Дом (рассказ, часть 2)
Первая часть тут: https://viktor-shilin.livejournal.com/219727.html
3
Некоторое время он стоял при входе в зал, будто в нерешительности. Давно он не был тут совсем один. А было ли вообще когда-нибудь, чтобы Иван оставался с домом наедине? Он попытался вспомнить, но не смог. Всегда тут кипела какая-нибудь жизнь. Стряпала на кухне, часто напевая под нос, бабушка. Во дворе или на крыльце мастерил что-нибудь дед. Сестра его вечно не давала ему покоя, призывно кричали с улицы друзья, за что-то выговаривала мать. Нет, не помнил он, чтобы был тут один. А теперь вот - наедине, накануне конца… Странное чувство охватило Ивана. Грусть - не грусть, вина - не вина. Что-то защемило под сердцем. Даже влага замутила глаза. Он разозлился на себя - что он, реветь сюда приехал? Нет, он приехал за другим.
Он медленно пошел вдоль зала, заглядывая в прилегающие к нему комнаты: вот та, в которой спали старики, вот их, детская, вот материна. Под ногами негромко поскрипывали ссохшиеся половицы - дом будто зашептал, проснулся. Иван вспоминал.
Какие-то смутные обрывки из далекого и не очень прошлого всплывали в его памяти. Как он ребенком бегал тут слишком быстро и бойко, сшибал что-то, и мать бранила его, норовила поймать и отшлепать. Как пацаном прокрадывался ночью, после лихих гулянок, в свою комнату. Половицы скрипели под ним, совсем как сейчас, выдавая полуночника. Мать или бабушка вставали, отчитывали, дед ворчал что-то из глубины комнаты, а он, делая виноватое лицо, пытался протиснуться к своей двери. Как уже почти взрослым мужчиной он приезжал сюда с города, навестить болеющих стариков. Это были тягостные свидания. По дому распространился запах болезни, слабости, немощи. Старики все больше лежали в своих кроватях, много спали, но, завидя внука, бодрились, стряхивали с себя сон. Они не жаловались, вообще о себе почти не говорили, спрашивали его. Как он учится, живет, есть ли невеста? Он помнил, как просияло лицо бабушки, когда он однажды признался «Да, есть… невеста». Она улыбнулась, и на минуту показалось, что болезнь отошла от нее, что она снова стала та суетная подвижная бабушка из его детства.
Воспоминания… Ими полнилась голова, они перекрывали друг друга, соревновались в яркости, важности. Временами он будто даже слышал какие-то отголоски, звуки, которые сейчас никак не могли тут быть. Но это, конечно, только пробивалась в реальность его взбудораженная память. Так он бродил достаточно долго, погруженный в прошлое. Не замечал, как время шло, и солнце успело коснуться горизонта, окрасив небо багрянцем. Красный луч проник в дом и упал на белую простыню одного из узлов. Это яркое алое пятно вырвало его из чего-то похожего на сон. Он удивленно оглянулся вокруг. Сколько же прошло? Он посмотрел на телефон - больше часа. Еще есть время.
Иван вдруг вспомнил кое-что. Когда они перебирали вещи пару дней назад, то одной из самых ценных находок, конечно, были альбомы с фотографиями. И совсем старые, хранившиеся с молодости стариков, и более поздние - запечатлевшие время его детства. Он примерно помнил, в каком узле они должны быть - потому поиски не продлились долго. И вот перед ним два толстенных альбома - один старый, советский, с твердыми картонными листами, которым, казалось, не страшно само время. И второй, тоже большой, но новый, с глянцевыми мягкими страницами.
Он раскрыл первый. К крепким листам были приклеены небольшие черно белые фотокарточки, изображавшие каких-то детей в неуклюжей, мешковатой одежде. Иван догадался, что это детские фотографии стариков. Он совсем не помнил их и принялся разглядывать с интересом. Вот фото 1933 года, на нем лысый мальчуган лет 9-10. Озорной взгляд, прямой нос - Иван узнал дедушку. Вот примерно того же возраста девочка, фото зимнее, она в пуховом платке, который придает ей слишком уже серьезный и взрослый вид. Это, понял Иван, бабушка. Он долго рассматривал небольшие потертые карточки. Надо же, он никогда и не пытался представить своих стариков детьми. Для него они будто всегда были пожилыми, с самого своего появления на свет…
Дальше шли другие фото, Иван разглядывал их внимательно, перелистывая увесистые страницы. Школьники, пионеры, затем студенты. Дедушка, еще угловатый подросток, стоит за станком в рабочем фартуке, защитных очках и слишком больших для него рукавицах. На другом фото бабушка, она была портной, раскраивала какое-то шитье. Вот они с друзьями, сначала по отдельности, затем вместе, общей гурьбой. Было сразу видно - шумные ребята. Из всех била молодость, бодрость. Взгляды смелые и прямые, в чем-то даже дерзкие. Наконец, их первое парное фото. Сделано где-то на природе, за спиной пушится черно-белый лес, на одежду падают тени от ветвей. Стоят, счастливые, молодые.
Иван отвел взгляд от последней фотографии и заглянул в окно, на улицу. Солнце уже село, но видно только вот-вот, несколько мгновений назад. Небо все еще было полно алого света. Из-за горизонта били вверх последние лучи, пронзали невысокие облака. В доме, и так довольно сумеречном, совсем уже становилось темно. Электричество в нем уже отключили - старинные пыльные лампы не работали. Нужно было закругляться. «Еще немного», - подумал Иван и снова взялся за альбом.
Дальше шли фото, которые Иван смутно припоминал с детства. Фотокарточки с войны. Дедушка в солдатской форме, один и с сослуживцами. Фотографий было немного, всего штук пять, не больше, но они были, кончено, самыми ценными. Он помнил, как ему их показывал дед, водя огрубевшим пальцем по матовой поверхности карточек. Как он рассказывал истории о том времени. Дедушка вообще-то не очень любил вспоминать о войне, и фильмы про нее тоже почему-то не жаловал. Но, бывало, все же находило настроение, и из него начинали бесконечным потоком литься истории. Странно, о самих боях он почти не говорил, рассказывал о всяких передрягах, что приключались на фронте и в походах, о причудливых происшествиях, о своих сослуживцах и командирах. Казалось, что вся дедушкина война и состояла из таких вот историй и приключений. Однажды Иван спросил бабушку, а когда же дедушка стрелял? Она усмехнулась, но тут же лицо ее стало серьезным. Сказала, это слишком тяжелые воспоминания, не нужно напоминать ему о них. Они и так приходят к нему слишком часто, по ночам. Он не очень понял тогда, о чем говорит бабушка, понял лишь, что дело нешуточное.
Как-то странно сейчас было теперь смотреть эти карточки. Это были для него символы, маяки прошлого. Его детства, когда он, слушая дедушку, разглядывал их с любопытством. И той, далекой военной поры, которую он мог представить только по рассказам, книгам и фильмам.
Иван вдруг вспомнил еще кое-что. Письма! Где-то в доме должны быть письма, те, что дедушка посылал домой с фронта. Когда-то давно в детстве, он нашел их, в одном из шкафов, недалеко от того места, где хранились фотоальбомы. Он помнил, как почувствовал тогда, будто отыскал древний клад, так его взволновала находка. Девятилетний Иван в тот день забрался в какой-то укромный угол дома, где его никто не мог потревожить, и начал осторожно их рассматривать. Прочесть было очень трудно - бумага пожелтела, во многих местах чернила совсем расплылись. Но что-то он все же разбирал. Он смотрел на них с придыханием, как на священные реликвии. Как же Иван после мог забыть про них? Не потерялись ли они, целы ли?
Он отложил в сторону фотоальбом и начал судорожно перебирать оставшиеся в том же узле вещи. Времени оставалось мало, улица уже погружалась в сумерки, но он чувствовал, что должен сделать эту последнюю находку, что это почему-то очень важно сейчас.
Он перебирал вещи, хотел уже высыпать все на пол, но, наконец, нашел. Вот он - затерянный меж старыми школьными тетрадями и детскими альбомами толстенький конверт. Тот, кто положил его сюда, должно быть и не догадывался о его цене. Иван аккуратно взял пухлый конверт, вернулся на место. Он открыл его - да, все верно, внутри тоненькие сложенные треугольниками письма. С придыханием, совсем как в детстве, он медленно, осторожно, боясь повредить, вытащил их. Целая стопка. Он взял первое, раскрыл его - трудно было прочесть что-то, но отдельные предложения он разбирал. Дедушка описывал свой военный быт, он, должно быть, был тогда еще в «учебке», уверял, что у него все хорошо. Больше спрашивал о том, как дела дома, как живет его любимая. В этих словах звучала такая невероятная нежность, что Ивану не верилось, что это писал его строгий дедушка. Дальше были другие письма - лето, осень 42-го. Дед воевал недалеко отсюда, под Сталинградом, но не в самом городе, а с севера. О тех боях потом говорилось гораздо меньше, чем об уличных, но по намекам бабушки и матери он понял, что там, в голой степи, где почти негде укрыться от пуль, снарядов и танков, война была не менее жестокой.
Те последующие письма, приходящиеся на время тяжелых кровопролитных боев, в которых довелось участвовать и выжить его деду-новобранцу, были другими. Нет, в них не описывалась кровь и смерть сражений, но настроение было иным. Были краткие, жесткие слова о ситуации на фронте, о том, как они готовы сражаться и ждут наступления. Он также с любовью и нежностью спрашивал, как дела дома, описывал какую-нибудь историю из своего солдатского быта, часто забавную. Но во всем этом чувствовалась какая-то отстраненность. Он будто готовил себя, что вот эта жизнь, которую он оставил, которую горячо любил, может дальше идти, цвести… уже без него. Иван догадался - в этих фразах сквозили мысли о возможной гибели.
Иван перебирал письма. Проглядывал их, искал какие-то места, фразы, которые отзывались в его памяти, запечатлевшей глубоко в своих недрах то сокровенное детское открытие. Он заметил, что в последующих письмах неприятная, какая-то немного страдальческая отстраненность - исчезла. Казалось, написавший их человек уже не думал о смерти, об угрозе потерять близких и никогда больше не увидеть родимый дом. Он будто закалился, привык к постоянной опасности. Иван читал об этом где-то, что фронтовики переставали бояться смерти не от храбрости, а от того, что невозможно беспрестанно думать о ней, нависающей над тобой каждый день. В словах дедушки даже появилась какая-то, небывалая раньше легкость, уверенность в благом будущем. Он будто писал домой с увлекательных учений, а не с горящего жестокими боями фронта.
Иван читал долго и совсем забыл о времени. Наконец, он просто перестал различать то, что написано на старой ветхой бумаге - так стало темно. Иван отложил письма, посмотрел на время - прошло уже больше трех часов с тех пор, как он пересек порог дома. Вдруг тишину резко нарушил звонок телефона - это была его жена. Он сказал ей что-то почти машинально, что скоро будет. Какое-то время тупо смотрел на экран мобильника, заливавшего холодным голубоватым светом потемневший зал. Он думал. Он вдруг вспомнил, что через два дня, рано утром, сюда приедет небольшой тентованный грузовичок. Они с водителем покидают в него старую мебель, погрузят узлы с мелким скарбом. Машина уедет, и он больше никогда не увидит этого дома. Пройдет еще совсем немного времени, и его раскурочат, снесут, сотрут. Не только из их памяти - сотрут из этого мира полностью, до конца. И ради чего? Ради автомастерской? Чтобы тот сухой мужик с наглыми глазами смог зарабатывать чуть больше денег?
В голове крутились робкие планы по тому, как поднять старое хозяйство, его собственные возражения на это, и слова жены… Но теперь к этому примешались еще и фразы из прочтенных только что писем. «Как там наш дом, как поселок, держитесь? Держитесь, скоро конец войне!» - воодушевлял дедушка терпевших страшную нужду близких…
Происходившее и грядущее давило страшной, неумолимой несправедливостью. «Нельзя так!» - думал он, не знал почему, но чувствовал, что нельзя, что это… все равно, что предательство.
Наконец, все сложилось. Решение, сейчас еще очень робкое, созрело. Но не только в его голове. Это решение будто выносил и родил весь дом. Как одно большое, живое существо. Не желавшее умирать.
Иван сложил письма в конверт, закрыл фотоальбомы - это он заберет с собой. Он встал, оглядел еще раз уже едва видимый в сумерках интерьер. Когда он только шел сюда, то представлял, как уходя, насытившись воспоминаниями, он на пороге скажет дому и всему связанному с ним «прощай». Это казалось ему грустным, но достойным финалом. Теперь же он понял, что не было в этом никакого достоинства. Что он не будет вот так вот прощаться, даже не попробовав… «Попробовав что?» - спросил он сам себя. И тут же ответил «Спасти». С этими мыслями он вышел и закрыл дверь на замок. На улице было, конечно, светлее, чем внутри, но и она стремительно тонула в объятиях теплого летнего вечера.
Он прошел обратно к машине, закрыл калитку. Отметил, что только в трех соседских домах горят окна, а остальные будто тоже покинуты жильцами. Иван кинул на заднее сиденье прихваченные из дома вещи и завел машину.
4
Он и не заметил, как доехал домой. Все время думал о своем решении, о том, что будет говорить, как будет убеждать жену. Да и еще этот бизнесмен. Наглый, будет кричать, ругаться. Но с этим он как-нибудь справится, главное - Соня.
Когда он вошел в квартиру, жена встретила его на пороге, взволнованная. Чмокнула в губы, и тут же, явно торопясь, спросила:
- Где ты был?
Иван не стал врать, к чему это? Да и альбомы в руках сразу выдавали его:
- В поселок заезжал. Вот - он протянул альбомы и конверт с письмами, - за этим.
Соня облегченно вздохнула, она видно выдумала в голове какой-то другой, гораздо более худший вариант, помчалась на кухню, бросила на ходу:
- Раздевайся и садись, ты голодный, наверное, как собака!
- Да, это точно, - Иван прошел в комнату, зажег свет, положил на тумбочку фотоальбомы с конвертом. Пошел мыть руки. Его охватило давно знакомое чувство, возникавшее всегда, когда предстоял непростой разговор. Хотелось убежать от него, отложить, перенести на завтра, послезавтра и дальше. Но тянуть было нельзя. Иван сжал губы - сегодня, сейчас.
Но прежде чем пройти на кухню, где его ждала за столом Соня, он снова вернулся в комнату к реликвиям. Открыл старый альбом. Посмотрел в лицо своего молодого деда - солдата. Ему казалось, что дед смотрит теперь иначе, будто с надеждой, и с каким-то вызовом. Но, наверное, это всего лишь его возбужденное необычным вечером воображение. Наверное…
Иван прошел на кухню, держа под мышкой толстенный альбом и конверт с письмами.
- Посмотри, что я нашел - он придвинул их к жене, - полистай пока. «А потом нам нужно будет поговорить», - закончил он про себя. Соня не без удивления приняла дары. И принялась листать, изредка что-то спрашивая.
Позже у них был долгий и непростой разговор. Начало его было точно таким же, как и прежде, но теперь Иван твердо отвечал на ее веские возражения. Он пытался донести главное - нельзя убивать дом. Он не сможет после этого нормально жить, и мать не сможет, он знал это. Это будет… предательством стариков. Он убеждал, что все получится. Что сперва дом будет как прежде, летней дачей. А когда он постепенно наведет там порядок с хозяйством, и когда снова будут вода, свет - они переедут туда. Соня - учительница и найдет работу неподалеку, про закрытие школы - пока только слухи. Он какое-то время будет ездить на старую работу, пусть далеко, потерпит. Потом, может, найдет что-то ближе. Зато ипотека будет не нужна.
Соня сопротивлялась, начала даже немного ругаться, что он ее мнения не принимает вовсе в расчет. Он отвечал ей что-то умиротворительное. Но она ушла с кухни. Иван вздохнул, но он был готов, знал, что будет нелегко, такая уж она, его Соня.
Разговор продолжился перед сном. Жена, видно, обдумала что-то и не была теперь так резко настроена. Может, смягчилась, а может, просто поняла его. Она отдала ему решение. Иван заснул со спокойным сердцем - главная победа была одержана.
5
Утром он собрался с духом и позвонил покупателю. Тот был взбешен.
- Как не продается! Да я уже технику, материалы заказал! Мы уже почти все… Мужик, так дела не делаются!
- Я все понимаю, действительно плохо, вышло, простите, - холодно, морщась от кричащей у уха трубки, говорил Иван. - Появились новые… в общем, не можем мы его продать!
Бизнесмен еще что покричал, но что он мог сделать. Сделка официально не была завершена, никаких авансов или обязательств не было. Пришлось смириться. Иван подумал, что он все равно купит участок, может быть даже в том же поселке, но это было уже не важно.
Потом он позвонил матери. Как он и ожидал, она приняла новость так, будто ждала ее уже несколько лет - со вздохом облегчения.
- Это очень хорошо, Ваня, все получится. Очень хорошо… - сказала она.
Дело было сделано. Дом оставался за ними. Впереди была куча проблем - что делать с работой, как налаживать там разваленное хозяйство, хотя бы провести воду. Но, чувствуя, что он только что сделал очень правильный поступок, Иван смотрел на эти преграды со смелостью. «Решим как-нибудь» - думал он.
Иван не знал еще, что буквально через год на юге города начнут строить новый небольшой завод, и на него будут массово набирать рабочих и инженеров. Что среди соседей найдется не пара, а добрый десяток боевых и крепких еще пожилых мужчин, готовых на скромные «подвиги». Вместе они купят новенький насос, проложат до поселка трубопровод, а во время работы станут настоящими друзьями. Что через два года весь поселок снова, как когда-то давно, расцветет пышной зеленью, а сюда хлынут семьи молодых заводчан, привлеченные дешевизной земли, доступностью воды и появившейся близкой работой. Что через шесть лет на улице Октябрьской снова зазвенит хор детских голосов, и среди них будет звучать такой родной, самый дорогой Ивану голосок.
Ничего этого Иван тогда не знал. Он готовился к трудностям. Но смотрел в будущее с оптимизмом.
Виктор Шилин, Волгоград, 2017