Мария Мамыко
Аборт как средство перезагрузки сознания
Итак, если вернуться к медицинской «логике» экономически благоприятного использования абортивного «биоматериала», заметим: простые математические расчёты говорят о том, что в случае успешности проводимых трансплантаций эмбриональных стволовых клеток (ЭСК) в будущем потребуется всё большее их количество, в результате чего поставка ЭСК образует операционный конвейер, и никто не поручится, что он не даст, в свою очередь, ход масштабнейшему бизнесу. Разумеется, и сейчас все исследования, разворачивающиеся вокруг ЭСК, требуют немалых затрат, а та или иная терапия с их помощью также подразумевает наличие солидной финансовой базы (одна инъекция фетальных стволовых клеток в EmCell стоит около $25000). В сообществе, где денежная ставка является одним из определяющих степень качества факторов, подобное дорогостоящее лечение может быть принято как эликсир бессмертия уже в виду своей стоимости. Собственно, это одна из причин, по которой классическое гомеопатическое лечение потерпело крах в плане распространённости и оказалось низведённым до уровня маргинального: себестоимость самого дорогостоящего гомеопатического препарата в десятки или даже сотни раз ниже себестоимости того или иного аллопатического средства. Однако, разумеется, главная причина господства аллопатической медицины отнюдь не в коммерческих интересах фарминдустрии, но в самом сознании современного человека, признающего действенным лишь то, что можно осязать скальпелем
[4]. В этом смысле обогащение чахнущего организма молодыми клетками представляет собой идеальную формулу обновления физического тела. Последствия таковой терапии потенциального пациента волнуют мало, тем более, что, вполне вероятно, побочный эффект будет отдалённым и вначале проявит себя лишь на ментальном уровне. Но, несомненно, образующийся в тонком теле данного пациента миазм, связанный с убийством живого существа и несущий посредством инородных клеток информацию о его страдании, рано или поздно даст знать о себе очевидным повреждением тела физического
[5]()плане распространённостиатно,ных покровителей. собственный потенциал, так и всегда альную помощьращаться к социальным вается. Весь трагизм ситуации заключается в том, что механизм, способствующей поломке, в дальнейшем используется для её же устранения. Таким образом, замыкается «терапевтический» круг, в котором всякое лечение имеет последствия, требующие очередного лечебного вливания в рамках этой же системы. Выйти за её пределы человеку, как правило, не даёт всё та же пресловутая информация (или её отсутствие), дозировано транслируемая медицинским истеблишментом, а также проистекающие из оной страхи и отчаянная вера в исцеление «теми, кто знает больше».
Представление о мире медицинского истеблишмента для обывателя имплицитно сопрягается с феноменом жречества. Круг, в который не допускаются простые смертные, выносит «единственно верные» вердикты в отношении поддержания жизнеспособности окружающего мира. Базовыми элементами этой системы являются химическая лекарственная терапия и вакцинопрофилактика, приобщение которых равнозначно своеобразному посвящению, «включению» в ряды невольных адептов, т.к. акт внедрения медицинских препаратов зачастую совершается в пренатальный период человеческой жизни либо же в течение первых часов после рождения. Избежать этого приобщения по своей воле невозможно, лишь родительский выбор определяет свободу или несвободу организма наследника от медикаментозного вмешательства.
Таким образом, заключение человека в рамки мира господствующей медицины происходит по его рождении или до него. В дальнейшем растворение природной самостоятельности организма происходит за счёт поддержания так называемой профилактической терапии и активного внедрения медицины в процессы самоисцеления.
Неизбежным следствием этого метода является унификация человеческой личности, ещё в утробе искусственно приводимой к «усреднённому показателю»: физические параметры плода подвергаются всесторонней оценке, после чего выносится решение о его стандартности (и это даёт ему право на дальнейшее самостоятельное развитие), нестандартности (и это предполагает немедленное медицинское вмешательство) и, соответственно, определяет его право на жизнь, каковая может быть прервана «по медицинским показаниям». Именно этот всеопределяющий диктат кладёт основы моральному оправданию внутриутробного человекоубийства или же зачатия во имя смерти, каковые, благодаря ловким формулировкам, в сознании обывателя превращаются в умерщвление ради спасения «более ценной», т.е. уже существующей вне утробы жизни. Причём на помощь данной адвокатуре приходят изъяны самой Системы.
К примеру, нам известно, что в рамках демократического сообщества само упоминание о некоторых реалиях прошлого (провозглашённых противоречащими гражданским правам) является дурным тоном. В данном случае навешивание ярлыка есть эффективный метод отсечения контраргументов. Так, после Октябрьской революции в России декретом 1918 года были разрешены аборты по требованию, но несколько позже Иосиф Сталин (1936 г.) запретил их вовсе. Примерно в то же время по инициативе Гимлера в Германии подверглись запрету продажа и распространение оральных контрацептивов и запрещены аборты. В 1941 г. был принят закон о смертной казни для тех акушеров, которые практиковали искусственное прерывание беременности. В Гестапо на таковых хранились досье. Современные защитники абортов апеллируют к самой мотивации их запрета при Сталине и в Третьем Рейхе, каковые-де были озабочены лишь рождаемостью, а, соответственно, потенциальным пополнением рядов армии. В данном случае, каковой бы ни была причина, таковая позиция ближе к традиционным заповедям, нежели нынешняя ситуация, когда зачатие уравнивается в «правах» с женскими регулами. Однако, живя в демократическом обществе, человек не может вооружаться традиционными устоями для борьбы с Системой. Упомянутая инициатива Гимлера - лишь козырь для её адвокатов, якобы являющийся антитезой гражданских прав каждой женщины. Кроме того, для современной медицины и воспитанного ею общества ни одна из сотен искусственно прерванных в утробе матери жизней не равняется одной уже реализованной. Данная фигура соответствует концепту пролонгации или улучшения качества жизни, положенного в основу терапии ЭСК.
***
В 2000 году Конгресс США официально разрешил использование ЭСК в лечебных целях исключительно за счёт частного финансирования, однако Джорджем Бушем было наложено вето на выращивание человеческих эмбрионов для исследований. Принятый в итоге закон оказался довольно гибким и гласит, что запрещено «получение или использование тканей человеческих зародышей, если известно, что беременность была осуществлена специально для получения этих тканей». Затруднительной представляется сама процедура доказательства инкубационного характера той или иной беременности.
Однако в случае возникновения упомянутого конвейера, в коммерческий проект могут быть включены все потенциальные матери и обслуживающие их доктора. Нетрудно представить условия, в которых женщина может быть превращена в поставщицу бесценных ЭСК, чьи злые намерения - в согласии с американским законом - могут быть подтверждены лишь добровольным признанием.
Насколько же целесообразно бесследно избавляться от абортированной «биомассы»?
Известно, что во многих ресторанах сетей фаст-фуд работает строгий закон: по окончании рабочего дня (или в другое установленное время) все непроданные блюда отправляются в мусорную корзину. Работникам под страхом увольнения запрещено съедать или забирать пищу. Считается, что потребление персоналом непроданного товара, порождает нездоровую конкуренцию в коллективе, а бесплатный хлеб в дальнейшем располагает к хищениям.
Эта некорректная аналогия уместна лишь тем, что использование абортивных отходов в каких бы то ни было целях заведомо оправдывает дальнейшее абортирование, делая сам факт аборта привычным и естественным для медицинской системы. Опубликованные в журнале University of Toronto в 1995 году результаты соответствующего опроса среди женщин выявили, что 17% опрошенных в случае беременности согласились бы её искусственно прервать, если абортированная ткань «послужила бы науке».
***
Покойный академик Кулаков, директор НЦАГиП РАМН, в своё время назвав эмбриональные клетки «благодатным объектом для науки», выдал долгосрочный прогноз: «Их надо хорошо изучить, а потом думать о применении: эмбриональными клетками занимаются очень серьёзно, но использовать их можно будет, может быть, через 30-40 лет, когда научатся ими управлять, а эта проблема настолько же глобальна, как и проблема роста раковых клеток»
[6]. Подобная глобальность никоим образом не включает в себя сам вопрос о целесообразности проведения абортов, но является оправданием их, причём в тем большей степени, чем большее количество их совершится.
Вытекающим отсюда вопросом становится вопрос об использовании клеток избыточных эмбрионов, полученных in vitro (с целью искусственного оплодотворения), а также «более молодого» абортивного материала (бластоцистного) in vivo, когда беременность составляет считанные дни, что в свете выше описанной процедуры изъятия плода может показаться более гуманным. Однако подобные методы сегодня показывают низкую перспективность. Стволовые клетки, не прошедшие этап «обучения», роста в среде живого организма, показывают низкую, практически нулевую терапевтическую эффективность. Бластоцистные СК, в свою очередь, потенциально канцерогенны, а механизм их дифференциации остается нераскрытым. Так, исследование 2003 года показало образование злокачественных опухолей у экспериментальных животных в ответ на введение им ЭСК
[7]. Таким образом, оптимальными в сфере исследования и применения оказываются эмбриональные клетки человеческого плода, чей возраст составляет 17-24 недели.
Что касается клонирования ЭСК, то этот вопрос остаётся открытым, поскольку подразумевает умерщвление «искусственно» выращенного, но, всё же, человеческого существа, право на лишение жизни которого уже не принадлежит конкретной женщине. Тем не менее, британское правительство в 2000 году первым в мире разрешило клонирование эмбриональных стволовых клеток для тканево-инженерных и последующих лечебных целей и санкционировало их бюджетное финансирование (общий объём около $30 млн), а в Евросоюзе в целом использование эмбриональных СК человека в исследовательских целях было разрешено в июле 2006 года.
Конвейерный забор СК у клонированных эмбрионов, таким образом, является лишь вопросом времени, которое понадобится для юридического распределения прав на жизнь клона. Что, впрочем, может никак не повлиять на преимущество классического абортивного материала, каковой по затратам и качественным показателям оказывается более приемлемым. Еще в 2004 году английскими учёными были проведены анализы экспрессии генов, которые выявили нарушения регуляции многих генов у клонированных мышат, ввиду чего со временем у клонов развились тяжелые патологические расстройства и масштабное нарушение обмена веществ, не обнаруженные в раннем возрасте
[8].
Эмбриональные клетки также более универсальны для трансплантационных целей, чем СК взрослого человека, поскольку имеют слабо выраженный комплекс гистосовместимости и, считается, имеют мало шансов быть отторгнутыми организмом человека.
Гипотетически ещё более перспективными могут оказаться амниотические стволовые клетки (АСК)
[9], выделенные из околоплодной жидкости беременной женщины: они не являются опухолеобразующими и не требуют разрушения эмбриона. На их исследование понадобятся годы, но результат, возможно, будет весьма позитивен.
Однако на деле одна проблема замещается другой, т.к. амниоцентез (забор амниотической жидкости) - потенциально опасная процедура, в ряде случаев ведущая к самопроизвольному аборту, и может быть показана очень ограниченному числу женщин. Назначение амниоцентеза большому количеству беременных женщин в случае положительных выводов исследования АСК - вполне реальная перспектива, также ставящая под угрозу выживаемость человеческих эмбрионов, ещё более опасная тем, что амниоцентезу подвергаются женщины, намеренные рожать. Трудность состоит и в том, что данной процедуре подвергаются те беременные, в анамнезе которых есть предпосылки возможных аномалий плода, его инфицирования и т.п. Таким образом, АСК, взятые у женщин с потенциально нездоровым плодом, могут быть заведомо негодными для терапевтических целей. А это означает, что забор амниотической жидкости должен осуществляться исключительно у здоровых женщин с хорошей наследственностью, каковые вряд ли пожелают добровольно ставить под угрозу жизнь своего ребенка.
В связи с этим общество, очевидно, должен волновать этот вопрос и в контексте демографической проблемы. Сузятся или расширятся рамки демографического кризиса в случае успешного лечения ряда тяжелых заболеваний эмбриональными (фетальными) стволовыми клетками? И если да, то какая жизнь перспективнее - воплощенная в зародыше или уже существующая как личность и гражданин? Ответом на этот вопрос могут послужить данные о том, что для излечения одного пациента требуется материал, взятый от нескольких эмбрионов (лишь одна инъекция ЭСК равняется жизням, как минимум, четырех «фетусов»). Немаловажно и то, что значительная часть болезней, на которые направлена терапия эмбриональными стволовыми клетками, являются старческими.
Но главное - эффективность и безопасность подобной терапии под большим вопросом. В 1999 году опубликованное в Nature Neuroscience (№12) исследование показало, что введение эмбриональных стволовых клеток пациентам с заболеванием Паркинсона дало положительный сдвиг в одном из семнадцати случаев, однако и здесь не исключается эффект плацебо.
***
С этим вопросом тесно смыкается и этическая проблема вакцинации, в большей степени интересующая религиозных людей (всех остальных должен волновать возможный канцерогенный потенциал данных препаратов). Речь идёт о вакцинах, в той или иной мере содержащих абортивный материал. Один из известных аргументов в защиту подобных препаратов гласит, что единичное число абортов послужило выращиванию специфических клеточных линий, что является частичной правдой. Прежде чем разработана подходящая для производства вакцины клеточная линия, происходит череда экспериментов, большая часть из которых не ведёт к чаемым результатам. Так, создание вакцины против краснухи насчитывает 62 документально зарегистрированных аборта, вовлечённых в исследование
[10]. Впрочем, как и в случае с успешностью терапии при помощи ЭСК, так и в случае даже теоретически положительного эффекта вакцинации, любое количество абортов, лежащих в истоках создания того или иного препарата, является их заведомым оправданием, придающим даже мученический и жертвенный ореол тем, кем были пожертвованы ткани.
Ответ на вопрос о том, насколько этично верующим людям использовать препараты, содержащие клетки абортированных человеческих плодов вытекает из запретов и порицаний искусственного прерывания беременности, находящихся в священных текстах и законах тех или иных религий. Для христиан таковым может служить правило Пято-Шестого Вселенского Собора 691 года: «Жен, дающих врачевства, производящие недоношение плода в чреве, и приемлющих отравы, плод умерщвляющие, подвергаем епитимии человекоубийцы».
В XX веке пришлось разбирать данный вопрос ещё раз, чтобы уточнить детали и сформулировать их на современном языке. И Церковь снова подтвердила, что выступает категорически против использования эмбриональных (фетальных) стволовых клеток, а также тканей и органов абортированных человеческих зародышей. Настоящее положение закреплено в параграфе XII.6 Социальной концепции Русской Православной Церкви и закономерно распространяется как на методы терапии ЭСК, так и на препараты (включая вакцины), содержащие абортивный материал.
***
Совершенно очевидно, что сегодня общество еще «не готово» к тотальному принятию использования абортивного материала в лечебных целях. Очевидно, понадобятся годы (30 или 40 лет, названные проф. Кулаковым) для осуществления столь глобального проекта. За эти годы вместе со сменой поколений возможно и обновление восприятия человечеством пролонгации жизни за счёт прерывания другой жизни, когда подобная процедура будет иметь статус «смерти во благо». Ощутимым препятствием на этом пути становятся религиозные институты, сохраняющие непримиримые позиции в отношении абортов, создания клонов и их умерщвления. Однако уже сегодня упомянутый в начале статьи референдум, проведённый в одной из самых патриархальных стран Европы, показывает уменьшение электората из числа верующих, а, следовательно, и паствы, сохраняющей незыблемость нравственного фундамента.
Наступление цивилизации на страны «третьего мира» и секуляризация государств, исповедующих традиционные религии, является также предуготовлением почвы для засева её радикально новыми идеологическими и мировоззренческими установками, дающими абортам не только моральное оправдание, но и возводящими жертвовательниц эмбриональных (фетальных) тканей в ранг едва ли не «новых святых». Разумеется, в данной ситуации будет исключена всякая возможность психологической коррекции эмоционального состояния готовящейся к аборту женщины: принятое ею решение об изъятии плода станет оберегаться так же бдительно, как некогда сам плод.
[1] The Hand Of God - A Journey from Death to Life by the Abortion Doctor Who Changed His Mind. The Autobiography of Dr. Bernard N. Nathanson, M.D. Published by Regnery Publishing, Inc.. Published by Regnery Publishing, Inc.
[2] Ю.Б. Белоусов, член-корр. РАМН, проф. Этическая экспертиза биомедицинских исследований. Первое издание. - Россия, Москва, апрель 2005 г.
[3] «Резистентность к противомикробным средствам стала глобальной проблемой, в значительной степени влияющей на здравоохранение в развитых и развивающихся странах» - de Groot, R., Antibiotic Resistance in Haemophilus influenzas, Rotterdam, Erasmus University, 1991, p13.
[4] «…Поражения более грубых телесных органов, так сказать, передаются и проводятся почти духовным умственным и эмоциональным органам, которых анатом никогда ещё не достигал и никогда не достигнет своим скальпелем.» С. Ганеманн, Органон врачебного искусства, § 216.
[5] Сходная с ганеманновской, очевидно, являющаяся её предшественницей, в Древней Греции существовала теория миасм, согласно которой все болезни происходят из миасм - психоэмоциональных факторов, психических сгустков или выбросов, образовывающихся вследствие переживания человеком неких негативных эмоций. Миасмы также могут иметь наследственное происхождение, что на низшем физическом плане перекликается с современной генетикой. Грубо говоря, заболевание происходит исключительно через миасму - вследствие обиды, гнева и т.д. Причём определённый вид миасм является заразным.
[6] «9 Months», 2004, № 9.
[7] Hochedlinger, K. & Jaenisch, R. Nuclear transplantation, embryonic stem cells, and the potential for cell therapy. N. Engl. J. Med. 349, 275-286(2003).349, 275-286(2003).
[8] Human cloning - the science and ethics of nuclear transplantation. Jaenisch R N Engl J Med 351: 2787-2791 (2004).
[9] Isolation of amniotic stem cell lines with potential for therapy, Nature Biotechnology - 25, 100-106 (2007)
[10] Behavior of rubella virus in human diploid cell strains. II, Studies of Infected Cells.1967; 21 (3): 296-308.