Пыньта
Что-то почти никто не интересуется моими рассказами о странностях наших преподавателей. И все-таки продолжу, не столько для других, сколько для себя - пока помню.
Сегодня речь пойдет о нашем училищном математике Павле Васильевиче Фетисове, которого все студенты называли "Пыньта".
У многих людей речь пересыпана словами-паразитами. Чем беднее словарный запас человека, тем чаще он компенсирует нехватку слов этими самыми паразитами. У кого "блин" не сходит с уст, у кого что-нибудь типа "короче" (после чего рассказ еще долго продолжается). Однажды в израильском автобусе я слышал, как девушка позади меня, разговаривая с приятелем, через слово произносила "кеилу" ("как будто"). Я не вслушивался, поэтому не знаю, отчего у нее все в жизни оказалось "кеилу", могу только констатировать факт.
Однако бывает, что словесные паразиты заползают и в речь очень даже образованных и умных людей. Помню, как я впервые попал на лекцию моего аспирантского руководителя Бориса Михайловича Ярустовского. Говорил он очень интересно, образно, все увлеченно слушали. Но я заметил, что студент, сидевший рядом со мной, без конца ставит в своей тетради палочки. Довольно быстро стало понятно, что он отмечает таким образом все "так сказать", которыми Б. М. грешил. Один раз в ходе лекции это вроде бы безобидное присловье даже прозвучало весьма двусмысленно. Б. М. рассказывал об опере Шапорина "Декабристы", и об одной арии изрек: "И эта, так сказать, мелодия..." Студенты радостно заржали, а он рассердился, ибо никак не мог понять, что он такого смешного сказал.
Ну а наш училищный математик, который вообще-то за словом, в том числе и весьма ехидным, в карман не лез, без конца уснащал свои повествования о об алгебраических и геометрических премудростях странным словечком "пыньта".
- А вот скажите нам, пыньта, Бендицкий, - обращался он к сыну нашего консерваторского профессора-пианиста, как и папа талантливому за клавиатурой, но слабому в точных науках, - как, пыньта, измерить диаметр пятака: пятак, пыньта, приложить к линейке или, пыньта, линейку к пятаку?
Бедный Игорь краснел и бледнел, не в силах понять, что над ним издеваются, а народ вокруг веселился, хотя и сочувствовал ему.
Подозреваю, что когда-то "пыньта" было обыкновенным словечком-паразитом "понятно", постепенно сморщившимся и залезавшим теперь во все щели речи П. В. "Ы" в нем совершенно редуцировалось, почти не звучало. Лишь однажды я слышал, как П. В. буквально пропел его.
Случилось это во время консультации в нашей фортепианно-струнной группе перед экзаменом по математике. В середине занятия наши отличницы Мила Николаева и ее подруга Роза Гальперина попросили разрешения покинуть класс раньше времени, ибо боялись не успеть купить железнодорожные билеты домой. Математика была последним экзаменом в этой сессии, а они обе жили в других городах: Мила в Ульяновске (где, кажется, живет и теперь), а Роза в Вольске (ныне она обитает недалеко от меня, в израильском Араде). П. В. милостиво разрешил им идти, но когда они уже направлялись в выходу, вдруг вспомнил, что Мила - староста группы и ей нужно поручить написать объявление о времени и месте экзамена.
- Николаева, - обратился он к ней, - пы-ы-ы-ы-ы-ы...
Выпевая, П. В. обратил очи горе, видимо, припоминая, что же именно ей нужно сказать, и вспомнив, наконец удовлетворенно заключил: "...ньта", после чего продолжил свою речь. Мы все попадали под столы, Роза в беззвучном смехе тряслась за спиной у Милы, а той, бедной, единственной не за что и не за кого было спрятаться, поэтому она стояла с вытаращенными глазами, стараясь не только не засмеяться, но даже не улыбнуться. А П. В. говорил как ни в чем не бывало, не обратив на странное поведение учеников никакого внимания.
Каким он был математиком - не знаю. Во всяком случае, объяснял все доходчиво, хотя и не упускал случая поиронизировать над тупыми гуманитариями, умеющими только смычки тягать и на клавиши нажимать, но ничего, пыньта, не смыслящими в косинусах и тангенсах.
Сегодня речь пойдет о нашем училищном математике Павле Васильевиче Фетисове, которого все студенты называли "Пыньта".
У многих людей речь пересыпана словами-паразитами. Чем беднее словарный запас человека, тем чаще он компенсирует нехватку слов этими самыми паразитами. У кого "блин" не сходит с уст, у кого что-нибудь типа "короче" (после чего рассказ еще долго продолжается). Однажды в израильском автобусе я слышал, как девушка позади меня, разговаривая с приятелем, через слово произносила "кеилу" ("как будто"). Я не вслушивался, поэтому не знаю, отчего у нее все в жизни оказалось "кеилу", могу только констатировать факт.
Однако бывает, что словесные паразиты заползают и в речь очень даже образованных и умных людей. Помню, как я впервые попал на лекцию моего аспирантского руководителя Бориса Михайловича Ярустовского. Говорил он очень интересно, образно, все увлеченно слушали. Но я заметил, что студент, сидевший рядом со мной, без конца ставит в своей тетради палочки. Довольно быстро стало понятно, что он отмечает таким образом все "так сказать", которыми Б. М. грешил. Один раз в ходе лекции это вроде бы безобидное присловье даже прозвучало весьма двусмысленно. Б. М. рассказывал об опере Шапорина "Декабристы", и об одной арии изрек: "И эта, так сказать, мелодия..." Студенты радостно заржали, а он рассердился, ибо никак не мог понять, что он такого смешного сказал.
Ну а наш училищный математик, который вообще-то за словом, в том числе и весьма ехидным, в карман не лез, без конца уснащал свои повествования о об алгебраических и геометрических премудростях странным словечком "пыньта".
- А вот скажите нам, пыньта, Бендицкий, - обращался он к сыну нашего консерваторского профессора-пианиста, как и папа талантливому за клавиатурой, но слабому в точных науках, - как, пыньта, измерить диаметр пятака: пятак, пыньта, приложить к линейке или, пыньта, линейку к пятаку?
Бедный Игорь краснел и бледнел, не в силах понять, что над ним издеваются, а народ вокруг веселился, хотя и сочувствовал ему.
Подозреваю, что когда-то "пыньта" было обыкновенным словечком-паразитом "понятно", постепенно сморщившимся и залезавшим теперь во все щели речи П. В. "Ы" в нем совершенно редуцировалось, почти не звучало. Лишь однажды я слышал, как П. В. буквально пропел его.
Случилось это во время консультации в нашей фортепианно-струнной группе перед экзаменом по математике. В середине занятия наши отличницы Мила Николаева и ее подруга Роза Гальперина попросили разрешения покинуть класс раньше времени, ибо боялись не успеть купить железнодорожные билеты домой. Математика была последним экзаменом в этой сессии, а они обе жили в других городах: Мила в Ульяновске (где, кажется, живет и теперь), а Роза в Вольске (ныне она обитает недалеко от меня, в израильском Араде). П. В. милостиво разрешил им идти, но когда они уже направлялись в выходу, вдруг вспомнил, что Мила - староста группы и ей нужно поручить написать объявление о времени и месте экзамена.
- Николаева, - обратился он к ней, - пы-ы-ы-ы-ы-ы...
Выпевая, П. В. обратил очи горе, видимо, припоминая, что же именно ей нужно сказать, и вспомнив, наконец удовлетворенно заключил: "...ньта", после чего продолжил свою речь. Мы все попадали под столы, Роза в беззвучном смехе тряслась за спиной у Милы, а той, бедной, единственной не за что и не за кого было спрятаться, поэтому она стояла с вытаращенными глазами, стараясь не только не засмеяться, но даже не улыбнуться. А П. В. говорил как ни в чем не бывало, не обратив на странное поведение учеников никакого внимания.
Каким он был математиком - не знаю. Во всяком случае, объяснял все доходчиво, хотя и не упускал случая поиронизировать над тупыми гуманитариями, умеющими только смычки тягать и на клавиши нажимать, но ничего, пыньта, не смыслящими в косинусах и тангенсах.