Двери Гиметт
Облупленной краски старая, разорванная кожа. Багровая, цвета вина, старого сухого вина Прованса. Под клочьями ее - старое, серое тело ясеня, с рисунками вен, прежде наполненных соком. Я вожу по ним кончиками пальцев, словно надеясь, что вены набухнут, что сердце забьется, что плоть плоти ответит в такт. А может быть, я просто боюсь отворить эту дверь, переступить через порог; странно: я столько раз приходил сюда, неловко оббивал глину и землю с подошв и тихо стучал в старое медное кольцо посредине.
Старая ведьма, Гиметт, такая же рухлядь, как и вещи ее дома, покрытые паутиной давно умерших ловцов, сядет, бывало, подбоченясь, ко мне боком, вопьется в меня обсидиановым вороньим глазом и закурит. Она всегда смолит одну за одной, когда к ней приходят свои, отпивает немного вина, откашливается и молча достает карты. Редко, очень редко я прошу ее разрешить мне взять их в руки - они в ужасе рассыпаются прочь от чужих рук, а Гиметт смеется навстречу им так, как умеет только она - хрипло, тускло, как будто кто-то открывает неспешно забытую в прошлом дверь.
Их рубашки, карминные, покрытые пятнами тлена, как кожа испещрены трещинами миллионов ладоней и сотнями тысяч линий жизни; их хозяйка, вновь закурив, протягивает мне колоду заскорузлыми, такими тонкими когда-то пальцами и, впившись взглядом в своих картонных детей, что-то им шепчет. Я беру одну за другой, не повернув их к себе, не открывая их плоти, тихо, словно в страхе услышать скрип.
Поежившись, Гиметт, укроет шалью узкие, поднятые, словно угловатые крылья, плечи и словно нехотя бросит взгляд к окну, за которым бьется о скалы предзакатное море. Я так люблю наблюдать за ней, смотреть, как она нежно и в то же время сильно, уверенно, кладет свои карты на стол. Она большая искусница открывать чужие двери, подглядывать за них, усмехаясь тихо себе под нос, или уставившись куда-то за них почти невменяемым, остекленевшим взглядом. Она умеет, я точно знаю…
Она и говорит-то только с ними, а не с тем, кто преступил ее порог. Их она любит, их жизнью живет. С ними она вновь и вновь молодеет всего на одно мгновение, поймав отданную ими историю, схватив ее за хвост как лису, готовую скрыться в норе, черной птицей кружась над своей добычей. Я задаю Гиметт обычно всего лишь три вопроса. Она, если захочет, отвечает на один-два, а взамен я достаю из-под стола тайком принесенное вино, сыр с травами, белый пастуший хлеб и что-то еще, что попросилось по дороге в руки.
Я с ней не ради карт - ведь я не люблю открывать дверей. Я пришел просто затем, чтобы обняв ее за хрупкие плечи-крылья, сидеть около окна и смотреть на вечернее море. Украдкой я люблю наблюдать за ней, за тем, как от запаха моря расширяются ее ноздри, чуть изменяется форма скул и глаза начинают блестеть. Гиметт, говорили, уже много лет не выходила наружу - с тех самых пор, как старик Бернар не вернулся, отправившись перед штормом за рыбой. Он, старый дурень, не верил ее картам, а ведь они говорили, кричали ей в уши, терзали ее пальцы и бились об стол накануне.
С тех пор она жила тем, что приносили ей деревенские. Со страхом толкая перед собой покосившуюся дверь в ее дом и прося ее с порога поглядеть и раскинуть карминно-красные её карты, они потом верили только в то, во что сами хотели, протягивали ей узелок и, выйдя наружу, сплевывали наземь, пытаясь тем самым казаться себе смельчаками. Они были чужими. Много раз, опустив бессильно руки на стол, она пересказывала мне их жизни. Они рождались, взрослели, рожали детей, умирали. В отличие от нее они боялись моря и ненавидели его соленый, терпкий запах.
Гиметт не хотела или просто не умела лгать. А потому, прежде чем задать вопрос, я, оттягивая момент истины, рассказывал ей истории, привезенные из дальних стран. Она внимательно слушала, все так же склонив голову чуть вправо. Только лишь ей я мог рассказать все до последней капли, до последней песчинки, зная, что она, глядя в окно или на облупленную дверь своей хибары, видит то же, что видел я. Порой она видела много больше: ее спина в тот миг выпрямлялась, брови взмывали дугами на бледном лице, веки широко раскрывались. Она, казалось, сама становилась душой той потаенной двери в будущее из-за которой, она верила всем сердцем, к ней однажды тихо постучится медным кольцом её Бернар.
(с) Виктор Солкин
Фото из сети, автор мне неизвестен
Click to viewТекст написан для предложенного мною и уважаемой witchkaito литературного флешмоба о закрытой двери и том, что за ней. Итоги подведем через пару дней...