Алексиевич и стремление к краю
В отличие от текстов многих нобелевских лауреатов, Алексиевич я прочитала задолго до. Ну и не буду говорить, какое впечатление произвели в своё время «У войны не женское лицо» и «Последние свидетели». К «Чернобыльской молитве» уже были вопросы, ибо слишком много там было бабьего нытья и истерик, глобальной катастрофы, вот этого «мы все умрём». Причём сейчас, когда оно всё отодвинулось в прошлое, оно воспринимается сильно преувеличенным. «Время сэконд хэнд» вообще было между очень плохо и очень-очень плохо.
Ну и вопросы по поводу нобелевки были даже не из-за антироссийскости (тут, собственно, ничего нового, все премии русскоязычным авторам, кроме Шолохова, дали именно так). А именно потому, что С.А. - не писатель. Журналист, а за это есть свои премии и награды. Русскому языку и русской литературе она не дала ничего.
А тут прочитала ещё две остававшиеся книжки, «Цинковые мальчики» и «Зачарованные смертью».
Читала подряд и быстро. И ощущение возникло такое: дама, у которой в жизни, как я понимаю, всё сравнительно хорошо, но не шибко интересно, просто тянется к драмам и трагедиям. Сама никогда не была на краю и адреналину не хватает. Вот и хочется испытать сильных эмоций, попытаться понять, как оно ощущается. Ну и потом вывалить на бумагу, сопроводив разными связками, стилистически довольно слабыми и вообще никак не запоминающимися.
В конце концов, знавала я людей, которые тот же Афганистан прошли, ну и даже что-то об этом рассказывали, и друзья у них там гибли на глазах, и тяжело было, и т.д. Но всё это было, пусть больно и трагично, но без соплей, истерик и всякого подобного. И с фронтовичками общаться приходилось, и рассказы тех, кто всю войну прошёл, тоже слышала. И опять же всё происходило без эмоций, выбивающихся из края.
Есть люди, упивающиеся чужой бедой и несчастьем. Они прямо вот будут, аки разные нехорошие животные у падали, кружиться рядом с человеком, которому плохо, не отходить от него, стараясь побольше этого чужого горя увидеть, ухватить, прямо вот удовольствие от этого получают. А потом ещё эти переживания сохраняют и другим пересказывают, ибо своей жизни нет, не происходит в ней ничего такого ни страшного, ни впечатляющего, ну, так хоть чужими эмоциями поживём. Ощущение, что Алексиевич - именно такая. Если так подумать, в её книгах очень много ужаса, а вот живой жизни, пусть трагичной и страшной, но реальной, с какими-то деталями, позволяющими представить то, что происходило, нет. Мало бытового, вещественного - а оно было и есть всегда, в самых ужасных условиях.
И начинаешь жалеть, что именно она занималась в своё время этими интервью, особенно для первых двух книг, которые о войне. Может, будь меньше истерики и нагнетания, оно лучше было бы? Страшно всё было и без слёз и соплей. Хотя с другой стороны, возможно, и возраст сказывается - в юности обычно жизнь побыстрее, событий и людей вокруг побольше, ну и своя "внешняя" жизнь интереснее, если угодно. Ибо тенденция к ухудшению качества текста у Алексиевич очевидна: чем позднее книга, тем оно хуже.
Ведь есть подобные книжки, о не менее страшных событиях, написанные совсем по-другому. О той же войне, о лагерях, о детях войны. Тоже интервью с людьми, та же устная история, история повседневности, но без выбирания самой гадости, всё вместе. Кстати, страшное как раз на фоне "обычного" куда большее впечатление может произвести. И тот же авторский текст, но без выдумок (типа некоего «оппонента» в «Цинковых мальчиках» - такое ощущение, что у неё некие голоса в голове), скорее факты и цифры.
А думающий читатель сам в состоянии оценить факты, цифры, ужас, безысходность. И сам прочувствовать ужас и боль.
Ну и вопросы по поводу нобелевки были даже не из-за антироссийскости (тут, собственно, ничего нового, все премии русскоязычным авторам, кроме Шолохова, дали именно так). А именно потому, что С.А. - не писатель. Журналист, а за это есть свои премии и награды. Русскому языку и русской литературе она не дала ничего.
А тут прочитала ещё две остававшиеся книжки, «Цинковые мальчики» и «Зачарованные смертью».
Читала подряд и быстро. И ощущение возникло такое: дама, у которой в жизни, как я понимаю, всё сравнительно хорошо, но не шибко интересно, просто тянется к драмам и трагедиям. Сама никогда не была на краю и адреналину не хватает. Вот и хочется испытать сильных эмоций, попытаться понять, как оно ощущается. Ну и потом вывалить на бумагу, сопроводив разными связками, стилистически довольно слабыми и вообще никак не запоминающимися.
В конце концов, знавала я людей, которые тот же Афганистан прошли, ну и даже что-то об этом рассказывали, и друзья у них там гибли на глазах, и тяжело было, и т.д. Но всё это было, пусть больно и трагично, но без соплей, истерик и всякого подобного. И с фронтовичками общаться приходилось, и рассказы тех, кто всю войну прошёл, тоже слышала. И опять же всё происходило без эмоций, выбивающихся из края.
Есть люди, упивающиеся чужой бедой и несчастьем. Они прямо вот будут, аки разные нехорошие животные у падали, кружиться рядом с человеком, которому плохо, не отходить от него, стараясь побольше этого чужого горя увидеть, ухватить, прямо вот удовольствие от этого получают. А потом ещё эти переживания сохраняют и другим пересказывают, ибо своей жизни нет, не происходит в ней ничего такого ни страшного, ни впечатляющего, ну, так хоть чужими эмоциями поживём. Ощущение, что Алексиевич - именно такая. Если так подумать, в её книгах очень много ужаса, а вот живой жизни, пусть трагичной и страшной, но реальной, с какими-то деталями, позволяющими представить то, что происходило, нет. Мало бытового, вещественного - а оно было и есть всегда, в самых ужасных условиях.
И начинаешь жалеть, что именно она занималась в своё время этими интервью, особенно для первых двух книг, которые о войне. Может, будь меньше истерики и нагнетания, оно лучше было бы? Страшно всё было и без слёз и соплей. Хотя с другой стороны, возможно, и возраст сказывается - в юности обычно жизнь побыстрее, событий и людей вокруг побольше, ну и своя "внешняя" жизнь интереснее, если угодно. Ибо тенденция к ухудшению качества текста у Алексиевич очевидна: чем позднее книга, тем оно хуже.
Ведь есть подобные книжки, о не менее страшных событиях, написанные совсем по-другому. О той же войне, о лагерях, о детях войны. Тоже интервью с людьми, та же устная история, история повседневности, но без выбирания самой гадости, всё вместе. Кстати, страшное как раз на фоне "обычного" куда большее впечатление может произвести. И тот же авторский текст, но без выдумок (типа некоего «оппонента» в «Цинковых мальчиках» - такое ощущение, что у неё некие голоса в голове), скорее факты и цифры.
А думающий читатель сам в состоянии оценить факты, цифры, ужас, безысходность. И сам прочувствовать ужас и боль.