Надо ли корректировать принцип свободы слова
Откликнулся репликой на публикацию выступления Андрея Илларионова " Вызовы информационной войны для свободного общества и возможная контрстратегия" на XIX Форуме Открытого Общества Эстонии 18 сентября 2014 года в Таллинне. Получился мини-диалог, который имеет смысл вынести в отдельный пост:
Виктор Корб: Андрей Николаевич, мне думается, Вы напрасно смешиваете базовую ценность свободы слова (и шире - ненасильственного самовыражения) с проблемой информационных войн, ведущихся агрессивными бесчеловечными режимами. Свобода слова - это неотъемлемое право свободной личности.
Возможность и необходимость защиты от информационного насилия со стороны агрессивных режимов никоим образом не требует "корректировки" базового принципа свободы, поскольку речь идет, во-первых, о другом типе субъектности, а во-вторых, о том, что право защищаться от первичного насилия - неотъемлемый компонент представления о свободе как высшей человеческой ценности.
Андрей Илларионов: У меня речь немного о другом
У Вас: <не требует "корректировки" базового принципа свободы>
У меня: <Необходима корректировка в применении принципа свободы слова>
Принцип корректировать не надо.
А вот его применение в конкретной ситуации места и времени - наверное, стоит.
Во время войны журналистов "Фелькишер беобахтер" к месту сосредоточения десантных войск на юге Британии не допускали. Да, кажется, и в целом в Британию.
Что не сделало Британию тиранией и тоталитарным государством.
Виктор Корб: АН, даже и с такой формальной поправкой трудно согласиться. Тем более, учитывая общий пафос Вашей великолепной речи, и, особенно, то, как она воспринята.
Разделяя, в целом, предложенные Вами общие подходы в анализе самого явления информационных войн, еще раз уточню: принцип свободы слова применим исключительно в отношении самостоятельных граждан, но не в отношении государственных машин. У демократических государств нет и не может быть никаких свобод, а лишь обязанность обеспечивать права и свободы граждан в жестко прописанных и осмысленных ограничениях. Поэтому никак не могу согласиться с высказанным Вами соображением о необходимости корректировать применение принципа свободы слова. К сожалению, это в реальности стимулирует усиление охранительных практик и установления недопустимых и опасных запретов и ограничений свободы. Но согласен с тем, что необходима содержательная и ответственная дискуссия в этой сфере (более правильным мне представляется, кстати, вести ее в более общей и в более точной постановке - о соотношении свободы слова и недопустимости насилия: см., в частности, мой текст "Еще раз о правозащитных принципах и критериях").
Примеры с ограничением доступа журналистов в зону боевых действий тоже, думаю, не вполне корректны, поскольку, во-первых, это другое право (никто не запрещает журналистам свободно сообщать информацию, полученную ими любым способом), а во-вторых, в данной ситуации налицо противоречивое столкновение нескольких прав и свобод, которое может и должно разрешаться разумно, в зависимости от конкретной ситуации, а не формально и однозначно.
Применительно к актуальной ситуации WW-IV:
- Россия ведет агрессивную войну против суверенной Украины и всего цивилизованного мира;
- информационная война является естественным продолжением общей политики тотального насилия, отработанной российской государственной машиной на собственном народе;
- похожесть или даже полное совпадение формальных технологических и профессиональных признаков не делает эту войну частью "журналистики" и смежных гуманитарных дискурсов - наоборот, как я неоднократно подчеркивал, успешная мимикрия, имитационно-бутафорский характер резко повышают уровень угрозы;
- соответственно, все участники этой войны являются лишь "госслужащими" и/или военнослужащими, фактически частью государственной машины, а следовательно, к ним неприменимы нормы гражданских и профессиональных прав и свобод.
Виктор Корб: Андрей Николаевич, мне думается, Вы напрасно смешиваете базовую ценность свободы слова (и шире - ненасильственного самовыражения) с проблемой информационных войн, ведущихся агрессивными бесчеловечными режимами. Свобода слова - это неотъемлемое право свободной личности.
Возможность и необходимость защиты от информационного насилия со стороны агрессивных режимов никоим образом не требует "корректировки" базового принципа свободы, поскольку речь идет, во-первых, о другом типе субъектности, а во-вторых, о том, что право защищаться от первичного насилия - неотъемлемый компонент представления о свободе как высшей человеческой ценности.
Андрей Илларионов: У меня речь немного о другом
У Вас: <не требует "корректировки" базового принципа свободы>
У меня: <Необходима корректировка в применении принципа свободы слова>
Принцип корректировать не надо.
А вот его применение в конкретной ситуации места и времени - наверное, стоит.
Во время войны журналистов "Фелькишер беобахтер" к месту сосредоточения десантных войск на юге Британии не допускали. Да, кажется, и в целом в Британию.
Что не сделало Британию тиранией и тоталитарным государством.
Виктор Корб: АН, даже и с такой формальной поправкой трудно согласиться. Тем более, учитывая общий пафос Вашей великолепной речи, и, особенно, то, как она воспринята.
Разделяя, в целом, предложенные Вами общие подходы в анализе самого явления информационных войн, еще раз уточню: принцип свободы слова применим исключительно в отношении самостоятельных граждан, но не в отношении государственных машин. У демократических государств нет и не может быть никаких свобод, а лишь обязанность обеспечивать права и свободы граждан в жестко прописанных и осмысленных ограничениях. Поэтому никак не могу согласиться с высказанным Вами соображением о необходимости корректировать применение принципа свободы слова. К сожалению, это в реальности стимулирует усиление охранительных практик и установления недопустимых и опасных запретов и ограничений свободы. Но согласен с тем, что необходима содержательная и ответственная дискуссия в этой сфере (более правильным мне представляется, кстати, вести ее в более общей и в более точной постановке - о соотношении свободы слова и недопустимости насилия: см., в частности, мой текст "Еще раз о правозащитных принципах и критериях").
Примеры с ограничением доступа журналистов в зону боевых действий тоже, думаю, не вполне корректны, поскольку, во-первых, это другое право (никто не запрещает журналистам свободно сообщать информацию, полученную ими любым способом), а во-вторых, в данной ситуации налицо противоречивое столкновение нескольких прав и свобод, которое может и должно разрешаться разумно, в зависимости от конкретной ситуации, а не формально и однозначно.
Применительно к актуальной ситуации WW-IV:
- Россия ведет агрессивную войну против суверенной Украины и всего цивилизованного мира;
- информационная война является естественным продолжением общей политики тотального насилия, отработанной российской государственной машиной на собственном народе;
- похожесть или даже полное совпадение формальных технологических и профессиональных признаков не делает эту войну частью "журналистики" и смежных гуманитарных дискурсов - наоборот, как я неоднократно подчеркивал, успешная мимикрия, имитационно-бутафорский характер резко повышают уровень угрозы;
- соответственно, все участники этой войны являются лишь "госслужащими" и/или военнослужащими, фактически частью государственной машины, а следовательно, к ним неприменимы нормы гражданских и профессиональных прав и свобод.