Киноконвенции
Че-то меня недавно озаботил вечный вопрос мимезиса-диегезиса в кино.
Рассказывает ли кино истории или показывает их? Кто исполняет роль рассказчика в этом медиуме, если без войс-овера и титров? Кто исполняет роль проводника по тайм-лайну?
И если рассказчик отсутствует, то через чью точку зрения мы воспринимаем текст? И возможен ли кинотекст без точки зрения?
В немом кино все было просто, текстовые рамки сообщали: "А в это время в старом замке дочь злодея..." а потом "Три года спустя в Париже". Но эта роскошь более не позволительна. Как же быть?
Ответ банален. В современном конвенциональном кино роль рассказчика исполняет монтаж. Но в отличии от роли рассказчика в написанной истории, он требует от зрителя более высокого уровня соавторства.
Ведь кино лишь отчасти происходит на экране, и мы так часто забываем, что львиная его доля достраивается в наших головах. Благодаря условностям, которые всем известны, но их очень трудно сформулировать и отследить, оборванные куски истории выстраиваются в линейное повествование на внутреннем экране.
Дочь злодея улеглась в постель. Кат. Экспозиционный кадр показывает Нотр-Дам. Кат. Диалог между юным любовником и дочерью злодея.
Из этой последовательности кадров зритель понял, что дочка злодея заснула, что после этой ночи ее что-то привело в город Париж, куда она каким-то образом приехала, в котором она назначила встречу с юным любовником, с которым теперь и разговаривает.
Не предположит же зритель, что дочь злодея находилась в одно и тоже время в двух местах, или что эти сцены никак не связаны друг с другом. Зритель непременно предположит, что они связаны. Но почему, собственно?
Тут происходит автоматический процесс, который мы привыкли полностью игнорировать, поскольку условность работы киноаппарата вжита в нашу подкорку.
Но на самом деле, ведь зритель тут проделал удивительно сложную работу абстрактного мышления.
Он понял, что сцены связаны друг с другом.
Понял, что место действия перенеслось в Париж.
Понял, что время действия перенеслось вперед.
И поверил, что ему не нужно знать, что произошло между сном и Парижем. Точнее не поверил, а автоматически же согласился игнорировать неверие.
Недостаточность информации восполнилась внутреннем рассказчиком в голове зрителя, который сообщил, что следующая сцена происходит в ином временном пространстве, за которое кое-что произошло, но рассказчик (какой рассказчик?) решил, что знать это не необходимо.
Страница не перелестнулась, не было антракта, реквизит не перестроился сценработниками на глазах у зрителя. Все эти функции заменил кат.
И я уже не говорю о том, что из попеременной смены морд дочери злодя и юного любовника в кадре, зритель понял, что между ними происходит диалог, и что оба находятся в одном и том же месте действия.
И тут я задумалась.
Насколько наше понимание кино зависит от наживного процесса обучения, приобретенных условностей-символов, и насколько смена кадров является само-собой-разумеющимся действием, понятным точно так же, как понятна непрямая речь автора в книге?
Если показать современный фильм жителю, допустим, начала 19-го века, будет ли он способен понять смысл того, что происходит на экране?
Рассказывает ли кино истории или показывает их? Кто исполняет роль рассказчика в этом медиуме, если без войс-овера и титров? Кто исполняет роль проводника по тайм-лайну?
И если рассказчик отсутствует, то через чью точку зрения мы воспринимаем текст? И возможен ли кинотекст без точки зрения?
В немом кино все было просто, текстовые рамки сообщали: "А в это время в старом замке дочь злодея..." а потом "Три года спустя в Париже". Но эта роскошь более не позволительна. Как же быть?
Ответ банален. В современном конвенциональном кино роль рассказчика исполняет монтаж. Но в отличии от роли рассказчика в написанной истории, он требует от зрителя более высокого уровня соавторства.
Ведь кино лишь отчасти происходит на экране, и мы так часто забываем, что львиная его доля достраивается в наших головах. Благодаря условностям, которые всем известны, но их очень трудно сформулировать и отследить, оборванные куски истории выстраиваются в линейное повествование на внутреннем экране.
Дочь злодея улеглась в постель. Кат. Экспозиционный кадр показывает Нотр-Дам. Кат. Диалог между юным любовником и дочерью злодея.
Из этой последовательности кадров зритель понял, что дочка злодея заснула, что после этой ночи ее что-то привело в город Париж, куда она каким-то образом приехала, в котором она назначила встречу с юным любовником, с которым теперь и разговаривает.
Не предположит же зритель, что дочь злодея находилась в одно и тоже время в двух местах, или что эти сцены никак не связаны друг с другом. Зритель непременно предположит, что они связаны. Но почему, собственно?
Тут происходит автоматический процесс, который мы привыкли полностью игнорировать, поскольку условность работы киноаппарата вжита в нашу подкорку.
Но на самом деле, ведь зритель тут проделал удивительно сложную работу абстрактного мышления.
Он понял, что сцены связаны друг с другом.
Понял, что место действия перенеслось в Париж.
Понял, что время действия перенеслось вперед.
И поверил, что ему не нужно знать, что произошло между сном и Парижем. Точнее не поверил, а автоматически же согласился игнорировать неверие.
Недостаточность информации восполнилась внутреннем рассказчиком в голове зрителя, который сообщил, что следующая сцена происходит в ином временном пространстве, за которое кое-что произошло, но рассказчик (какой рассказчик?) решил, что знать это не необходимо.
Страница не перелестнулась, не было антракта, реквизит не перестроился сценработниками на глазах у зрителя. Все эти функции заменил кат.
И я уже не говорю о том, что из попеременной смены морд дочери злодя и юного любовника в кадре, зритель понял, что между ними происходит диалог, и что оба находятся в одном и том же месте действия.
И тут я задумалась.
Насколько наше понимание кино зависит от наживного процесса обучения, приобретенных условностей-символов, и насколько смена кадров является само-собой-разумеющимся действием, понятным точно так же, как понятна непрямая речь автора в книге?
Если показать современный фильм жителю, допустим, начала 19-го века, будет ли он способен понять смысл того, что происходит на экране?