Продолжение 7 серии. Глава 3
Прошлый раз забыл дать ссылки на предыдущие части. Исправляюсь
Глава 1 https://victor-chapaev.livejournal.com/138607.html
Глава 2 https://victor-chapaev.livejournal.com/139417.html
ГЛАВА 3.
На следующее утро Рогер проснулся так рано, как еще, наверное, никогда не вставал. В зале было прохладно, даже холодно, за ночь он весь закоченел и намял бока на жесткой лавке. Серый свет занимающегося утра проникал сквозь мутные стекла окон. Дрожа, Рогер выглянул в окно. Все небо было покрыто облаками, верхушки деревьев качались на ветру. Да, сегодня солнца не будет, хотя как знать, может ветер и разгонит облака к концу дня. Погода редко держится постоянной, особенно весной. Чтобы согреться Рогер поприседал на пятках, отжался несколько раз на кончиках пальцев, нанес несколько коварных ударов воображаемому противнику, и, взяв у двери с подставки ведро, стараясь не шуметь спустился к колодцу. Надо было набрать воды для умывания.
На улице было еще холодней. Рогер подумал, что время еще более раннее, чем он решил сначала. На дворе ни одной живой души, ворота на запоре, да и солнце за облаками, похоже, не поднялось из-за гор. Вернувшись в залу с полным ведром и приготовив необходимую посуду, Рогер уселся на лавку рядом со своей помятой курткой и стал обдумывать, как ему быть с тем, что он вчера счел чудом господним. В это обыденное серое раннее утро, которое никак не хотело переходить в день, ему начало казаться, что он сам себе напридумывал вчера невесть что. Но ведь он несколько раз проверял, не чудится ли ему, что гости понимают или хотят понять слова на священном Астрите. Вдруг ему в голову пришла мысль, что он и сам может обратиться к ним на этом языке. Эта мысль испугала его. Ему вдруг показалось, что было бы святотатством пытаться повторить чудо самому. Вчерашние колебания вновь охватили его.
Его размышления прервались, когда дверь одной из комнат отворилась и на пороге появился молодой посол, "второй" - как назвал его Рогер. Он был обнажен по пояс, на нем были только штаны и сапоги да браслет на правой руке. Сомнения Рогера сразу улетучились, он вскочил, подошел к тазу с кувшином для умывания и неожиданно для себя произнес на священном Астрите:
- Благородный человек, прошу принять мои услуги!
От неожиданной решимости ему стало жарко. Он молча ждал, как себя поведет посол.
Тот, сделав шаг, от неожиданности остановился. Ясно - опыт удался! Но по лицу "второго" Рогер увидел, что тот не понял его, хотя произнесенная фраза подействовала. Рогер собрался с духом и, стараясь произносить слова так, как учил его один проезжий аббат, большой знаток Детрита, повторил:
- Благородный человек, прошу принять мои услуги.
Он старательно произносил артикли и временные окончания - Астрит отличался от языка нордов сложной системой времен и обозначений отношений, в чем Рогер не считал себя сильным. Но эта фраза была достаточно проста, чтобы сделать в ней много ошибок.
Полуобнаженный посол внимательно вслушался, даже наклонился вперед. Потом медленно, растягивая звуки, сказал: -" Я - человек, ты - человек." - на священном Астрите!
На каково же было его произношение! Смысл дошел до Рогера на границе понимания - так были искажены звуки слов. Про умывание было забыто. Рогер повторил, стараясь подражать произношению гостя: - " Я - человек, ты - человек".
Тот засмеялся и помотал головой. Видно, получилось еще хуже.
Открылась вторая дверь и в зале появился "третий". Он что-то спросил у "второго". Тот улыбаясь и растягивая звуки сказал - и Рогер его понял: - Мы разговариваем.
Далее беседа пошла втроем. Но после первых успехов наступила полоса неудач. "Второй" пытался сказать Рогеру какую-то фразу, но до него не доходил смысл. "Третий" пытался помочь "второму", но выходило только хуже.
Вдруг "третий" сменил тему. Несколько раз он повторил два слова, связанных предлогом "и". Наконец до Рогера дошел смысл первого слова - "бумага". Точно - бумага и перо! Ведь на Астрите можно писать! Рогер тут же вспомнил, что у Гакома в его каморке хранятся чистые листы пергамента и перья для отца, но потом сообразил, что подойдет обыкновенная ученическая доска и грифель. Не дав себе труда даже сообщить собеседникам, что он их понял, он бросился бегом в свою комнату.
Во дворе все еще было пусто. Ветер остудил ему голову, дунул в ворот рубахи. Рогер на мгновение остановился. Чудеса! С ними можно говорить! Сейчас, сейчас, попробуем. А вдруг ничего не выйдет? Но почему "третий" не прибег к языку жестов, которым так хорошо владеет? Верно, хотел проверить, действительно ли мы понимаем друг друга, не наваждение ли это.
Через минуту Рогер опять был в круглой зале с доской и грифельным мелком в руках. Послы собрались все втроем. Прежде чем приступить к опытам с письмом, Рогер попытался понятно для них сказать: - "Бумаги мало". После второго раза "третий" понял его и повторил своим товарищам: - "Бумаги мало". Но, боже мой, какое произношение!
Доской завладел "третий". Рогер вдруг заметил за собой какую-то суетливость, вызванную возбуждением, и постарался взять себя в руки, пока новоявленный писарь пробовал мел на доске. Затем посол написал крупными буквами: "человек". Сперва он, а потом и Рогер, подражая ему в произношении, повторил несколько раз это слово. Затем "третий" провел две линии вниз и в стороны от этого слова и написал под одной - "мужчина", под другой - "женщина". Это было похоже на рисунок, но с надписями. Учеников всегда бранили, когда они рисовали на грифельной доске, заставляли писать ровно в строчку, поэтому этот наполовину-рисунок озадачил Рогера. Послы внимательно смотрели на него, будут ли ему понятны эти слова. Рогер попытался воспроизвести их произношение, но вышло у него плохо. Тогда он сказал, как умел: - "мужчина" и показал на себя и на них. Его поправили, он повторил. Ободренный успехом, он сказал: - "женщина" и махнул рукой, показывая, что женщины находятся за пределами монастыря, ибо входить в святую обитель женщинам было запрещено. Этот жест сильно озадачил послов. Рогер увидел, что его не понимают, поэтому он стер с доски все надписи, и, собравшись с духом, написал такую фразу, чтобы объясниться: "Женщина не может войти в эти стены". Сразу столько новых слов и это обозначение отношения, в котором он не очень был уверен. Послы переглянулись, и по их лицам Рогер понял, что фраза им понятна. "Третий" исправил окончание у слова "эти" и отношение изменилось - стала обозначать не наши собственные стены, а стены за которыми мы находимся в данный момент. Это было, пожалуй, точнее. Рогер ведь торопился и взял первое подходящее отношение, которое пришло в голову.
Рогер кивком согласился с исправлением. Все заулыбались, и Рогер вместе с ними. На разные лады они начали повторять фразу "женщина не может войти в эти стены", смеяться и толкать друг друга. Потом самый молодой схватил кувшин и подтащив "третьего" к тазу стал поливать его водой, видимо, чтобы умыть его. Главный посол зачерпнул воды из ведра и плеснул "третьему" на шею. Веселье разобрало их как мальчишек. Рогер пытался завладеть кувшином, чтобы выполнить свои обязанности, но ему сказали: - "Женщина не может войти в эти стены!" и умывание продолжалось без его участия.
Через некоторое время, когда послы привели себя в порядок, оделись и переговорили друг с другом, за грифельной доской остались Рогер и "второй" - тот, который был моложе всех. Их начальник сидел за столом и с интересом смотрел, как Рогер со "вторым" писали на доске разные слова, вроде "одежда", "сапоги" и так далее, и повторяли их вслух каждый на свой манер.
Постепенно Рогер почувствовал, в чем состояло различие в произношении одних и тех же слов им и послами. Теперь он первым называл новое слово, пытаясь изменить его в соответствии с этим новым ощущением. Все равно ему не давалась та беглость, сопряжение гласных и согласных и особенно слитность слов во фразе, которые и делали язык послов непонятным для него. И еще он заметил, что, говоря на Астрите, норды использовали интонации своего языка, а послы говорили совсем с другими интонациями и в утвердительных и в вопросительных предложениях.
Урок был прерван появлением младшего монаха с черного хода. Он пришел узнать, пора ли приносить завтрак, а то скоро зазвонят к утренней молитве и..., тут у него вытянулось лицо, когда он увидел, чем занимаются Рогер и послы. Рогер спохватился, что незаметно подошло время завтрака, а ничего еще не готово. Сразу вспомнив о своих обязанностях, он подскочил к брату и велел ему нести завтрак, а сам бросился готовить стол.
Во время завтрака все встало на свои места - Рогер подавал на стол, послы ели, а братья подносили еду из кухни. Рогер вспомнил, что вчера не удосужился поужинать, а сегодня тоже не завтракал. А ведь еще надо было прибрать кровати после сна и убрать в комнатах. Поэтому ему пришлось удовольствоваться наскоро съедеными кусками из горшка, в котором приносили еду. А тут еще явился тот же младший монах и передал ему, что отец Мартин с толмачем после утренней службы придут, чтобы провести послов по монастырю и окрестностям.
Не успел он прибрать посуду, как зазвонили к утренней молитве. Рогер вопросительно посмотрел на послов, идут они на службу или нет, но они отрицательно закачали головами и знаками призвали его к себе. На столе опять лежала грифельная доска.
Все время, пока шла служба, ушло на то, чтобы объяснить послам с помощью грифеля и доски, что после службы их ждет прогулка по монастырю в обществе толмача и отца Мартина. Сперва Рогер с налету попытался так и написать, но предложение получилось слишком длинным. Когда он сократил его, послам стало непонятно, что такое "служба", что значит "отец" рядом с именем "Мартин" и так далее. Слово "служба" Рогер растолковал, как мог, "отец Мартин" заменил на "принимающий гостей", а вот к слову "толмач" сколько ни подбирал значений, беря их по памяти из Святого Писания - и "переводчик", и "толкователь" - ничего не помогло, пришлось его вычеркнуть.
Только когда появился отец Мартин со строгим и укоризненным выражением на лице, Рогер вспомнил, что он пропустил службу. Это считалось серьезным прегрешением, и за это придется просить отпущение у отца настоятеля, а он может наложить и повинность. Утешила его только мысль, что в этом больше виноваты послы, которые не пустили его на молитву, да и когда отец настоятель узнает о чудесном открытии Рогера, он может быть отнесется к нему снисходительней.
Монахи-прислужники уже, наверное, сообщили отцу Мартину об их странных занятиях, потому что он с интересом разглядывал грифельную доску, испачканную мелом, с остатками слов и предложений. Рогер вскочил и, стараясь загладить свою вину, заговорил:
- Отец, с ними можно говорить на священном Астрите. Они, правда, не все понимают и произносят слова не так, как мы... Мы тут упражнялись немного.
- Интересно, интересно, сын мой. Давай-ка я спрошу их о чем-нибудь.
Задумавшись на мгновение, отец Мартин спросил:
- Далеко ли лежит страна, из коей вы прибыли?
Ну конечно! Никто из послов не понял ни слова. Во первых, отец Мартин спросил на обычном Астрите, который сильно отличался от священного, а во вторых, его произношение и другие святые отцы не всегда понимали. Непонимание слишком явно выразилось на лицах послов.
- Им лучше написать - поспешил на помощь Рогер. Он стер все с доски и повторил эту фразу письменно, перейдя на священный Астрит. Вопрос был простой и не должен был вызвать трудностей у гостей. Рогер даже пожалел, что сам не догадался спросить об этом раньше. Все обратились к доске. Рогер видел, что вопрос понятен послам, но они замешкались с ответом. Наконец "третий" взял грифель и написал:
- Наша страна далеко в западном море. Он хотел что-то добавить но не стал.
Ответ могли прочитать все присутствовавшие. Для Рогера это был час торжества. Он с победительным видам оглядел всех. Удивление и интерес отца Мартина, недоверчивое изумление на лице толмача согрели его сердце, жаждущее утверждения в глазах окружающих.
- Об этом надо сказать приору и отцу настоятелю - промолвил отец Мартин.
Он хотел привычно послать Рогера за кем-нибудь из младших монахов, но спохватился, что без него нельзя будет общаться с послами. И он попросил это сделать толмача, потому что никого другого в комнате не было. Да, это был действительно час торжества, так как он, Рогер, оказался важнее толстого и пожилого купца, который от пережитого удивления безропотно отправился вниз за монахом.
А отец Мартин продолжил расспросы:
- Спроси-ка их, Рогер, как их имена.
Рогер опять обратился к грифельной доске. Действительно, как он сам не догадался до сих пор спросить их об этом? Теперь мелок взял в руку "второй". Почерк у него был не такой прямой и ясный, но читался тоже легко. Кстати, Рогер заметил, что писали они как начинающие ученики - заглавные буквы изображали упрощенно, строчные долго выписывали - он, Рогер, писал быстрее них. "Второй" написал три имени одно под другим:
- Сергеон Аренсе - Стивен Бигапле - Вилиамен фром Сентерринге.
Рогер прочел:
- Сергеон Аренсе.
- Нет, нет - закачал головой старший, и Рогер понял, что это его имя - Сёджен Аренс - так примерно оно звучало в его устах.
"Третий" оказался вторым и сделал упор на своей фамилии: - "Бигапл " - поправил он Рогера.
У самого младшего оказалось самое длинное имя, он и сам не против был его укоротить: - "Вильямен - Виль " - повторил он дважды и старший подтвердил, положив руку ему на плечо - "Виль ".
- Сообщи им и наши имена и звания - попросим отец Мартин. Строки, написанные Рогером оказались длиннее:
- отец Мартин, монах распорядитель монастыря св. Лазара - Рогер, ученик монастыря св. Лазара.
Взглянув на них, Рогер приуныл и хотел уже было пуститься в рассуждения о том, что послы, мол, не знают, кого именуют отцом, и что такое монастырь, и может возникнуть вопрос, не являются ли они сыном и отцом, потому что у них одинаковая фамилия - Лазар, но послы своими действиями сразу успокоили его. Старший указал на него и спросил: - "Рэджё?" Рогер не сразу понял, что он произнес его имя. Ну как можно говорить о взаимопонимании с таким произношением!? Рогер несколько раз повторил свое имя, но лучшее, чего удалось добиться, звучало примерно как "Родже". С именем отца Мартина получилось легче - его сразу окрестили Матином и на этом решили пока остановиться .
Рогер уже обратил внимание на их нелюбовь к звуку "р". Даже в тех словах, где без него вроде и не обойтись, они ухитрялись его как-то сглаживать или присоединять к другим звукам так, что его почти не было слышно. Этот прием Рогер тоже решил взять на вооружение - про себя он уже решил, что обязательно научится говорить на языке послов.
Тут в дверях с шумом появился раскрасневшийся и запыхавшийся толмач-марсанец и сообщил, что отец настоятель ждет всех у себя прямо сейчас. А монахов ваших никого нигде нет - без догляду нету ладу - и пришлось ему самому взбираться на второй этаж с его старыми костями...
Глава 1 https://victor-chapaev.livejournal.com/138607.html
Глава 2 https://victor-chapaev.livejournal.com/139417.html
ГЛАВА 3.
На следующее утро Рогер проснулся так рано, как еще, наверное, никогда не вставал. В зале было прохладно, даже холодно, за ночь он весь закоченел и намял бока на жесткой лавке. Серый свет занимающегося утра проникал сквозь мутные стекла окон. Дрожа, Рогер выглянул в окно. Все небо было покрыто облаками, верхушки деревьев качались на ветру. Да, сегодня солнца не будет, хотя как знать, может ветер и разгонит облака к концу дня. Погода редко держится постоянной, особенно весной. Чтобы согреться Рогер поприседал на пятках, отжался несколько раз на кончиках пальцев, нанес несколько коварных ударов воображаемому противнику, и, взяв у двери с подставки ведро, стараясь не шуметь спустился к колодцу. Надо было набрать воды для умывания.
На улице было еще холодней. Рогер подумал, что время еще более раннее, чем он решил сначала. На дворе ни одной живой души, ворота на запоре, да и солнце за облаками, похоже, не поднялось из-за гор. Вернувшись в залу с полным ведром и приготовив необходимую посуду, Рогер уселся на лавку рядом со своей помятой курткой и стал обдумывать, как ему быть с тем, что он вчера счел чудом господним. В это обыденное серое раннее утро, которое никак не хотело переходить в день, ему начало казаться, что он сам себе напридумывал вчера невесть что. Но ведь он несколько раз проверял, не чудится ли ему, что гости понимают или хотят понять слова на священном Астрите. Вдруг ему в голову пришла мысль, что он и сам может обратиться к ним на этом языке. Эта мысль испугала его. Ему вдруг показалось, что было бы святотатством пытаться повторить чудо самому. Вчерашние колебания вновь охватили его.
Его размышления прервались, когда дверь одной из комнат отворилась и на пороге появился молодой посол, "второй" - как назвал его Рогер. Он был обнажен по пояс, на нем были только штаны и сапоги да браслет на правой руке. Сомнения Рогера сразу улетучились, он вскочил, подошел к тазу с кувшином для умывания и неожиданно для себя произнес на священном Астрите:
- Благородный человек, прошу принять мои услуги!
От неожиданной решимости ему стало жарко. Он молча ждал, как себя поведет посол.
Тот, сделав шаг, от неожиданности остановился. Ясно - опыт удался! Но по лицу "второго" Рогер увидел, что тот не понял его, хотя произнесенная фраза подействовала. Рогер собрался с духом и, стараясь произносить слова так, как учил его один проезжий аббат, большой знаток Детрита, повторил:
- Благородный человек, прошу принять мои услуги.
Он старательно произносил артикли и временные окончания - Астрит отличался от языка нордов сложной системой времен и обозначений отношений, в чем Рогер не считал себя сильным. Но эта фраза была достаточно проста, чтобы сделать в ней много ошибок.
Полуобнаженный посол внимательно вслушался, даже наклонился вперед. Потом медленно, растягивая звуки, сказал: -" Я - человек, ты - человек." - на священном Астрите!
На каково же было его произношение! Смысл дошел до Рогера на границе понимания - так были искажены звуки слов. Про умывание было забыто. Рогер повторил, стараясь подражать произношению гостя: - " Я - человек, ты - человек".
Тот засмеялся и помотал головой. Видно, получилось еще хуже.
Открылась вторая дверь и в зале появился "третий". Он что-то спросил у "второго". Тот улыбаясь и растягивая звуки сказал - и Рогер его понял: - Мы разговариваем.
Далее беседа пошла втроем. Но после первых успехов наступила полоса неудач. "Второй" пытался сказать Рогеру какую-то фразу, но до него не доходил смысл. "Третий" пытался помочь "второму", но выходило только хуже.
Вдруг "третий" сменил тему. Несколько раз он повторил два слова, связанных предлогом "и". Наконец до Рогера дошел смысл первого слова - "бумага". Точно - бумага и перо! Ведь на Астрите можно писать! Рогер тут же вспомнил, что у Гакома в его каморке хранятся чистые листы пергамента и перья для отца, но потом сообразил, что подойдет обыкновенная ученическая доска и грифель. Не дав себе труда даже сообщить собеседникам, что он их понял, он бросился бегом в свою комнату.
Во дворе все еще было пусто. Ветер остудил ему голову, дунул в ворот рубахи. Рогер на мгновение остановился. Чудеса! С ними можно говорить! Сейчас, сейчас, попробуем. А вдруг ничего не выйдет? Но почему "третий" не прибег к языку жестов, которым так хорошо владеет? Верно, хотел проверить, действительно ли мы понимаем друг друга, не наваждение ли это.
Через минуту Рогер опять был в круглой зале с доской и грифельным мелком в руках. Послы собрались все втроем. Прежде чем приступить к опытам с письмом, Рогер попытался понятно для них сказать: - "Бумаги мало". После второго раза "третий" понял его и повторил своим товарищам: - "Бумаги мало". Но, боже мой, какое произношение!
Доской завладел "третий". Рогер вдруг заметил за собой какую-то суетливость, вызванную возбуждением, и постарался взять себя в руки, пока новоявленный писарь пробовал мел на доске. Затем посол написал крупными буквами: "человек". Сперва он, а потом и Рогер, подражая ему в произношении, повторил несколько раз это слово. Затем "третий" провел две линии вниз и в стороны от этого слова и написал под одной - "мужчина", под другой - "женщина". Это было похоже на рисунок, но с надписями. Учеников всегда бранили, когда они рисовали на грифельной доске, заставляли писать ровно в строчку, поэтому этот наполовину-рисунок озадачил Рогера. Послы внимательно смотрели на него, будут ли ему понятны эти слова. Рогер попытался воспроизвести их произношение, но вышло у него плохо. Тогда он сказал, как умел: - "мужчина" и показал на себя и на них. Его поправили, он повторил. Ободренный успехом, он сказал: - "женщина" и махнул рукой, показывая, что женщины находятся за пределами монастыря, ибо входить в святую обитель женщинам было запрещено. Этот жест сильно озадачил послов. Рогер увидел, что его не понимают, поэтому он стер с доски все надписи, и, собравшись с духом, написал такую фразу, чтобы объясниться: "Женщина не может войти в эти стены". Сразу столько новых слов и это обозначение отношения, в котором он не очень был уверен. Послы переглянулись, и по их лицам Рогер понял, что фраза им понятна. "Третий" исправил окончание у слова "эти" и отношение изменилось - стала обозначать не наши собственные стены, а стены за которыми мы находимся в данный момент. Это было, пожалуй, точнее. Рогер ведь торопился и взял первое подходящее отношение, которое пришло в голову.
Рогер кивком согласился с исправлением. Все заулыбались, и Рогер вместе с ними. На разные лады они начали повторять фразу "женщина не может войти в эти стены", смеяться и толкать друг друга. Потом самый молодой схватил кувшин и подтащив "третьего" к тазу стал поливать его водой, видимо, чтобы умыть его. Главный посол зачерпнул воды из ведра и плеснул "третьему" на шею. Веселье разобрало их как мальчишек. Рогер пытался завладеть кувшином, чтобы выполнить свои обязанности, но ему сказали: - "Женщина не может войти в эти стены!" и умывание продолжалось без его участия.
Через некоторое время, когда послы привели себя в порядок, оделись и переговорили друг с другом, за грифельной доской остались Рогер и "второй" - тот, который был моложе всех. Их начальник сидел за столом и с интересом смотрел, как Рогер со "вторым" писали на доске разные слова, вроде "одежда", "сапоги" и так далее, и повторяли их вслух каждый на свой манер.
Постепенно Рогер почувствовал, в чем состояло различие в произношении одних и тех же слов им и послами. Теперь он первым называл новое слово, пытаясь изменить его в соответствии с этим новым ощущением. Все равно ему не давалась та беглость, сопряжение гласных и согласных и особенно слитность слов во фразе, которые и делали язык послов непонятным для него. И еще он заметил, что, говоря на Астрите, норды использовали интонации своего языка, а послы говорили совсем с другими интонациями и в утвердительных и в вопросительных предложениях.
Урок был прерван появлением младшего монаха с черного хода. Он пришел узнать, пора ли приносить завтрак, а то скоро зазвонят к утренней молитве и..., тут у него вытянулось лицо, когда он увидел, чем занимаются Рогер и послы. Рогер спохватился, что незаметно подошло время завтрака, а ничего еще не готово. Сразу вспомнив о своих обязанностях, он подскочил к брату и велел ему нести завтрак, а сам бросился готовить стол.
Во время завтрака все встало на свои места - Рогер подавал на стол, послы ели, а братья подносили еду из кухни. Рогер вспомнил, что вчера не удосужился поужинать, а сегодня тоже не завтракал. А ведь еще надо было прибрать кровати после сна и убрать в комнатах. Поэтому ему пришлось удовольствоваться наскоро съедеными кусками из горшка, в котором приносили еду. А тут еще явился тот же младший монах и передал ему, что отец Мартин с толмачем после утренней службы придут, чтобы провести послов по монастырю и окрестностям.
Не успел он прибрать посуду, как зазвонили к утренней молитве. Рогер вопросительно посмотрел на послов, идут они на службу или нет, но они отрицательно закачали головами и знаками призвали его к себе. На столе опять лежала грифельная доска.
Все время, пока шла служба, ушло на то, чтобы объяснить послам с помощью грифеля и доски, что после службы их ждет прогулка по монастырю в обществе толмача и отца Мартина. Сперва Рогер с налету попытался так и написать, но предложение получилось слишком длинным. Когда он сократил его, послам стало непонятно, что такое "служба", что значит "отец" рядом с именем "Мартин" и так далее. Слово "служба" Рогер растолковал, как мог, "отец Мартин" заменил на "принимающий гостей", а вот к слову "толмач" сколько ни подбирал значений, беря их по памяти из Святого Писания - и "переводчик", и "толкователь" - ничего не помогло, пришлось его вычеркнуть.
Только когда появился отец Мартин со строгим и укоризненным выражением на лице, Рогер вспомнил, что он пропустил службу. Это считалось серьезным прегрешением, и за это придется просить отпущение у отца настоятеля, а он может наложить и повинность. Утешила его только мысль, что в этом больше виноваты послы, которые не пустили его на молитву, да и когда отец настоятель узнает о чудесном открытии Рогера, он может быть отнесется к нему снисходительней.
Монахи-прислужники уже, наверное, сообщили отцу Мартину об их странных занятиях, потому что он с интересом разглядывал грифельную доску, испачканную мелом, с остатками слов и предложений. Рогер вскочил и, стараясь загладить свою вину, заговорил:
- Отец, с ними можно говорить на священном Астрите. Они, правда, не все понимают и произносят слова не так, как мы... Мы тут упражнялись немного.
- Интересно, интересно, сын мой. Давай-ка я спрошу их о чем-нибудь.
Задумавшись на мгновение, отец Мартин спросил:
- Далеко ли лежит страна, из коей вы прибыли?
Ну конечно! Никто из послов не понял ни слова. Во первых, отец Мартин спросил на обычном Астрите, который сильно отличался от священного, а во вторых, его произношение и другие святые отцы не всегда понимали. Непонимание слишком явно выразилось на лицах послов.
- Им лучше написать - поспешил на помощь Рогер. Он стер все с доски и повторил эту фразу письменно, перейдя на священный Астрит. Вопрос был простой и не должен был вызвать трудностей у гостей. Рогер даже пожалел, что сам не догадался спросить об этом раньше. Все обратились к доске. Рогер видел, что вопрос понятен послам, но они замешкались с ответом. Наконец "третий" взял грифель и написал:
- Наша страна далеко в западном море. Он хотел что-то добавить но не стал.
Ответ могли прочитать все присутствовавшие. Для Рогера это был час торжества. Он с победительным видам оглядел всех. Удивление и интерес отца Мартина, недоверчивое изумление на лице толмача согрели его сердце, жаждущее утверждения в глазах окружающих.
- Об этом надо сказать приору и отцу настоятелю - промолвил отец Мартин.
Он хотел привычно послать Рогера за кем-нибудь из младших монахов, но спохватился, что без него нельзя будет общаться с послами. И он попросил это сделать толмача, потому что никого другого в комнате не было. Да, это был действительно час торжества, так как он, Рогер, оказался важнее толстого и пожилого купца, который от пережитого удивления безропотно отправился вниз за монахом.
А отец Мартин продолжил расспросы:
- Спроси-ка их, Рогер, как их имена.
Рогер опять обратился к грифельной доске. Действительно, как он сам не догадался до сих пор спросить их об этом? Теперь мелок взял в руку "второй". Почерк у него был не такой прямой и ясный, но читался тоже легко. Кстати, Рогер заметил, что писали они как начинающие ученики - заглавные буквы изображали упрощенно, строчные долго выписывали - он, Рогер, писал быстрее них. "Второй" написал три имени одно под другим:
- Сергеон Аренсе - Стивен Бигапле - Вилиамен фром Сентерринге.
Рогер прочел:
- Сергеон Аренсе.
- Нет, нет - закачал головой старший, и Рогер понял, что это его имя - Сёджен Аренс - так примерно оно звучало в его устах.
"Третий" оказался вторым и сделал упор на своей фамилии: - "Бигапл " - поправил он Рогера.
У самого младшего оказалось самое длинное имя, он и сам не против был его укоротить: - "Вильямен - Виль " - повторил он дважды и старший подтвердил, положив руку ему на плечо - "Виль ".
- Сообщи им и наши имена и звания - попросим отец Мартин. Строки, написанные Рогером оказались длиннее:
- отец Мартин, монах распорядитель монастыря св. Лазара - Рогер, ученик монастыря св. Лазара.
Взглянув на них, Рогер приуныл и хотел уже было пуститься в рассуждения о том, что послы, мол, не знают, кого именуют отцом, и что такое монастырь, и может возникнуть вопрос, не являются ли они сыном и отцом, потому что у них одинаковая фамилия - Лазар, но послы своими действиями сразу успокоили его. Старший указал на него и спросил: - "Рэджё?" Рогер не сразу понял, что он произнес его имя. Ну как можно говорить о взаимопонимании с таким произношением!? Рогер несколько раз повторил свое имя, но лучшее, чего удалось добиться, звучало примерно как "Родже". С именем отца Мартина получилось легче - его сразу окрестили Матином и на этом решили пока остановиться .
Рогер уже обратил внимание на их нелюбовь к звуку "р". Даже в тех словах, где без него вроде и не обойтись, они ухитрялись его как-то сглаживать или присоединять к другим звукам так, что его почти не было слышно. Этот прием Рогер тоже решил взять на вооружение - про себя он уже решил, что обязательно научится говорить на языке послов.
Тут в дверях с шумом появился раскрасневшийся и запыхавшийся толмач-марсанец и сообщил, что отец настоятель ждет всех у себя прямо сейчас. А монахов ваших никого нигде нет - без догляду нету ладу - и пришлось ему самому взбираться на второй этаж с его старыми костями...