Повседневно- производственное (past. 6)
Весь день идёт противный ноябрьский дождь. Из ленивых и толстых грязно-серых туч, неподвижно висящих так низко, что, кажется, забравшись на мачту освещения, можно достать их рукой, непрерывно падает вода. Мелкие холодные капли часто-часто бьют по недавно откопанной трубе, чавкают, исчезая в лужах, попадают за шиворот и стараются заползти в карманы. Люди, съёжившись и поплотнее запахнувшись в зимние бушлаты, пристально смотрят под ноги, стараясь наступить туда, где посуше, но дождь идёт третий день подряд и вся земля под ногами, беспощадно распаханная до этого гусеницами тяжёлой техники, давно превратилась в однородную жидкую грязь. Она сразу же налипает на обувь, отчего ботинки становятся тяжёлыми и скользкими, пятнает рыжими глинистыми кляксами одежду и остаётся на руках разводами, стоит только до чего-нибудь дотронуться. Мужчины хмурятся, часто курят, прикрывая сигареты от дождя, и уже привычно ругают погоду.
В вахтовом автобусе громко играет радио. Какая-то станция для любителей ретро. Ирина Аллегрова, поёт про королеву. Смирившись с этим неизбежным злом, достаю телефон, открываю книгу и жду, когда выедем из города, чтобы звуки трансмиссии заглушили музыку. На одной из остановок, когда Аллегрову сменяет Стас Михайлов, рядом усаживается коллега. Он лет на десять старше меня, работает в соседнем цехе прибористом, имени его я не знаю, но мы регулярно здороваемся.
- Издеваются над людьми, - раздражённо говорит он, прислушиваясь, - это разве музыка?!
Согласно киваю, не отрывая глаз от книги, и невнятно отвечаю что-то неопределённо-подтверждающее. Ни мало не смутившись, мой попутчик из одного кармана достаёт телефон, из другого - смятые наушники, долго их распутывает, собирает и, не вставляя в уши, давит на кнопки, вероятно выбирая то, что он считает подходящим.
- Вот, другое дело, - довольно говорит, поймав мой удивлённый взгляд, и вставляет в уши тюльпаны, откуда, дублируя песню, играющую в салоне автобуса, возвышено завывает Михайлов, - качество!
Один из слесарей - пожилой и опытный - притащил откуда-то старый растрёпанный журнал. Такую не слишком толстую амбарную книгу, в каких у нас на предприятии ведётся учёт всего и вся. В нём, оказывается, надо было записывать наличие проведённых испытаний лестниц. Последняя запись от 2012 года. Три года надо заполнить. Мужчина вдохновенно разлиновал пять страниц и задумчиво говорит:
- Мне надо календарь на 12-й год…
- У меня нет, - отвечаю, - если только в телефоне, но там искать муторно.
Собеседник, смерив меня высокомерным взглядом и не говоря ни слова, встаёт и подходит к стене, где висит производственный календарь. Снимает верхний, за 2015 год, под ним обнаруживается на 2014-ый. Снимает и этот, там за тринадцатый. Под ним искомый, за двенадцатый год. Кстати, не последний, ниже остаются ещё календари, которые ещё старше.
- Это у тебя нет, - говорит довольно, - а у нас - бюрократия!..
На кухне сидит молодой слесарь, проходящий стажировку, и грустно смотрит в кружку с чаем. Налив себе кофе, сажусь напротив и интересуюсь:
- Ты что кислый какой? Случилось что-то?
- Да так, из-за директора… - озадачивает он меня своим ответом.
- В смысле? - искренне удивляюсь я, потому что находятся мой собеседник и начальник управления на абсолютно разных ступеньках производственной лестницы и пересекаться никак не могут.
- Я сейчас в управление ходил, - нехотя начинает он отвечать, - зашёл в буфет, а там директор…
- Ну, и... - нетерпеливо подталкиваю к продолжению замолчавшего стажёра.
- Он ватрушки покупал, а я за ним в очереди стоял, и тоже купил себе ватрушку, - горько вздохнув, грустно продолжает парень, - а хотел купить пирожок с капустой.
Уборщица в цеху - суровая женщина, её даже начальник цеха уважает и безропотно освобождает кабинет, когда Роза - так её зовут - собирается навести там порядок. До пенсии ей осталось совсем немного, и она часто, оказавшись в кругу работников, принимается их жалеть, утверждая, что без неё весь цех зарастёт грязью. И никто ей не возражает, потому что побаиваются - женщина она, несмотря на преклонные года, волевая и властная. Когда она наводит порядок в комнате отдыха, расположенной за главным щитом управления, где находится моё рабочее место, заходит молодой слесарь.
- Вить, ты мою кружку не видел? Прикинь, кружку где-то посеял. Белая такая, - говорит, постепенно повышая тон, так как я открыл окно и комната наполнилась гулом от работающих агрегатов, - цветок там ещё на боку нарисован - роза, с трещиной…
Только он это договорил, из комнаты отдыха доносится злой крик уборщицы:
- Какая ещё - «Роза с трещиной»!!!
Собравшись домой, люди забегают на щит управления и радостно смотрят в монитор, стоящего там компьютера с выведенным на нём прогнозом погоды. Улыбаются, увидев обещанные на следующую неделю заморозки, и выходят в мокрую темноту конца рабочего дня, на ходу открывая зонты и накидывая капюшоны. Оставив вместо себя слесаря следить за работающим оборудованием, стою в курилке и провожаю взглядом уходящих работников. Дождь барабанит по крыше, сплетая свой ритм с гулом газоперекачивающих агрегатов. Дым от сигареты нехотя, как будто отсырев от рассеянной в воздухе влаги, расплывается по помещению. На душе, несмотря на непогоду, становится тепло - ещё один рабочий день подходит к концу.
В вахтовом автобусе громко играет радио. Какая-то станция для любителей ретро. Ирина Аллегрова, поёт про королеву. Смирившись с этим неизбежным злом, достаю телефон, открываю книгу и жду, когда выедем из города, чтобы звуки трансмиссии заглушили музыку. На одной из остановок, когда Аллегрову сменяет Стас Михайлов, рядом усаживается коллега. Он лет на десять старше меня, работает в соседнем цехе прибористом, имени его я не знаю, но мы регулярно здороваемся.
- Издеваются над людьми, - раздражённо говорит он, прислушиваясь, - это разве музыка?!
Согласно киваю, не отрывая глаз от книги, и невнятно отвечаю что-то неопределённо-подтверждающее. Ни мало не смутившись, мой попутчик из одного кармана достаёт телефон, из другого - смятые наушники, долго их распутывает, собирает и, не вставляя в уши, давит на кнопки, вероятно выбирая то, что он считает подходящим.
- Вот, другое дело, - довольно говорит, поймав мой удивлённый взгляд, и вставляет в уши тюльпаны, откуда, дублируя песню, играющую в салоне автобуса, возвышено завывает Михайлов, - качество!
Один из слесарей - пожилой и опытный - притащил откуда-то старый растрёпанный журнал. Такую не слишком толстую амбарную книгу, в каких у нас на предприятии ведётся учёт всего и вся. В нём, оказывается, надо было записывать наличие проведённых испытаний лестниц. Последняя запись от 2012 года. Три года надо заполнить. Мужчина вдохновенно разлиновал пять страниц и задумчиво говорит:
- Мне надо календарь на 12-й год…
- У меня нет, - отвечаю, - если только в телефоне, но там искать муторно.
Собеседник, смерив меня высокомерным взглядом и не говоря ни слова, встаёт и подходит к стене, где висит производственный календарь. Снимает верхний, за 2015 год, под ним обнаруживается на 2014-ый. Снимает и этот, там за тринадцатый. Под ним искомый, за двенадцатый год. Кстати, не последний, ниже остаются ещё календари, которые ещё старше.
- Это у тебя нет, - говорит довольно, - а у нас - бюрократия!..
На кухне сидит молодой слесарь, проходящий стажировку, и грустно смотрит в кружку с чаем. Налив себе кофе, сажусь напротив и интересуюсь:
- Ты что кислый какой? Случилось что-то?
- Да так, из-за директора… - озадачивает он меня своим ответом.
- В смысле? - искренне удивляюсь я, потому что находятся мой собеседник и начальник управления на абсолютно разных ступеньках производственной лестницы и пересекаться никак не могут.
- Я сейчас в управление ходил, - нехотя начинает он отвечать, - зашёл в буфет, а там директор…
- Ну, и... - нетерпеливо подталкиваю к продолжению замолчавшего стажёра.
- Он ватрушки покупал, а я за ним в очереди стоял, и тоже купил себе ватрушку, - горько вздохнув, грустно продолжает парень, - а хотел купить пирожок с капустой.
Уборщица в цеху - суровая женщина, её даже начальник цеха уважает и безропотно освобождает кабинет, когда Роза - так её зовут - собирается навести там порядок. До пенсии ей осталось совсем немного, и она часто, оказавшись в кругу работников, принимается их жалеть, утверждая, что без неё весь цех зарастёт грязью. И никто ей не возражает, потому что побаиваются - женщина она, несмотря на преклонные года, волевая и властная. Когда она наводит порядок в комнате отдыха, расположенной за главным щитом управления, где находится моё рабочее место, заходит молодой слесарь.
- Вить, ты мою кружку не видел? Прикинь, кружку где-то посеял. Белая такая, - говорит, постепенно повышая тон, так как я открыл окно и комната наполнилась гулом от работающих агрегатов, - цветок там ещё на боку нарисован - роза, с трещиной…
Только он это договорил, из комнаты отдыха доносится злой крик уборщицы:
- Какая ещё - «Роза с трещиной»!!!
Собравшись домой, люди забегают на щит управления и радостно смотрят в монитор, стоящего там компьютера с выведенным на нём прогнозом погоды. Улыбаются, увидев обещанные на следующую неделю заморозки, и выходят в мокрую темноту конца рабочего дня, на ходу открывая зонты и накидывая капюшоны. Оставив вместо себя слесаря следить за работающим оборудованием, стою в курилке и провожаю взглядом уходящих работников. Дождь барабанит по крыше, сплетая свой ритм с гулом газоперекачивающих агрегатов. Дым от сигареты нехотя, как будто отсырев от рассеянной в воздухе влаги, расплывается по помещению. На душе, несмотря на непогоду, становится тепло - ещё один рабочий день подходит к концу.