Наземные роботы прошли мимо спецоперации
Очевидцы, которые побывали на переднем крае самых горячих точек СВО, рассказывают о непрерывном жужжании квадрокоптеров в небе. На каждый километр фронта может приходиться несколько десятков дронов различного назначения - «бомбардировщиков», разведывательных и камикадзе. За два с половиной года беспилотные технологии в небе совершили настоящую революцию.
До февраля 2022 года дроны рассматривались исключительно как элементы поддержки наземных сил. Вскорости БПЛА стали не только полноправными участниками боевых действий, но и заменили собой некоторые дефицитные позиции. ВСУ первыми в мире создали отдельный род войск - Силы беспилотных систем. Надо отметить, появилась структура не потому, что БПЛА такие замечательные, а только по причине тотальной нехватки у Украины высокоточного оружия и боеприпасов.
Но получилось эффективно - дроны противника действительно представляют собой серьёзную угрозу. Логика подсказывала, что вот-вот должно прийти время наземных роботизированных платформ. И вот тогда сражения точно превратятся в битву роботов. А человек займет роль стороннего наблюдателя или оператора, в лучшем случае. Но не случилось и, вероятнее всего, уже не случится.
Почему до сих пор в атаку не идут телеуправляемые танки, а пехоту ВСУ не косят армады колесных «Зубил»? Последние были представлены еще на «Армии-2023», но если и встречаются в российских войсках, то в единичных количествах. Впрочем, «Зубило» не самый удачный пример. Почему мы не наблюдаем атаки группы гусеничных беспилотников «Уран-9», которые приняли на вооружение еще в 2019 году? И этот вопрос в равной степени адресуется противной стороне.
Разрекламированный эстонский THeMIS, самопальные беспилотники «Гном», Ratel S и прочие применяются строго локально и не оказывают значимого влияния на ход боевых действий. При этом разнообразие беспилотной техники у стран НАТО поражает воображение - несколько десятков типов колесных и гусеничных платформ вполне могли бы оказаться на Украине. Хотя бы для испытаний в боевых условиях. Учитывая успех винтокрылых собратьев, прогнозировать аналогичный прогресс наземных систем было логично.
Основной причиной, почему карьера сухопутной робототехники не сложилась, стало отсутствие гражданской инфраструктуры. Проще говоря, не существует индустрия, производящая комплектующие в требуемых объемах и ассортименте. Спецоперация показала несколько примеров, когда сугубо гражданские решения оказались востребованы в военной жизни. Помимо квадрокоптеров DJI, в числе незаменимых оказались мессенджеры Telegram и Discord.
Для наземных боевых платформ ничего подобного китайцы не придумали, поэтому и пришлось создавать всё с нуля. А это сложно и дорого. Из-за отсутствия промышленной базы большая часть сухопутных систем строилась в кустарных условиях, что не могло обеспечить ни необходимого уровня надёжности, ни технологичности. FPV-камикадзе также производятся зачастую в гаражах, только вот большая часть комплектующих давно уже серийные и штампуются в Китае сотнями тысяч.
Сложностей добавляет неопределенность с задачами, которые возлагаются на сухопутные системы. Чем должен заниматься дрон? Работать по противнику из пулемета и гранатомета или доставлять к окопам несколько десятков килограмм взрывчатки и самоликвидироваться? Или дистанционно минировать подходы к укрепрайонам? Или эвакуировать раненых, доставлять провизию бойцам в оперативном окружении? Вопросов на данный момент гораздо больше, чем ответов.
Аргументы против и за
Беспилотник в небе хорош уже по определению - он далеко видит, почти незаметен и хорошо доступен для каналов радиоуправления. С наземной системой сложнее. Во-первых, очень сложно обеспечить ситуационную осведомленность оператора. Например, в танке за окружающим миром наблюдают сразу три члена экипажа и далеко не всегда успешно. Приходится еще и «птичку» в воздух поднимать для корректировки работы бронемашины. Если подобное внедрять в сухопутные платформы, то стоимость системы возрастет многократно, а она и без этого немаленькая. В сухом остатке неутешительный вывод - даже самый современный наземный дрон видит гораздо меньше рядового пехотинца, не говоря уже об операторе БПЛА, у которого все козыри в руках.
Сложившуюся ситуацию частично может компенсировать истинная автономность боевых систем, когда человек не принимает решения, а лишь устанавливает задачи и цели. Сухопутная боевая платформа должна органично дополняться воздушным наблюдателем и корректировщиком. Когда искусственный интеллект будет способен взять на себя эти функции, до конца непонятно.
Вторым ограничением для сухопутных роботизированных систем становится неустойчивая связь. Для того чтобы дрон уехал далеко, требуются ретрансляторы, иначе вне зоны прямой видимости оператор может потерять своего подопечного. Особенно это актуально в условиях радиоэлектронной борьбы, которая становится всё более изощрённой. Почему дроны в небе настолько хороши? В немалой степени потому, что их непросто сбить. Они небольшие и быстрые, а некоторые из них настолько дешёвые, что никто горевать о потере не будет.
Сухопутная система относительно большая и неповоротливая, то есть хорошая цель для того же FPV. Колесный или гусеничный дрон еще необходимо каким-то образом доставить на передовую. Например, «Уран-9» тянет на 10-12 тонн и требует отдельный тягач, в то время как танк или БМП сами добираются до места атаки. Сопутствующая инфраструктура у наземных систем несравненно масштабнее, чем у летающих. У командира возникает закономерный вопрос: зачем подкатывать к окопам противника дрон с пулеметной установкой (который еще и на мине может подорваться), если можно отработать серией из нескольких FPV?
Любая сухопутная платформа, в отличие от летающей, имеет определенный предел проходимости. Рекламные видеоролики, на которых колесные дроны лихо скачут по буеракам, всего лишь рекламные ролики. Для большей части современных сухопутных беспилотников даже удачно наваленные кусты могут стать непреодолимым препятствием. В насквозь урбанизированном Донбассе сложностей добавляют ступени, лестничные пролеты и прочие блага цивилизации.
Решением проблемы могут стать шагающие роботы, такие как британский BAD2, локально используемый Украиной. Впрочем, это больше похоже на анекдот, чем на реальную боевую работу. Не забываем и про сезонность использования наземной техники. С наступлением осенней распутицы и, тем более, появления глубокого снежного покрова, применение сухопутных дронов серьезно осложняется. Особенно малогабаритных изделий, предназначенных для дистанционного минирования и доставки грузов.
Творчество фронтовых инженеров - самоходный минер с девятью переносными комплектами минирования ПКМ «Ветер»
Логистика и минирование - это, похоже, две стези, в которых наземные дистанционно управляемые изделия успешны на СВО. Первые занимаются доставкой воды, провизии и БК через насквозь простреливаемые участки фронта. Вторые дистанционно минируют важные направления, а также могут привозить противнику несколько противотанковых мин в ознаменование начала штурмовых действий. Парадоксально, но ни ВПК России, ни противник не могут предложить своим войскам массовые дроны для грузовых перевозок и минирования. Социальные сети и мессенджеры полны свидетельств кустарного производства подобных машин во фронтовых условиях. Потребность явно серьезная - почему российская промышленность до сих пор на нее не ответила, непонятно.
Всё вышесказанное не отменяет саму концепцию сухопутного дрона военного назначения. Только требуется много времени и денег для полноценных опытно-конструкторских работ. При недоказанной эффективности в военное время мало кто решится на подобные шаги. Возможно, этим займутся уже после СВО, подытоживая опыт боевых действий. Вот тогда может появиться действительно эффективная сухопутная платформа, способная заменить человека на войне. Правда, адаптирована она будет к реалиям СВО, а не будущих конфликтов, в неизбежности которых уже никто не сомневается.
Евгений Федоров