Императорская Академия художеств
Не так давно я
писал о Товариществе передвижных выставок, сыгравшем ключевую роль в развитии всей русской живописи во второй половине 19-го века - начале 20-го. Хочу еще немного рассказать об истории этого явления.
Предтечей Товарищества была «Санкт-Петербургская артель художников», организованная молодыми живописцами после скандального окончания ими Императорской Академии художеств. Скандал этот получил известность как «бунт четырнадцати». История «бунта» такова.
Традиционно при окончании Академии лучшие выпускники получали право состязаться за «Большую золотую медаль», дававшую право на шестилетнее «пенсионерство» в Италии (на картинке слева). Это означало несколько лет изучения бесценного наследия европейских мастеров, особенно творцов эпохи итальянского Возрождения. Представьте себе цену подобного для заканчивающего Академию молодого художника.
Сразу после объявления темы конкурсанты запирались в изолированных мастерских на сутки, и работали над эскизом будущей картины. Эскиз не подлежал изменению и утверждался Советом Академии.
Сам произошедший конфликт интересен и представляет своеобразные взаимные «понты» молодых художников и знатного Совета академии. Дело в том, что к 100-летию учреждения Академии были введены новые правила для конкурса, видимо, очень возмутившие выпускников. Это касалось недостаточной свободы в выборе темы. Взбудораженные академисты, объединившись, стали писать письма. Совет академии, не привыкший к такой напористости, в свою очередь, сам возмутился дерзостью конкурсантов, и принял решение о возвращении к старым правилам - одна на всех тема из европейской мифологии и точка. Причем жадно ждущих послаблений юных художников об этом решении уведомили лишь прямо перед конкурсом. Реакцию «молодежи» можно легко представить. «Праведный гнев» и нашел свое воплощение в знаменитом «Бунте четырнадцати». Вот как это было.
Всех конкурсантов пригласили на объявление темы. Она была такова: «Пир в Валгалле». На троне бог Один, окруженный богами и героями; на плечах у него два ворона; в небесах, сквозь арки дворца Валгаллы, в облаках видна луна, за которой гонятся волки.
Все это должен был озвучить ректор Академии Ф. А. Бруни, но он не успел сделать этого, так как уполномоченный академистами Иван Крамской (впоследствии лидер артели, на картике слева) заявил:
«Просим позволения сказать перед Советом несколько слов… Мы подавали два раза прошение, но, так как Совет не нашел возможным исполнить нашу просьбу, то мы, не считая себя вправе больше настаивать и не смея думать об изменении академических постановлений, просим покорнейше Совет освободить нас от участия в конкурсе и выдать нам дипломы на звание художника».
Это сейчас этим трудно удивить, а тогда такой жест произвел эффект бомбы, разорвавшейся в молодом еще мире русской живописи.
О сорванном конкурсе было доложено императору Александру II. По высочайшему повелению за бывшими академистами даже был установлен негласный полицейский надзор. Однако все прошения участников скандала были удовлетворены. Вышедшим из Академии были вручены дипломы классного художника второй степени.
Молодые художники оказались в очень затруднительном положении. Они были вынуждены покинуть мастерские Академии, использовавшиеся многими из них не только для творчества, но и для жилья. Но, к чести бунтарей, они решили не просто бесплодно протестовать. Он решил действовать. Вдохновленные витавшими тогда среди интеллигенции идеями Чернышевского, они образуют в столице своеобразную творческую коммуну. Называлась она «Санкт-Петербургская артель художников». Вдохновителем новообразованного союза был уже упоминаемый мной художник-философ Иван Крамской.
Слева направо:
Б.Б. Вениг, Ф.С. Журавлёв, А.И. Морозов, К.В. Лемох, И.Н. Крамской, А.Д. Литовченко, К.Е. Маковский, Н.Д. Дмитриев, Н.П. Петров (стоит), В.П. Кретайн, М.И. Песков, Н.С. Шустов, А.И. Корзухин, А.К. Григорьев.
Она преследовала две тесно взаимосвязанные цели: быть независимой от опеки Академии, и направить прицел своего творчества на народ. Это была попытка создать коллектив, посвященный творчеству, свободному от оков, раскрепощенному, но в то же время подчиненному масштабной цели: описать и осмыслить Россию, и донести осмысленное не только до элиты, но и до большого народа.
Можно, конечно, отнестись скептически к тому скандалу, что устроили протестующие молодые выпускники. Что им стоило написать картину на заданную тему? Но, изучая их последующее творчество, понимая, как они сами к нему относились - становится ясно, почему они поступили именно так. Я думаю, дело в том, что русские живописцы всегда очень трепетно относились к правде. Они воспринимали и себя и свое творчество именно как добытчиков и носителей бесценного сокровища: правды русской природы, русской жизни, русской истории.
А картина «на заданную тему» для них была ложью. Нет, конечно, они рисовали в процессе обучения по заданию, и сотни раз. Но учеба в Академии для них была самой важной жизненной вехой, и к ее окончанию они относились как к чему-то судьбоносному. Они не могли позволить себе осквернить это сокровенное для них действо, итог обучения, - ложью. А если бы смогли - сломали бы в себе то, что позволяло им рисовать те великие картины, что мы помним и знаем с детства.
Возможно, что если не было бы того, действительно кажущегося безрассудным, бунта - не было бы и феноменальной русской живописи: страстной, драматичной, и очень правдивой.
На этом пока закончу. В следующий же раз немного расскажу о судьбе самой «Артели».