Кодовая интерпретация СР (продолжение)
В основе «кодовой» интерпретации субъективной реальности (СР) Д.И. Дубровского лежит понятие информации. Его содержание определяется следующими теоретическими постулатами:
(И1). Информация необходимо воплощена в определенном физическом носителе; конкретный носитель информации выступает в качестве ее кода.
(И2). Информация инвариантна по отношению к физическим свойствам своего носителя.
(И3). Информация способна служить фактором управления.
(И4). Явление сознания может интерпретироваться в качестве информации о том или ином явлении действительности.
Допустим, что Д.И. Дубровский прав, и прозрачность нашего сознания для себя самого есть результат особого способа функционирования наших познавательных механизмов, сложившегося в ходе эволюции сложных биологических систем, которые мы собой представляем.
«Для эффективного функционирования ей [самоорганизующейся системе - прим. В.Г.] нужна информация как таковая (…). Поскольку поведенческий акт определяется именно семантическими и прагматическими параметрами информации, а не конкретными свойствами ее носителя, (…), постольку в ходе биологической эволюции и антропогенеза способность отображения носителя информации не развивалась, но зато усиленно развивалась способность получения самой информации (…) и использования её для управления и саморазвития. На этом пути в процессе антропогенеза и возникает сознание как новое качество (…). Суть этого нового качества можно определить в данном контексте как способность такого оперирования информацией, при котором, по сути, неограниченно может воспроизводиться информация об информации.»
Тогда закономерным представляется вопрос: способны ли мы провести различие информации обычной, с одной стороны, и информации об информации - с другой, не опираясь при этом на понятия субъективной реальности, интенциональности и пр.?
СР начинается там, где организм начинает производить информацию об информации, т.е. информацию по меньшей мере второго уровня. Хорошо, пусть так. Но чтобы с помощью этого понятия ответить на вопрос Чалмерса «при каких условиях информационные процессы сопровождаются субъективным опытом», мы должны иметь четкий критерий, отличающий информацию от мета-информации. Однако существует ли такой критерий?
Еще Джон фон Нейман поставил в свое время проблему двоякой роли информации. В 1946 году вместе с Артуром Бёрксом и Германом Голдстайном он написал работу под названием «Предварительное рассмотрение логической конструкции электронно-вычислительного устройства» [7]. Одним из важнейших понятий изложенной там знаменитой «архитектуры фон Неймана» (которая, в свою очередь, представляет собой вариант реализации универсальной машины Тьюринга) является понятие stored programm. Суть в том, что одна и та же информация может читаться как программа, т.е. содержать инструкции по работе с данными, а может оказаться и информацией об объектах, то есть представлять собой те самые данные, с которыми программа работает. Согласно фон неймановскому «принципу однородности», в памяти компьютера между первым и вторым использованием информации никакого различия быть не может. Хотя, разумеется, когда программа прочитывается как набор данных с помощью другой программы, она сама действовать как программа уже не может.
Это заставляет нас вернуться к вопросу, который, казалось, не вызывал никаких сомнений - вопросу об инвариантности информации. То, что информация инвариантна относительно различных её носителей, пожалуй, не вызывает возражений ни у кого. Информацию «белая берёза под моим окном» можно передать и при помощи слов, и при помощи зрительного образа. А вот инвариантна ли она относительно различных контекстов, т.е. конкретных обстоятельств ее использования? Мы можем помыслить одно и то же электронное изображение - допустим, той самой белой берёзы, - и как естественный знак определённого объекта, и как код для некоей программы (в действительности, такое кодирование информации широко используется). В самом изображении нет ничего, что позволило бы определить, несет ли оно натуральную информацию (о берёзе), или мета-информацию (о программе). Таким образом, у нас нет способа различить эти два случая.
А если так, то у нас нет надежных концептуальных средств отличить СР от тех информационных процессов, которые «идут в темноте». Другими словами, даже если явления СР имеют функциональную природу и представляют собой просто особый способ бытия информации, это ровным счетом ничего не меняет, потому что на функциональном языке такой способ бытия информации неотличим от любого другого.
Понятие информации об информации у Д.И. Дубровского тесным образом связывается с идеей информационной причинности. Образ О и его нейрофизиологический носитель Х находятся в отношении кодовой зависимости, не будучи причинами друг друга, но являясь параллельными следствиями одной и той же причины. При этом чистая информация, заключенная в О, призвана служить процессам оперативного управления в самоорганизующейся системе.
«Декодирование, расшифровка кода (…) есть не что иное, как перекодирование, т.е. перевод "чуждого" кода в "естественный". Если информация "понятна" системе, т.е. представлена в форме "естественного" кода, то это означает, что она служит или способна служить в ней фактором ее целесообразного функционирования, фактором управления.»
Обладает ли О каким-то собственным каузальным потенциалом, отличным от потенциала Х? (вопрос, заданный В.В. Васильевым во время обсуждения доклада Д.И. Дубровского 21 сентября 2009 г. в МГУ) Главной особенностью информационной причинности (ИП), по утверждению профессора Дубровского, является то, что она не сводится к физической, но и не противоречит ей. Психическое причинение осуществляется цепью кодовых преобразований и его результат определяется содержательными, ценностными и оперативными характеристиками информации (О), воплощенной в мозговом коде (Х). [2, с.133]. Но поскольку свойства информации не могут каузально влиять на свойства её носителя, такая трактовка ИП требует признать, что информация и мета-информация - явления разноуровневые, каузально изолированные. Иными словами, информация, которая становится объектом другой информации, более высокого уровня, автоматически перестает быть информацией в динамическом смысле слова - она больше не является средством управления, но представляет собой объект управления.
Итак, мы получили дилемму. С одной стороны, чтобы с помощью информации об информации можно было адекватно обосновать идею информационной причинности, соблюдая принцип (И3), нам нужно признать операциональную разноуровневость и каузальную изолированность сравниваемых видов информации. С другой стороны, в силу принципа (И1), мы не можем допустить информации, не имеющей носителя, и, следовательно, вынуждены размещать оба вида информации в мозге (как в архитектуре фон Неймана программы и данные размещаются в памяти на одинаковых правах). Но последнее обстоятельство, как уже было отмечено, вкупе с принципом инвариантности (И2) приводит к субстанциальной неразличимости информации и мета-информации. А это ставит под удар объяснительную силу принципа (И4), так как «кодовую» интерпретацию мы можем тогда лишь постулировать, но не реализовать на практике (из-за отсутствия четкого критерия различения информации и метаинформации).
Д.И. Дубровский, насколько я могу судить, возлагает большие надежды по преодолению указанных трудностей на понятие естественного кода (ЕК). Действительно, если бы существовал подобный инвариант, подаренный нам самой природой - универсальный код для расшифровки любого субъективного опыта, - он помог бы нам разрешить проблему мета-информации. По крайней мере, у нас не было бы затруднений с выбором её интерпретации. Можно было бы взять на вооружение что-то вроде естественной редукции: если при «естественной» интерпретации информация получает примемлемое первопорядковое прочтение, то она признается первопорядковой. В противном случае мы ищем для нее интерпретацию более высокого порядка, и так до тех пор, пока не будет найдено приемлемое прочтение.
Однако существует ли подобный инвариант? Одинаковый для всех людей? Вряд ли. В это можно только верить, вдохновляясь успехами современной науки, но это нельзя знать наверняка. По сути, все разговоры о естественном коде вместо строгого теоретического обоснования предлагают нам либо апелляцию к ценности («признать наличие ЕК необходимо, потому что это естественно/красиво/желательно и т.п.»), либо апелляцию к практической эффективности («это приводит к прагматически выгодным следствиям»).
Таким образом, я хочу подчеркнуть, что принципы (И1) - (И3), хотя они вполне согласуются между собой, все-таки не позволяют чисто механически присоединить к ним принцип (И4). Принятие последнего требует серьезного уточнения некоторых фундаментальных аспектов принимаемой нами теории информации в целом.
(И1). Информация необходимо воплощена в определенном физическом носителе; конкретный носитель информации выступает в качестве ее кода.
(И2). Информация инвариантна по отношению к физическим свойствам своего носителя.
(И3). Информация способна служить фактором управления.
(И4). Явление сознания может интерпретироваться в качестве информации о том или ином явлении действительности.
Допустим, что Д.И. Дубровский прав, и прозрачность нашего сознания для себя самого есть результат особого способа функционирования наших познавательных механизмов, сложившегося в ходе эволюции сложных биологических систем, которые мы собой представляем.
«Для эффективного функционирования ей [самоорганизующейся системе - прим. В.Г.] нужна информация как таковая (…). Поскольку поведенческий акт определяется именно семантическими и прагматическими параметрами информации, а не конкретными свойствами ее носителя, (…), постольку в ходе биологической эволюции и антропогенеза способность отображения носителя информации не развивалась, но зато усиленно развивалась способность получения самой информации (…) и использования её для управления и саморазвития. На этом пути в процессе антропогенеза и возникает сознание как новое качество (…). Суть этого нового качества можно определить в данном контексте как способность такого оперирования информацией, при котором, по сути, неограниченно может воспроизводиться информация об информации.»
Тогда закономерным представляется вопрос: способны ли мы провести различие информации обычной, с одной стороны, и информации об информации - с другой, не опираясь при этом на понятия субъективной реальности, интенциональности и пр.?
СР начинается там, где организм начинает производить информацию об информации, т.е. информацию по меньшей мере второго уровня. Хорошо, пусть так. Но чтобы с помощью этого понятия ответить на вопрос Чалмерса «при каких условиях информационные процессы сопровождаются субъективным опытом», мы должны иметь четкий критерий, отличающий информацию от мета-информации. Однако существует ли такой критерий?
Еще Джон фон Нейман поставил в свое время проблему двоякой роли информации. В 1946 году вместе с Артуром Бёрксом и Германом Голдстайном он написал работу под названием «Предварительное рассмотрение логической конструкции электронно-вычислительного устройства» [7]. Одним из важнейших понятий изложенной там знаменитой «архитектуры фон Неймана» (которая, в свою очередь, представляет собой вариант реализации универсальной машины Тьюринга) является понятие stored programm. Суть в том, что одна и та же информация может читаться как программа, т.е. содержать инструкции по работе с данными, а может оказаться и информацией об объектах, то есть представлять собой те самые данные, с которыми программа работает. Согласно фон неймановскому «принципу однородности», в памяти компьютера между первым и вторым использованием информации никакого различия быть не может. Хотя, разумеется, когда программа прочитывается как набор данных с помощью другой программы, она сама действовать как программа уже не может.
Это заставляет нас вернуться к вопросу, который, казалось, не вызывал никаких сомнений - вопросу об инвариантности информации. То, что информация инвариантна относительно различных её носителей, пожалуй, не вызывает возражений ни у кого. Информацию «белая берёза под моим окном» можно передать и при помощи слов, и при помощи зрительного образа. А вот инвариантна ли она относительно различных контекстов, т.е. конкретных обстоятельств ее использования? Мы можем помыслить одно и то же электронное изображение - допустим, той самой белой берёзы, - и как естественный знак определённого объекта, и как код для некоей программы (в действительности, такое кодирование информации широко используется). В самом изображении нет ничего, что позволило бы определить, несет ли оно натуральную информацию (о берёзе), или мета-информацию (о программе). Таким образом, у нас нет способа различить эти два случая.
А если так, то у нас нет надежных концептуальных средств отличить СР от тех информационных процессов, которые «идут в темноте». Другими словами, даже если явления СР имеют функциональную природу и представляют собой просто особый способ бытия информации, это ровным счетом ничего не меняет, потому что на функциональном языке такой способ бытия информации неотличим от любого другого.
Понятие информации об информации у Д.И. Дубровского тесным образом связывается с идеей информационной причинности. Образ О и его нейрофизиологический носитель Х находятся в отношении кодовой зависимости, не будучи причинами друг друга, но являясь параллельными следствиями одной и той же причины. При этом чистая информация, заключенная в О, призвана служить процессам оперативного управления в самоорганизующейся системе.
«Декодирование, расшифровка кода (…) есть не что иное, как перекодирование, т.е. перевод "чуждого" кода в "естественный". Если информация "понятна" системе, т.е. представлена в форме "естественного" кода, то это означает, что она служит или способна служить в ней фактором ее целесообразного функционирования, фактором управления.»
Обладает ли О каким-то собственным каузальным потенциалом, отличным от потенциала Х? (вопрос, заданный В.В. Васильевым во время обсуждения доклада Д.И. Дубровского 21 сентября 2009 г. в МГУ) Главной особенностью информационной причинности (ИП), по утверждению профессора Дубровского, является то, что она не сводится к физической, но и не противоречит ей. Психическое причинение осуществляется цепью кодовых преобразований и его результат определяется содержательными, ценностными и оперативными характеристиками информации (О), воплощенной в мозговом коде (Х). [2, с.133]. Но поскольку свойства информации не могут каузально влиять на свойства её носителя, такая трактовка ИП требует признать, что информация и мета-информация - явления разноуровневые, каузально изолированные. Иными словами, информация, которая становится объектом другой информации, более высокого уровня, автоматически перестает быть информацией в динамическом смысле слова - она больше не является средством управления, но представляет собой объект управления.
Итак, мы получили дилемму. С одной стороны, чтобы с помощью информации об информации можно было адекватно обосновать идею информационной причинности, соблюдая принцип (И3), нам нужно признать операциональную разноуровневость и каузальную изолированность сравниваемых видов информации. С другой стороны, в силу принципа (И1), мы не можем допустить информации, не имеющей носителя, и, следовательно, вынуждены размещать оба вида информации в мозге (как в архитектуре фон Неймана программы и данные размещаются в памяти на одинаковых правах). Но последнее обстоятельство, как уже было отмечено, вкупе с принципом инвариантности (И2) приводит к субстанциальной неразличимости информации и мета-информации. А это ставит под удар объяснительную силу принципа (И4), так как «кодовую» интерпретацию мы можем тогда лишь постулировать, но не реализовать на практике (из-за отсутствия четкого критерия различения информации и метаинформации).
Д.И. Дубровский, насколько я могу судить, возлагает большие надежды по преодолению указанных трудностей на понятие естественного кода (ЕК). Действительно, если бы существовал подобный инвариант, подаренный нам самой природой - универсальный код для расшифровки любого субъективного опыта, - он помог бы нам разрешить проблему мета-информации. По крайней мере, у нас не было бы затруднений с выбором её интерпретации. Можно было бы взять на вооружение что-то вроде естественной редукции: если при «естественной» интерпретации информация получает примемлемое первопорядковое прочтение, то она признается первопорядковой. В противном случае мы ищем для нее интерпретацию более высокого порядка, и так до тех пор, пока не будет найдено приемлемое прочтение.
Однако существует ли подобный инвариант? Одинаковый для всех людей? Вряд ли. В это можно только верить, вдохновляясь успехами современной науки, но это нельзя знать наверняка. По сути, все разговоры о естественном коде вместо строгого теоретического обоснования предлагают нам либо апелляцию к ценности («признать наличие ЕК необходимо, потому что это естественно/красиво/желательно и т.п.»), либо апелляцию к практической эффективности («это приводит к прагматически выгодным следствиям»).
Таким образом, я хочу подчеркнуть, что принципы (И1) - (И3), хотя они вполне согласуются между собой, все-таки не позволяют чисто механически присоединить к ним принцип (И4). Принятие последнего требует серьезного уточнения некоторых фундаментальных аспектов принимаемой нами теории информации в целом.