Для взрослых детей и взрослых, оставшихся детьми…
Как-то утром я стояла на столе - слушала, как чайник выдувает в свисток замысловатые трели и гневно плюется кипятком на пол. Было до не приличия скучно. Дремавшая рядом солонка сладко зевнула и задумчиво спросила: “Кому бы насолить?!” Она была довольно едкой дамочкой и на ее вопрос ответа никто не дал, а потому ей пришлось замолчать не солоно хлебавши.
Я перевела свой взгляд на холодильник. Его трясло со страшной силой, потому как на днях он простудился. Объелся мороженого. И теперь температура понизилась и его бил жестокий озноб. Единственное, что могло помочь - это разморозка.
Созерцать больной холодильник мне вскоре тоже надоело.
Ножи резались в домино и из ящика уже в который раз доносилось азартное: “Рыба!”
Вилки чистили зубы, а половник, насупившись, торчал из кастрюли с супом. Он со вчерашнего вечера злился на шумовку, которая до безобразия громко шумела, не давая половнику как следует выспаться.
Бокалы, узнав о том, что сегодня должен состояться званый ужин, просто чокнулись от счастья. Об этом уже успела разболтать кофемолка, которая всегда все знала и без конца молола языком.
Опять этот кот! Это, пожалуй, единственной существо, которого я боюсь! Он такой неуклюжий! Ой-ой-ой!
Было еще совсем рано, когда хозяйка услышала какую-то возню на кухне, а потом грохот бьющейся посуды. Она вошла в кухню, и ее глазам предстала малопривлекательная картина. На столе сидел кот, а на полу валялись осколки дивной когда-то сахарницы. А в воздухе застыло эхо выкрикнутого кем-то: “Ой-ой-ой!”
Я перевела свой взгляд на холодильник. Его трясло со страшной силой, потому как на днях он простудился. Объелся мороженого. И теперь температура понизилась и его бил жестокий озноб. Единственное, что могло помочь - это разморозка.
Созерцать больной холодильник мне вскоре тоже надоело.
Ножи резались в домино и из ящика уже в который раз доносилось азартное: “Рыба!”
Вилки чистили зубы, а половник, насупившись, торчал из кастрюли с супом. Он со вчерашнего вечера злился на шумовку, которая до безобразия громко шумела, не давая половнику как следует выспаться.
Бокалы, узнав о том, что сегодня должен состояться званый ужин, просто чокнулись от счастья. Об этом уже успела разболтать кофемолка, которая всегда все знала и без конца молола языком.
Опять этот кот! Это, пожалуй, единственной существо, которого я боюсь! Он такой неуклюжий! Ой-ой-ой!
Было еще совсем рано, когда хозяйка услышала какую-то возню на кухне, а потом грохот бьющейся посуды. Она вошла в кухню, и ее глазам предстала малопривлекательная картина. На столе сидел кот, а на полу валялись осколки дивной когда-то сахарницы. А в воздухе застыло эхо выкрикнутого кем-то: “Ой-ой-ой!”