"О чем нельзя забывать" Ярослав Галан.
Оригинал взят у iouripopov в "О чем нельзя забывать". Ярослав Галан.
Развивая тему предыдущего поста про фильм "Об этом забывать нельзя", стоит упомянуть о человеке, послужившем прототипом главного героя. Спасибо пользователю magis_amica, которая познакомила меня с этим фактом.
Ярослав Галан - автор сборника "Об этом нельзя забывать". Человек с очень яркой, боевой и трагической биографией. Родился он в семье галицких русофилов в местечке Дынив (сейчас Польша). Краткую биографию писателя можно посмотреть в Википедии. В СССР также вышла книга, посвященная ему, в серии ЖЗЛ.
Ярослав Галан был талантливым, опытным и очень образованным бойцом информационной войны. Оружие, которое он ковал против бандеровцев и сейчас острое. К сожалению, в отличие от фильма, где всех шпионов поймали и писатель остался жив, в реальной жизни, поймали шпионов после того, как писатель погиб. Да и, скорей всего, не всех. Но его слова так же горячи, и так же способны разить, как и раньше. Необходимо откопать этот меч-кладенец, очистить его, научиться искусно им пользоваться и снова пустить в дело.
Цитаты из очерка, написанного в 1947 году к годовщине восьмисотлетия Москвы "О чем нельзя забывать".
Город Москва празднует восьмисотлетие. Это, наверно, единственный город, к которому никто не относится равнодушно. Тридцать лет назад человечество раскололось на два лагеря: на тех, кто любит Москву, и тех, кто ее ненавидит. Нейтральных нет: линия раздела проходит через каждый континент, она затрагивает каждое человеческое сердце.
Иначе не может быть. Любить Москву - это значит любить человечество, верить в него, верить в его завтрашний день, и ради этого дня работать, бороться, а если надо - и погибнуть в бою. Ненавидеть Москву - значит быть врагом человечества, врагом его наилучших стремлений, врагом грядущих поколений.
Чувствуете, как перекликается с Маяковским?
Москва не как русскому мне дорога, а как огневое знамя!
Те, кто ненавидит, противопоставили Москве «Запад». Никогда еще, даже в годы Клемансо, Остина Чемберлена и Гувера, не было пролито столько чернил во славу Запада, его культуры, сколько проливают их сегодня привычные писари вершителей судеб Альбиона и «Нового света». Фактам эти эпигоны Геббельса и Розенберга провозгласили беспощадную войну. Если факты на стороне Москвы, тем хуже для фактов: их с успехом заменит ложь.
Эта ложь уже имеет за собой богатую историю. Немалое место в этой истории занимает также ее украинский раздел.
Началось с Михаила Грушевского, по профессии - историка, по духу - врага истории. В его руках благородная муза Клио превратилась в ничто и была вынуждена служить грязным богам со Шпрее и Дуная. Легкомысленность, с которой Грушевский относился к историческим документам, могла удивить только наивных. Эти наивные не знали, что для Грушевского все средства были хороши, если они вели к цели. А цель у Грушевского была одна: оторвать Украину от Москвы, присоединить ее к Берлину, присоединить в переносном, а если надо будет, то и в буквальном понимании этого слова.
Ради этой цели делалось все, что только можно было делать. Прежде всего Грушевский меняет свое местопребывание: климат австрийского Львова больше содействовал его творческим планам. В ста шагах от резиденции цесарско-королевского наместника Грушевский садится за работу, и вот из-под его пера выходят все новые и новые листы «Истории Украины», в которой чем дальше, тем меньше истории, и все больше фальсификации. Общее происхождение украинского, русского и белорусского народов? Оно для Грушевского не существует. Еще при Владимире Великом была Украина самостийной, ни от кого не зависимой, и баста. Читая повествование этого темпераментного историка о древних временах, удивляешься, почему при Ярославе Мудром не было «Просвiт» и почему летописец Нестор не ездил также за вдохновением в Виндобону... Русские? Тут уже историк превращается в демонолога. Москва у Грушевского - это демоническая сила финских болот, которая появляется на сцене только тогда, когда Украине надо причинить какую-нибудь очередную обиду. Грушевского нисколько не беспокоит то, что факты говорят иное; его нисколько не смущает то, что иначе, совсем иначе думали о Москве наши предки - трудовой люд Украины.
К большому огорчению Грушевского украинский народ не разделял западной ориентации ни с Грушевским, ни с Выговским, ни с Мазепой, напротив, в русском человеке он видел не демона, а родного брата. Доказательств этого в истории Украины так много, что не вспомнить этого Грушевский не мог. Волей-неволей он вынужден был признать, что под Германовкой «с Выговским было только наемное войско и поляки», так как все украинцы оставили его и перешли к Юрию Хмельницкому. Беспомощен Грушевский и перед лицом Полтавы. Но надо же это явление как-то объяснить, и Грушевский объясняет: народ, мол, был, темный, верил ложным слухам. Кроме того, этот народ, видите ли, очень не любил поляков и шведов. А Грушевский любил, особенно шведов. Однако в практической жизни, за непригодностью шведов, он перенес эту любовь на немцев и как председатель Центральной Рады пригласил их на Украину. Историк, апологет, панегирист Мазепы выступает в роли Мазепы номер два. Но судьба - в лице немецкого лейтенантика - спасает Мазепу номер два от второй Полтавы, и все кончается тщательным обыском карманов ученого «западника»./i>
Грушевский сходит с арены, но последователи его остаются. В Харькове откровенно низкопоклонствует перед Западом Микола Хвылевый, во Львове - Дмитро Донцов.
Деятельность Донцова не только не вызывала возражений со стороны правительства Пилсудского, но, напротив, она шла по линии интересов и стремлений руководящих сил тогдашней Речи Посполитой. Донцов умел использовать благоприятную конъюнктуру. Прибрав к рукам львовский журнал «Литературно-научный вестник» («Лiтературно-науковий вiсник»), он делает из него трибуну воинственного национализма. То, что у Хвылевого звучало, как намек, в «Вестнике» гремит, как иерихонская труба. Тут вы уже не найдете завуалированных призывов образца «ориентации на психологическую Европу» и «бегства от психологической Москвы». Вместо «ориентации» на Европу Донцов провозглашает службу Европе, а «бегству от Москвы» он противопоставляет недвусмысленное наступление на Москву.
Надо сказать, что донцовской слабости к Западу было почти столько же лет, сколько и слабости Грушевского. Донцов в 1914 году подвизался в «Союзе освобождения Украины» и показал себя очень оперативным исполнителем поручений немецкой разведки. В 1918 году он дослужился до того, что из рук генерала Эйхгорна получил ответственный пост в правительстве Скоропадского. Постигнув таким образом все технические детали службы Западу, он, недобровольно впрочем, приехал во Львов и тут посвятил свои силы «теории».
Прежде всего Донцов открывает «жаждущую душу» фаустовского человека, которая, по его мнению, «могла родиться лишь в цивилизации, созданной историей Европы». Характерными чертами этого созданного Донцовым «человека Запада» являются, по его словам, «полнота самоотречения и абстрактного, чисто спортивного наслаждения действием, дух экспансии и творческого энтузиазма...».
Обрисовав всеми красками радуги портрет «человека Запада», Донцов берет черную краску и рисует... Москву.
Не рисует, а чернит. Русских он относит к «расе квёлых, народу плебею». Приблизительно такой же диагноз дает Донцов и русской литературе. Чтобы чего доброго у Альфреда Розенберга не возникло сомнений относительно лояльности его львовского подголоска, подголосок этот чернит грязью не только Москву, не только русских, но и весь славянский мир, для которого этот ученик фашистского дьявола находит только одно определение - «бесхребетный». Не щадит Донцов и Украины, ее он издевательски называет «Провансом», а народ ее «бесхарактерным и безвольным рабом».
Европеизированный Донцов придумывает более утонченные методы расправы со «взбунтовавшейся чернью», нежели мог их придумать недостаточно еще европеизированный Грушевский. Донцов вызывает дух Торквемады, перед его восхищенным взором горят уже огни «святой инквизиции», он слышит уже железные шаги так тепло воспетых им завоевателей-конкистадоров. Он нетерпеливо ждет, когда эти конкистадоры принесут на мечах народам России и Украины- судьбу ацтеков. Для тех, кто уцелеет, он готов восстановить крепостничество и печатает в своем журнале статью, которая должна обосновать введение в будущей фашистской Украине «права первой ночи».
Наконец, день Донцова наступает. Западные конкистадоры во главе с Адольфом Шикльгрубером идут войной на Восток. Идут, если верить Донцову, «для абстрактного, чисто спортивного наслаждения действием». Но прошло немного времени, и даже некоторые ученики Грушевского, последователи Хвылевого и воспитанники Донцова раскусили «абстрактное, чисто спортивное наслаждение деяний» Гитлера.
И произошло еще одно, чего восхвалители жаждущей души «фаустовского человека» и враги Москвы никак не ожидали. Многомиллионная армия западных конкистадоров потерпела позорное поражение, а обреченная Донцовым «раса квелых плебеев» разнесла в пух и прах империю, перед которой встала на колени едва не вся донцовская Европа... Безапелляционно осужденная Донцовым «бесхребетная душа» показала свою настоящую силу на полях Подмосковья, Курска, Корсуня...
Мы не делим мир на Восток и Запад, мы знаем, что линия раздела проходит сегодня через все континенты, все страны, что она затрагивает каждое человеческое сердце. Мы знаем, что есть двеАмерики, что есть две Европы. Мы на стороне Европы Джордано Бруно, Галилея, Мюнцера, Ньютона, Марата, Гарибальди, Гюго, Маркса, Энгельса, Либкнехта, Пастера, Роллана, но мынепримиримые враги Европы инквизиции Карла V, Борджиев, Екатерины Медичи, Наполеона III, генерала Галифе, Бисмарка, Вильгельма II, Муссолини, Гитлера, Франко и Цалдариса. Мы знаем, почему те, кто сегодня низкопоклонствует перед Западом, низкопоклонствует именно перед той, другой Европой, как знаем и то, почему люди доброй воли в Европе и за ее границами почитают и любят Москву.
Празднуя восьмисотлетие Москвы, мы не идеализируем ее прошлое, но мы не забываем и о том, что в самые черные дни царского и боярского произвола никто ни в Москве, ни под Москвой не устраивал процессов ведьм и что никому здесь и в голову бы не пришло делать из десятков тысяч ни в чем не повинных людей живые факелы во славу Иисуса. За восемьсот лет существования этой столицы не было в ней также ничего такого, что хотя бы слегка напоминало резню гугенотов...
Одновременно мы помним о том, что в этом городе люди умели ценить свободу и отдавать за нее жизнь. 1612 и 1812 годы никто не вычеркнет со страниц истории.
На московских баррикадах 1905 года запылала заря новой эпохи, на баррикадах Октября родилась новая Москва, столица первого в истории человечества социалистического государства - надежда, гордость и любовь всех людей с честью, с совестью.
История, особенно история последних тридцати лет научила нас, в частности, тому, что любовь к Москве есть любовь к Украине, что ненавидеть Москву - значит ненавидеть Украину. Длинен путь от Грушевского до бандеровских бандитов, но он все тот же. Грушевский и его Центральная Рада опирались на штыки Вильгельма II, бандеры и мельники - на штыки Гитлера. Сегодня националистический сброд вспарывает животы галицийским детям во славу очередных своих хозяев с Запада. У них меняется только тактика, а методы остаются те же: методы предательства, провокации.
Развивая тему предыдущего поста про фильм "Об этом забывать нельзя", стоит упомянуть о человеке, послужившем прототипом главного героя. Спасибо пользователю magis_amica, которая познакомила меня с этим фактом.
Ярослав Галан - автор сборника "Об этом нельзя забывать". Человек с очень яркой, боевой и трагической биографией. Родился он в семье галицких русофилов в местечке Дынив (сейчас Польша). Краткую биографию писателя можно посмотреть в Википедии. В СССР также вышла книга, посвященная ему, в серии ЖЗЛ.
Ярослав Галан был талантливым, опытным и очень образованным бойцом информационной войны. Оружие, которое он ковал против бандеровцев и сейчас острое. К сожалению, в отличие от фильма, где всех шпионов поймали и писатель остался жив, в реальной жизни, поймали шпионов после того, как писатель погиб. Да и, скорей всего, не всех. Но его слова так же горячи, и так же способны разить, как и раньше. Необходимо откопать этот меч-кладенец, очистить его, научиться искусно им пользоваться и снова пустить в дело.
Цитаты из очерка, написанного в 1947 году к годовщине восьмисотлетия Москвы "О чем нельзя забывать".
Город Москва празднует восьмисотлетие. Это, наверно, единственный город, к которому никто не относится равнодушно. Тридцать лет назад человечество раскололось на два лагеря: на тех, кто любит Москву, и тех, кто ее ненавидит. Нейтральных нет: линия раздела проходит через каждый континент, она затрагивает каждое человеческое сердце.
Иначе не может быть. Любить Москву - это значит любить человечество, верить в него, верить в его завтрашний день, и ради этого дня работать, бороться, а если надо - и погибнуть в бою. Ненавидеть Москву - значит быть врагом человечества, врагом его наилучших стремлений, врагом грядущих поколений.
Чувствуете, как перекликается с Маяковским?
Москва не как русскому мне дорога, а как огневое знамя!
Те, кто ненавидит, противопоставили Москве «Запад». Никогда еще, даже в годы Клемансо, Остина Чемберлена и Гувера, не было пролито столько чернил во славу Запада, его культуры, сколько проливают их сегодня привычные писари вершителей судеб Альбиона и «Нового света». Фактам эти эпигоны Геббельса и Розенберга провозгласили беспощадную войну. Если факты на стороне Москвы, тем хуже для фактов: их с успехом заменит ложь.
Эта ложь уже имеет за собой богатую историю. Немалое место в этой истории занимает также ее украинский раздел.
Началось с Михаила Грушевского, по профессии - историка, по духу - врага истории. В его руках благородная муза Клио превратилась в ничто и была вынуждена служить грязным богам со Шпрее и Дуная. Легкомысленность, с которой Грушевский относился к историческим документам, могла удивить только наивных. Эти наивные не знали, что для Грушевского все средства были хороши, если они вели к цели. А цель у Грушевского была одна: оторвать Украину от Москвы, присоединить ее к Берлину, присоединить в переносном, а если надо будет, то и в буквальном понимании этого слова.
Ради этой цели делалось все, что только можно было делать. Прежде всего Грушевский меняет свое местопребывание: климат австрийского Львова больше содействовал его творческим планам. В ста шагах от резиденции цесарско-королевского наместника Грушевский садится за работу, и вот из-под его пера выходят все новые и новые листы «Истории Украины», в которой чем дальше, тем меньше истории, и все больше фальсификации. Общее происхождение украинского, русского и белорусского народов? Оно для Грушевского не существует. Еще при Владимире Великом была Украина самостийной, ни от кого не зависимой, и баста. Читая повествование этого темпераментного историка о древних временах, удивляешься, почему при Ярославе Мудром не было «Просвiт» и почему летописец Нестор не ездил также за вдохновением в Виндобону... Русские? Тут уже историк превращается в демонолога. Москва у Грушевского - это демоническая сила финских болот, которая появляется на сцене только тогда, когда Украине надо причинить какую-нибудь очередную обиду. Грушевского нисколько не беспокоит то, что факты говорят иное; его нисколько не смущает то, что иначе, совсем иначе думали о Москве наши предки - трудовой люд Украины.
К большому огорчению Грушевского украинский народ не разделял западной ориентации ни с Грушевским, ни с Выговским, ни с Мазепой, напротив, в русском человеке он видел не демона, а родного брата. Доказательств этого в истории Украины так много, что не вспомнить этого Грушевский не мог. Волей-неволей он вынужден был признать, что под Германовкой «с Выговским было только наемное войско и поляки», так как все украинцы оставили его и перешли к Юрию Хмельницкому. Беспомощен Грушевский и перед лицом Полтавы. Но надо же это явление как-то объяснить, и Грушевский объясняет: народ, мол, был, темный, верил ложным слухам. Кроме того, этот народ, видите ли, очень не любил поляков и шведов. А Грушевский любил, особенно шведов. Однако в практической жизни, за непригодностью шведов, он перенес эту любовь на немцев и как председатель Центральной Рады пригласил их на Украину. Историк, апологет, панегирист Мазепы выступает в роли Мазепы номер два. Но судьба - в лице немецкого лейтенантика - спасает Мазепу номер два от второй Полтавы, и все кончается тщательным обыском карманов ученого «западника»./i>
Грушевский сходит с арены, но последователи его остаются. В Харькове откровенно низкопоклонствует перед Западом Микола Хвылевый, во Львове - Дмитро Донцов.
Деятельность Донцова не только не вызывала возражений со стороны правительства Пилсудского, но, напротив, она шла по линии интересов и стремлений руководящих сил тогдашней Речи Посполитой. Донцов умел использовать благоприятную конъюнктуру. Прибрав к рукам львовский журнал «Литературно-научный вестник» («Лiтературно-науковий вiсник»), он делает из него трибуну воинственного национализма. То, что у Хвылевого звучало, как намек, в «Вестнике» гремит, как иерихонская труба. Тут вы уже не найдете завуалированных призывов образца «ориентации на психологическую Европу» и «бегства от психологической Москвы». Вместо «ориентации» на Европу Донцов провозглашает службу Европе, а «бегству от Москвы» он противопоставляет недвусмысленное наступление на Москву.
Надо сказать, что донцовской слабости к Западу было почти столько же лет, сколько и слабости Грушевского. Донцов в 1914 году подвизался в «Союзе освобождения Украины» и показал себя очень оперативным исполнителем поручений немецкой разведки. В 1918 году он дослужился до того, что из рук генерала Эйхгорна получил ответственный пост в правительстве Скоропадского. Постигнув таким образом все технические детали службы Западу, он, недобровольно впрочем, приехал во Львов и тут посвятил свои силы «теории».
Прежде всего Донцов открывает «жаждущую душу» фаустовского человека, которая, по его мнению, «могла родиться лишь в цивилизации, созданной историей Европы». Характерными чертами этого созданного Донцовым «человека Запада» являются, по его словам, «полнота самоотречения и абстрактного, чисто спортивного наслаждения действием, дух экспансии и творческого энтузиазма...».
Обрисовав всеми красками радуги портрет «человека Запада», Донцов берет черную краску и рисует... Москву.
Не рисует, а чернит. Русских он относит к «расе квёлых, народу плебею». Приблизительно такой же диагноз дает Донцов и русской литературе. Чтобы чего доброго у Альфреда Розенберга не возникло сомнений относительно лояльности его львовского подголоска, подголосок этот чернит грязью не только Москву, не только русских, но и весь славянский мир, для которого этот ученик фашистского дьявола находит только одно определение - «бесхребетный». Не щадит Донцов и Украины, ее он издевательски называет «Провансом», а народ ее «бесхарактерным и безвольным рабом».
Европеизированный Донцов придумывает более утонченные методы расправы со «взбунтовавшейся чернью», нежели мог их придумать недостаточно еще европеизированный Грушевский. Донцов вызывает дух Торквемады, перед его восхищенным взором горят уже огни «святой инквизиции», он слышит уже железные шаги так тепло воспетых им завоевателей-конкистадоров. Он нетерпеливо ждет, когда эти конкистадоры принесут на мечах народам России и Украины- судьбу ацтеков. Для тех, кто уцелеет, он готов восстановить крепостничество и печатает в своем журнале статью, которая должна обосновать введение в будущей фашистской Украине «права первой ночи».
Наконец, день Донцова наступает. Западные конкистадоры во главе с Адольфом Шикльгрубером идут войной на Восток. Идут, если верить Донцову, «для абстрактного, чисто спортивного наслаждения действием». Но прошло немного времени, и даже некоторые ученики Грушевского, последователи Хвылевого и воспитанники Донцова раскусили «абстрактное, чисто спортивное наслаждение деяний» Гитлера.
И произошло еще одно, чего восхвалители жаждущей души «фаустовского человека» и враги Москвы никак не ожидали. Многомиллионная армия западных конкистадоров потерпела позорное поражение, а обреченная Донцовым «раса квелых плебеев» разнесла в пух и прах империю, перед которой встала на колени едва не вся донцовская Европа... Безапелляционно осужденная Донцовым «бесхребетная душа» показала свою настоящую силу на полях Подмосковья, Курска, Корсуня...
Мы не делим мир на Восток и Запад, мы знаем, что линия раздела проходит сегодня через все континенты, все страны, что она затрагивает каждое человеческое сердце. Мы знаем, что есть двеАмерики, что есть две Европы. Мы на стороне Европы Джордано Бруно, Галилея, Мюнцера, Ньютона, Марата, Гарибальди, Гюго, Маркса, Энгельса, Либкнехта, Пастера, Роллана, но мынепримиримые враги Европы инквизиции Карла V, Борджиев, Екатерины Медичи, Наполеона III, генерала Галифе, Бисмарка, Вильгельма II, Муссолини, Гитлера, Франко и Цалдариса. Мы знаем, почему те, кто сегодня низкопоклонствует перед Западом, низкопоклонствует именно перед той, другой Европой, как знаем и то, почему люди доброй воли в Европе и за ее границами почитают и любят Москву.
Празднуя восьмисотлетие Москвы, мы не идеализируем ее прошлое, но мы не забываем и о том, что в самые черные дни царского и боярского произвола никто ни в Москве, ни под Москвой не устраивал процессов ведьм и что никому здесь и в голову бы не пришло делать из десятков тысяч ни в чем не повинных людей живые факелы во славу Иисуса. За восемьсот лет существования этой столицы не было в ней также ничего такого, что хотя бы слегка напоминало резню гугенотов...
Одновременно мы помним о том, что в этом городе люди умели ценить свободу и отдавать за нее жизнь. 1612 и 1812 годы никто не вычеркнет со страниц истории.
На московских баррикадах 1905 года запылала заря новой эпохи, на баррикадах Октября родилась новая Москва, столица первого в истории человечества социалистического государства - надежда, гордость и любовь всех людей с честью, с совестью.
История, особенно история последних тридцати лет научила нас, в частности, тому, что любовь к Москве есть любовь к Украине, что ненавидеть Москву - значит ненавидеть Украину. Длинен путь от Грушевского до бандеровских бандитов, но он все тот же. Грушевский и его Центральная Рада опирались на штыки Вильгельма II, бандеры и мельники - на штыки Гитлера. Сегодня националистический сброд вспарывает животы галицийским детям во славу очередных своих хозяев с Запада. У них меняется только тактика, а методы остаются те же: методы предательства, провокации.