Click to view
Одно из самых тёплых воспоминаний о классическом отделении и о филфаке.
Тревожная холодная зима в последефолтной Москве, холодные аудитории, проектор, слайды. Греческая архаика, вазы, статуи, колонны. Всё далёкое, недоступное и такое любимое.
Мы были последними, кто у него прослушал весь курс, и Грецию, и Рим, и Причерноморье (и он нам говорил о том, как вернулся работать туда, где воевал).
В следующем году его не стало.
Я его встретила за несколько недель до, в лифте, он был, как всегда, с улыбкой, расспрашивал у меня, как дела, и был всё таким же молодым, каким, видимо, был всю жизнь.
Впрочем, 75 лет - это ещё совсем нестарый возраст. Больно и несправедливо, что он ушёл так рано.
Прошло много лет, ездить по любимым местам я смогла сильно позже, но теперь в любом месте, где есть античность и в любом музее - от крошечного, на пару залов, в какой-нибудь греческой деревушке до Ватиканских-Капитолийских с Лувром я его вспоминаю. С радостью и благодарностью.
Про Библию и Лермонтова - нам он говорил в 1998 году, что у него в вещмешке всю войну был Лермонтов. Библию не упоминал. Видимо, по привычке.