лешка? Алексей значит. А меня - Иван, по-твоему будет Ванька, - старик хрипло рассмеялся, потом смех перешел в кашель. Леша обратил внимание, что у дедушки были странные белесые глаза - они смотрели на мальчика, но в то же время, как будто сквозь него.
- Ты что же, с родителями приехал?
- Да, они вооон там сейчас танцуют, - мальчик вытянул руку в направлении гармониста. Оттуда доносился пока все тот же вальс. Лешка обратил внимание, что дедушка не посмотрел вслед за его рукой. У него промелькнула догадка.
- Празднуете. Это хорошо. Праздник славный… Это хорошо, что сейчас так празднуют… - вдруг улыбка почему-то исчезла со стариковского лица, оно стало серьезным, даже немного мрачным, словно каменным, совсем как на тех скульптурах, что Леша видел сегодня.
- Хорошо празднуют, - тихо промолвил старик и замолчал.
Леша не понимал, почему дедушка стал вдруг мрачным. Он ждал, когда тот снова скажет что-то, спросит его о чем-нибудь. Молчание угнетало Лешку. Не дождавшись, мальчик набрался смелости и спросил сам:
- Дедушка, а Вы… ветеран?
- Ветеран? - старик словно опомнился, слегка повернул голову к мальчику, но глаза его смотрели также невидяще. Леша окончательно уже уверился, что дедушка слепой. «Но как он тогда увидел меня?» - не мог понять Лешка.
- Да, можно, и так сказать, - старик снова помолчал. - Слушай, внучек, давай я тебе гостинец подарю, особый.
- Гостинец? - мальчик не знал, можно ли ему брать что-нибудь у этого дедушки, но ему очень хотелось. - А что за гостинец?
- А вот, возьми на память о нашей встрече - старик снял с пиджака единственную медаль и вложил в маленькую мальчишескую руку.
- Зачем, это же Ваша, не надо!
- Ничего, мне она уже ни к чему, а вот тебе - другое дело. Возьми, возьми, не стесняйся! - старик, увидев сопротивление, убедил Лешку - в эти недолгие мгновения в нем будто проснулась былая сила, лицо преобразилось, стало свежее и моложе.
- Это тебе, внучек, для жизни пригодится. Ну иди, тебя уже родители, наверное, ищут. Давай мигом к ним!
Лешка обернулся и действительно увидел вдалеке вопросительное материно лицо. Она искала его глазами, не могла найти, и с каждой секундой в них становилось все больше тревоги.
- А Вы?
- А что я? Я тут останусь. Буду сидеть, думать… такая у меня теперь работа! - дедушка снова засмеялся и закашлялся - ну давай, беги, пока не отлупили.
Лешка постоял немного в нерешительности, в руке он сжимал медаль. Наконец, он решил, что и правда скоро наживет неприятностей, и нужно бежать.
- До свидания! Спасибо за подарок! - и, не дождавшись ответа, он по-мальчишески скоро побежал к месту концерта. Старик не проводил его взглядом, лишь направил лицо в ту сторону, где только что был Леша. Некоторое время он просто молча сидел, а затем тихо, почти про себя промолвил:
- Давай, Алексей… Лешка, прощай.
***
Мальчик возник перед родителями как-то сразу, почти мгновенно. Стоял, запыхавшийся, с виноватым и ожидающим видом.
- Ты где был!?
Лешка видел, что родители рассержены и решил вывалить им все махом.
- Мам, пап, я рядом был, вооон за теми деревьями, меня дедушка позвал, ветеран, он слепой, по-моему, он меня спрашивал, а потом медаль подарил - вот! - и он протянул на ладони слегка золотистый кружок.
- Мы что тебе говорили про то, что к чужим подходить нельзя? Ты знаешь, какие сейчас негодяи бывают? - завелась мать.
Отец уже немного успокоился и взял из руки сына медаль. На ней была изображена шеренга солдат со знаменем, а сверху полукругом шла надпись «За оборону Сталинграда». Отец присвистнул.
- Сынок, а где тот дедушка, что тебе ее подарил?
Мать недовольно посмотрела на мужа - он явно ломал ее планы преподать сыну воспитательный урок. Леша же напротив, обрадовался, что отец не присоединился к головомойке.
- Вон там, пап. За деревьями, там скамейка незаметная, он на ней сидел. По-моему, он слепой был.
- Пойдем к нему сходим, может он по ошибке тебе эту медаль дал, может другую хотел, это очень ценная штука.
- Да у него только одна и была, - удивился Лешка
- Все равно пойдем, - отец увидел недовольное лицо супруги, шепнул ей что-то на ухо, но это слабо помогло. «Мы быстро» - сказал он вполголоса и пошел за сыном.
Мальчик почти бегом достиг того места, где он встретил старика. Но там никого не было. Скамейка стояла пустая.
- Как же он так быстро ушел, он же с тросточкой был и слепой… - Леша искренне недоумевал.
- Сынок, а точно ветеран был, ты не придумываешь? Может ты ее сам нашел, в траве, или еще где?
- Да нет, точно, точно был!
Они подошли ближе к скамье. Ничего, никаких следов. Мальчик начал шарить глазами по округе, выбежал на дорогу, ни сзади, ни спереди никого не было - но не мог же он так быстро уйти!
Прошло несколько минут. Сколько они не искали - вокруг было пусто, ни души. Вскоре отец сказал, что пора вернуться к матери. По его лицу Лешка понял, что он по-прежнему подозревает, что не было никакого ветерана, что он все это выдумал, нафантазировал. Ему почти до слез было обидно за такие отцовские мысли… Но что он мог поделать с глупыми взрослыми!
***
Впереди был еще целый вечер. Праздничный концерт, салют. Лешка по-детски искренне восхищался всем, что происходило вокруг, и этим очень радовал родителей. Но они не знали, что из головы его никак не желал уходить тот старик. Что раз за разом в памяти всплывало то, как старик вдруг помрачнел во время их краткой беседы. Мальчик очень чутко уловил то настроение и никак не мог понять, что нагнало на него печаль? Ответа не было.
Когда в небе стали с оглушительным грохотом рваться заряды салюта, отец снова посадил сына себе на плечи. Народу вокруг было опять очень много, просто какое-то людское море разлилось на главной набережной города, такое, что нельзя было увидеть его краев.
Яркие разноцветные огни, похожие на гигантские одуванчики, разлетались во все стороны в черном майском небе, улетали куда-то ввысь и в стороны, туда, где их было уже не догнать глазами. Лешка восхищенно смотрел - это был первый в его жизни настоящий салют. Странно, но в этот момент он почему-то случайно нащупал в кармане холодную медальку. В голове пронеслись слова «это, внучек, тебе для жизни пригодится» и тут же улетели куда-то, совсем как разноцветные огни в небе. Лешка почти и не заметил этих слов.
После была долгая дорога домой в переполненном людьми автобусе. Лешка сильно устал и клевал носом, держась за поручень. За окном проносился ночной город - смутные силуэты и огни мелькали в темноте, бежали куда-то и кружили голову. Подкрадывающийся сон обнимал сознание, топил в себе мысли, мешал реальность с загадочными образами.
Лешка видел в темном окне Волгу - но приглядывался и понимал, что вместо воды в ней - миллионы людей - и все они идут куда-то, тихо и неспешно. Он видел парящую в небе «Родину-Мать» - она будто оторвалась совсем от своего пьедестала и теперь устремилась вся ввысь, туда, где разлетались во все стороны такие манящие огни салюта… Видел строй марширующих солдат, но не тех, что были на параде, а других, в простых гимнастёрках, тулупах и шинелях. Видел он и одинокого старика-ветерана. Он молчал, задумчиво смотрел из окна на Лешу белесыми глазами и казался таким же вечным изваянием, как и сотканные из камня и бетона хозяева Мамаева кургана…
Лешка совсем уже раскис и грозил упасть. Кто-то из сидевших поднялся, и засыпающего мальчика посадили. Маленькая головка его моталась от тряски. Вскоре они приехали домой, перенесли сына в кровать, и вскоре Леша уже спал глубоким сном.
Тот день оставил глубокий след в податливой памяти мальчика. Он стал частью его самого, поселился внутри, как селятся там герои любимых книг и фильмов. Поселилась там и та странная встреча с невеселым ветераном. Осталась в памяти немым, саднящим вопросом. На него Лешке еще только предстояло найти ответ.
Виктор Шилин, 2018, Волгоград (Сталинград)