Проза из Сибирских Афин
Философ, неординарный человек всегда оказывается не в центре общества, он по сущности своей - белая ворона, маргинал, ставящий под сомнение господствующие ценности. Виктор Колупаев если и был в центре, то узкого круга писателей-фантастов, которые либо заглядывали в будущее, движимые утопическим зудом прогнозов и проектов совершенствования бытия, либо воплощали в фантастических ситуациях свободу собственного сознания, убегающего от реальности, либо предлагали новый взгляд на реальность, провоцировали новое понимание реальности, испытывали привычные представления о мире на их убедительность или истинность.
В первых книгах Колупаева интересна была трансформация эмпирической реальности, то есть близкой, чувственно воспринимаемой, но, тем не менее, бесконечно многозначной, если менять зрение, делать его стереоскопичным. Последняя проза писателя представляет другой масштаб реальности - мироздание, сущность жизни и смерти, границы или безграничность бытия, время или вечность, бытие сознания и бытие вне сознания субъекта, «вещество существования», как назвал это наш гениальный соотечественник Платонов. Опубликованная в красноярском литературном журнале «День и ночь» (№ 7-8 2001 г. и № 1-2 2002 г.) тиражом 1500 экземпляров «фантастическая пародия» «Сократ Сибирских Афин» вряд ли станет популярной не только по причине малодоступности, но и по причине своего предмета, интерес к «последним» вопросам угас в современном обществе, занятом проблемой материального выживания. Однако под воздействием прозы В.Колупаева приходится корректировать определение современного общества: так было всегда, во всякие времена человек находился перед выбором - жить в мире необходимых и доступных явлений или жить в мире необходимых, но недоступных даже пониманию сущностей.
Сократ Сибирских Афин, одно из объяснений названия прозы Колупаева, - это не прозвище персонажа, это явление философа из Древней Греции в реальность конца XX века, в город провинциальных обывателей и философов, каким были среди других полисов и древние Афины. Само явление Сократа, новый суд над ним, мотивированы тем, что сознание конца XX века, конца европейской цивилизации, оказалось близким эллинскому сознанию, начала европейской культуры. Распад мифологической картины мира, разрушение целостности бытия, представление о множественности первоначал (античный политеизм) породили античную философию, то есть персональные версии мироздания, давшие последователей и учеников, положившие начало множеству философских школ, концепций на более чем два с половиной тысячелетия. Как это бывает всегда, вначале философские концепции были живым продуктом существования людей, они должны были давать ответы не на умозрительные вопросы, а на экзистенциальные (позволим себе слово из XX века) вопросы: чтобы выбрать способ существования в бытии, надо было объяснить устройство бытия, его смысл.
Но к XX веку человечество снова оказалась во власти разрушенных социальных, философских, научных систем, в эйнштейновском мире относительности, зависимости картин мира от точки зрения на него, неопределённости самой материальности (вещество? поле? пустота? антимиры? самозарождение? - это новый виток споров о том, вода или огонь есть первовещество? начало или вечность и есть ли демиург? не есть ли жизнь и смерть две формы бытия? и т.д.). Сократическое сознание, то есть сознание недогматическое, немифологизированное, не владеющее истиной, а ищущее истину, вопрошающее сознание родилось в современном человеке, «глобальном человеке», как он назван у Колупаева, то есть ставящем не частные, а глобальные вопросы бытия, кроме того, хранящем, в отличие от древних философов, культурную память о множестве версий бытия, реализованных в социальной истории и обнаруживших неистинность. «Глобальный человек» поэтому не Сократ, хотя именно «глобальный человек» живёт в Сибирских Афинах, он лишь приближается к Сократу буквально, становясь путешественником, оказываясь в своём «сдвинутом» сознании не только в древних Афинах, но и, влекомый разными водителями, богами и философами, в разных сферах мироздания, тем самым, получая доказательство разных картин мира, предлагавшихся древними мыслителями. Более того, именно Сократа «глобальный человек» вводит в Сибирские Афины, в современность, делая древнего скептика критерием в оценке современных моделей мира.
Автор назвал свою философскую прозу «пародией», то есть «имитацией» философских споров древних, «симпосий», пиров-бесед. Две части представляют два варианта философских споров: «симпосий» первой части представляет имитацию античных пиров в «мыслильне» гетеры, где человек из будущего вводится в представления о мире древних; «симпозиум» второй части представляет собой смешение современного серьёзного научного симпозиума и профанного «симпосия» в низовом философствовании современных горожан, ибо философия, став наукой, профессией, перестает быть экзистенциально значимой, превращается в систему догм (такой профессиональный философ выведен весьма однозначно в фигуре псевдодиалектика Межеумовича, представляющего материализм в его эклектическом варианте), но потребность в «домашней философии», в разрешении бытийных вопросов не исчезла в современном человеке, и поэтому древние являются в современные пирушки в «забегаловках» и в современные научные симпозиумы, самой наивностью своих вопросов разрушая безусловность логических построений современных философов и философствующих.
Жанровая традиция, к которой может быть отнесен «Сократ Сибирских Афин», - это не научно-популярная просветительская дидактическая проза, излагающая концепции мироздания, а традиция художественной прозы - мениппеи, о которой просвещённая читательская публика знает благодаря булгаковскому «Мастеру и Маргарите». В мениппее высокие философские вопросы не просто подвергаются непочтительному обсуждению (этого достаточно в жанре философского диспута), но проверяются фабульно, неожиданными, фантастическими ситуациями реальности, когда непредсказуемость положений проверяет идеи персонажей. Тем самым реальностью проверяются схемы, модели, построения сознания. В пародии В.Колупаева интереснее представлены философские беседы, изложения философских концепций древних и их обсуждение Фабульность носит скорее иллюстративный характер, либо демонстрируя миры Диониса, Фалеса, Гераклита и т.д., либо воссоздавая детали античного мира (жилище Сократа, гетеры Каллипиги и т.п.).
Безусловно, к прозе Колупаева не могут быть предъявлены критерии научной коррекции в изложении античных и современных философских концепций, речь должна идти об их рецепции современным сознанием, сознанием человека, лишившегося моноидеи, будь это христианская идея, претендовавшая на истинность, будь это, для советских людей, марксизм, единственно верное учение. Кто может быть учителем, водителем для человека, задумавшегося о сущности бытия? Для Сибирских Афин, признанных как место обучения, это более чем актуально: со смертью Сократа, сомневающегося и проверяющего каждую версию, не утвердится ли тип учителя догматика, навязывающего свою модель бытия? Проза Колупаева, во-первых, оставляет надежду, что, как бы не торжествовали Межеумовичи, утверждающие монополию на истину, Сократ бессмертен, поскольку в сознании мыслящего человека неистребима потребность в ответах на глобальные вопросы. Повторим, одна из важных идей Колупаева - самочувствие, поведение, судьба человека зависит не только от близких конкретных обстоятельств (зарплата, социальные условия и прочее), но и от того, как он осознаёт своё существование в бытии: конечно ли оно? случайно ли? связано ли с универсальным пространством?
Поэтому двухчастность фантастической пародии В.Колупаева объясняется ещё и тем, что натурфилософская проблематика первой части всё более смещается к полюсу этико-философской проблематики. Во второй части человек исследуется в социальных связях, разрушающе действующих, согласно автору, на антропологическую природу человека, ибо всякое вступление человека в связи с другими требует принятия прав и мнений другого, в результате этический уровень сообщества понижается до уровня низшего. Так встаёт задача сохранения самого себя, а прежде - познания себя, задача столь же бесконечная, как и познание космоса. Соразмерен ли микрокосм макрокосмосу? Существует ли реальность вне сознания или сознание творит реальность? Сознание индивида свободно или функция какого-то метасознания? Чувственна или рационалистична природа сознания?
Появившаяся в культурном пространстве Томска (Сибирских Афин) проза В.Колупаева вписывается не в фантастическую прозу, а в неширокий поток современной философской литературы, назовём «Пирамиду» Л.Леонова, «Оглашенные» А.Битова, ироническую мистерию И.Бродского «Горбунов и Горчаков», поток беллетристической иронико-философской прозы (В.Орлов, А.Жуков). Разные по художественности и философской глубине подобные произведения возвращают современного человека к глобальности, к универсальности сознания и мирочувствования, в котором сохраняется живая связь с эмпирической реальностью. Чтение подобной прозы потребно уму, хотя и не полезно, поскольку, как сказал классик, не радость, а «горе от ума». Т.Л.Рыбальченко, кандидат филологических наук, доцент ТГУ
8.1.03