Владивосток 1901 года глазами американского путешественника
Оригинал взят у dkphoto
Продолжаю зарисовки на основе изданных в 1917 году мемуарах американского путешественника Холмса Бартона «Вниз по Амуру, Пекин и Запретный город» (Holmes Burton, «Down the Amur, Peking, the Forbidden City»). Бартон посетил Дальний Восток Российской империи летом 1901 года и оставил пусть и не особенно подробные, однако все равно достаточно любопытные заметки, к тому же иллюстрированные его собственными фотографиями, которые, как мне кажется, вполне можно отнести к малоизвестным. Мой перевод отрывков из чикагского издания в большей степени является изложением, так как в оригинале встречаются досадные неточности (которые я не хочу ставить иностранцу в вину) и сюжетные линии, не имеющие особого отношения к предмету моего рассказа.
1 Начну, впрочем, фотографией железнодорожной станции Никольска-Уссурийского (нынешнего Уссурийска), где Бартона поразило смешение народов и рас, населяющих восточные пределы Российский империи. В частности автор упоминает китайцев, корейцев и маньчжуров. Там же Бартон отмечает, что колонизация Сибири (под ней западная география понимает также Дальний Восток России) осуществляется по принципу принуждения: партии крестьян или арестантов отправляются туда, где они нужны по мнению властей, а не туда, куда они сами бы хотели.
2 Этот свой снимок окраины Владивостока автор прокомментировал достаточно романтично: после утомительного сплава по Амуру через бескрайние просторы Восточной Сибири мелькнувшее на горизонте море стало для американских путешественников будто вестником освобождения из темницы, ведь те же самые волны по другую сторону океана плескались о набережную Сан-Франциско.
3 Бартон отметил, что если бы прибыл во Владивосток напрямую морским путем, то, несомненно, потратил бы немало дней на знакомство с этим великолепным портовым городом с его уродливой архитектурой и потрясающими пейзажами.
Один из главных потрясений автора во Владивостоке стали цифры на последней версте Транссибирской магистрали на платформе железнодорожного вокзала, говорящие, что от Петербурга его отделяют 9877 километров, или более 6,5 тыс. миль. На этот путь у Холмса Бартона ушло сорок два с половиной дня.
4 Как и на предыдущей фотографии, здесь можно видеть первый железнодорожный вокзал Владивостока. Здание, которое увидел Бартон в 1901 году, было построено семь годами ранее и значительно расширено, можно сказать, перестроено с использованием части первоначальных стен, в 1909-11 годах.
Автор в своих заметках отчасти позавидовал путешественникам ближайшего будущего, когда сдадут последний участок Маньчжурской магистрали (КВЖД), что позволит ехать из Петербурга к Тихому океану напрямую, не пересекая озеро Байкал и не сплавляясь по Амуру от Сретенска до Хабаровска. Правда, он же отмечает, что это должен быть сознательный выбор спешащего путника, так как проделанный им северный маршрут хоть и лишен комфорта, зато куда более познавателен, чем беспересадочная поездка в железнодорожном вагоне. Так или иначе, а вскоре путешествие от Петербурга до Владивостока, то есть практически через всю Евразию, занимало уже менее шестнадцати дней, то есть меньше, чем плавание от берегов Калифорнии в Японию.
5 Даже торопливое знакомство с гаванью оставило у Бартона самые лучшие впечатления, которые не смогли испортить даже окружающие порт убогие и неряшливые строения, производящие впечатление временных сооружений.
6 Застывшие на водной глади залива корабли русской Тихоокеанской эскадры напомнили ему линию плавучих крепостей. Укреплена также была и суша: вершины практически каждого мало-мальски высокого холма венчали батареи, ощетинившиеся орудийными стволами.
7 Однако фотографировать это милитаристическое великолепие мешала полиция, зорко следившая за всеми иностранцами с фотоаппаратами. Автор с горьким юмором отмечает, что разрешение на фотосъемку в городе, поданное в день прибытия и обещанное на следующее утро, было получено им почтой лишь шестью неделями спустя уже в Иокогаме. Природа же будто вступила в заговор с военными властями и, наслав густой туман, скрыла от любопытствующим глаз густой завесой холмы с их пушками и гавань с ее боевыми кораблями.
8 Впрочем, похоже, что и тогда строгость законов в России компенсировалась необязательностью их исполнения, так как в книге Бартона фигурируют-таки снимки Владивостока, причем около некоторых гордо красуется «Снято с разрешения властей». Подозреваю, что фотограф воспользовался упомянутым разрешением уже постфактум, когда готовил книгу к изданию, а сами снимки сделал тайком.
На снимке изображена Светланская улица примерно на углу с современным Океанским проспектом. Собственно, сейчас это Центральная площадь. Здание слева, насколько я могу судить, или не сохранилось, или было глубоко перестроено, а вот дом в правой части кадра и стоящий на другой стороне улицы от него первый корпус торгового дома «Кунст и Альберс» (Светланская, 33) живы и поныне. Правда, дом справа надстроен двумя этажами, а старый магазин «Кунста и Альберса» постройки 1893 года, в 1906-1907 годах была зрительно оттеснена в сторону великолепным новым корпусом (дом №35).
9 В городе американцев приятно удивили кварталы новых домов, стоящих вдоль круто спускающихся по слонам многочисленных холмов улиц, красивое здание Русско-Азиатского банка и широкий ассортимент заполненных покупателями городских магазинов.
Упомянутое здание банка сохранилось и поныне (Алеутская, 12). Правда, выглядит оно несколько иначе, так как с момента начала строительства в 1899 году и до его завершения в 1903 году облик главного фасада несколько менялся. Сейчас в этом дома также работает отделение одного из банков, но более важным арендатором является Приморская картинная галерея. К слову, архитектором здания является тот же военный инженер Платон Евгеньевич Базилевский, которому принадлежит и проект показанного выше первого железнодорожного вокзала Владивостока.
10 Это великолепное здание на снимке - Новый почтамт (Светланская, 41), как и его сосед дальше по улице (дом №43) - также сохранилось.
Бартон отмечает, что никогда не сможет забыть песни русских солдат и казаков, ночью маршировавших под окнами гостиницы. В них ему слышалось лишнее доказательство того, что Сибирь стала русской и останется таковой впредь. Русский народ за три века сумел большей частью мирно колонизовать огромные просторы от Урала и до Тихого океана. То, что начали ватаги казаков Ермака завершили их далекие потомки, превратив Сибирь в настоящий памятник русскому терпению, настойчивости и выносливости. И эти три качества, по мнению автора, и предопределили великую судьбу амбициозного русского народа, покорившего себе самые необъятные территории земли.
P.S. Красивые слова, ей-богу, особенно лестные из уст иностранца, представляющего другую экспансионистскую нацию. Однако напомню, что мемуары Холмса Бартона увидели свет в 1917 году, когда Российская империя уже агонизировала. А до этого - в 1905 году - она успела перенести позор проигранной войны с Японией. И немало из тех гордых боевых кораблей, которые Бартон с восхищением наблюдал в бухте Золотой рог, всего четыре года спустя оказалось на морском дне, а многие из тех солдат, что будили американца своими бравыми песнями, погибли или оказались в плену из-за просчетов близорукого правительства и некомпетентных генералов. И спустя всего год после выхода книги в Чикаго, американские войска высадились во Владивостоке, чтобы принять посильное участие в разгоравшейся во в клочья разодранной России Гражданской войне.
Продолжаю зарисовки на основе изданных в 1917 году мемуарах американского путешественника Холмса Бартона «Вниз по Амуру, Пекин и Запретный город» (Holmes Burton, «Down the Amur, Peking, the Forbidden City»). Бартон посетил Дальний Восток Российской империи летом 1901 года и оставил пусть и не особенно подробные, однако все равно достаточно любопытные заметки, к тому же иллюстрированные его собственными фотографиями, которые, как мне кажется, вполне можно отнести к малоизвестным. Мой перевод отрывков из чикагского издания в большей степени является изложением, так как в оригинале встречаются досадные неточности (которые я не хочу ставить иностранцу в вину) и сюжетные линии, не имеющие особого отношения к предмету моего рассказа.
1 Начну, впрочем, фотографией железнодорожной станции Никольска-Уссурийского (нынешнего Уссурийска), где Бартона поразило смешение народов и рас, населяющих восточные пределы Российский империи. В частности автор упоминает китайцев, корейцев и маньчжуров. Там же Бартон отмечает, что колонизация Сибири (под ней западная география понимает также Дальний Восток России) осуществляется по принципу принуждения: партии крестьян или арестантов отправляются туда, где они нужны по мнению властей, а не туда, куда они сами бы хотели.
2 Этот свой снимок окраины Владивостока автор прокомментировал достаточно романтично: после утомительного сплава по Амуру через бескрайние просторы Восточной Сибири мелькнувшее на горизонте море стало для американских путешественников будто вестником освобождения из темницы, ведь те же самые волны по другую сторону океана плескались о набережную Сан-Франциско.
3 Бартон отметил, что если бы прибыл во Владивосток напрямую морским путем, то, несомненно, потратил бы немало дней на знакомство с этим великолепным портовым городом с его уродливой архитектурой и потрясающими пейзажами.
Один из главных потрясений автора во Владивостоке стали цифры на последней версте Транссибирской магистрали на платформе железнодорожного вокзала, говорящие, что от Петербурга его отделяют 9877 километров, или более 6,5 тыс. миль. На этот путь у Холмса Бартона ушло сорок два с половиной дня.
4 Как и на предыдущей фотографии, здесь можно видеть первый железнодорожный вокзал Владивостока. Здание, которое увидел Бартон в 1901 году, было построено семь годами ранее и значительно расширено, можно сказать, перестроено с использованием части первоначальных стен, в 1909-11 годах.
Автор в своих заметках отчасти позавидовал путешественникам ближайшего будущего, когда сдадут последний участок Маньчжурской магистрали (КВЖД), что позволит ехать из Петербурга к Тихому океану напрямую, не пересекая озеро Байкал и не сплавляясь по Амуру от Сретенска до Хабаровска. Правда, он же отмечает, что это должен быть сознательный выбор спешащего путника, так как проделанный им северный маршрут хоть и лишен комфорта, зато куда более познавателен, чем беспересадочная поездка в железнодорожном вагоне. Так или иначе, а вскоре путешествие от Петербурга до Владивостока, то есть практически через всю Евразию, занимало уже менее шестнадцати дней, то есть меньше, чем плавание от берегов Калифорнии в Японию.
5 Даже торопливое знакомство с гаванью оставило у Бартона самые лучшие впечатления, которые не смогли испортить даже окружающие порт убогие и неряшливые строения, производящие впечатление временных сооружений.
6 Застывшие на водной глади залива корабли русской Тихоокеанской эскадры напомнили ему линию плавучих крепостей. Укреплена также была и суша: вершины практически каждого мало-мальски высокого холма венчали батареи, ощетинившиеся орудийными стволами.
7 Однако фотографировать это милитаристическое великолепие мешала полиция, зорко следившая за всеми иностранцами с фотоаппаратами. Автор с горьким юмором отмечает, что разрешение на фотосъемку в городе, поданное в день прибытия и обещанное на следующее утро, было получено им почтой лишь шестью неделями спустя уже в Иокогаме. Природа же будто вступила в заговор с военными властями и, наслав густой туман, скрыла от любопытствующим глаз густой завесой холмы с их пушками и гавань с ее боевыми кораблями.
8 Впрочем, похоже, что и тогда строгость законов в России компенсировалась необязательностью их исполнения, так как в книге Бартона фигурируют-таки снимки Владивостока, причем около некоторых гордо красуется «Снято с разрешения властей». Подозреваю, что фотограф воспользовался упомянутым разрешением уже постфактум, когда готовил книгу к изданию, а сами снимки сделал тайком.
На снимке изображена Светланская улица примерно на углу с современным Океанским проспектом. Собственно, сейчас это Центральная площадь. Здание слева, насколько я могу судить, или не сохранилось, или было глубоко перестроено, а вот дом в правой части кадра и стоящий на другой стороне улицы от него первый корпус торгового дома «Кунст и Альберс» (Светланская, 33) живы и поныне. Правда, дом справа надстроен двумя этажами, а старый магазин «Кунста и Альберса» постройки 1893 года, в 1906-1907 годах была зрительно оттеснена в сторону великолепным новым корпусом (дом №35).
9 В городе американцев приятно удивили кварталы новых домов, стоящих вдоль круто спускающихся по слонам многочисленных холмов улиц, красивое здание Русско-Азиатского банка и широкий ассортимент заполненных покупателями городских магазинов.
Упомянутое здание банка сохранилось и поныне (Алеутская, 12). Правда, выглядит оно несколько иначе, так как с момента начала строительства в 1899 году и до его завершения в 1903 году облик главного фасада несколько менялся. Сейчас в этом дома также работает отделение одного из банков, но более важным арендатором является Приморская картинная галерея. К слову, архитектором здания является тот же военный инженер Платон Евгеньевич Базилевский, которому принадлежит и проект показанного выше первого железнодорожного вокзала Владивостока.
10 Это великолепное здание на снимке - Новый почтамт (Светланская, 41), как и его сосед дальше по улице (дом №43) - также сохранилось.
Бартон отмечает, что никогда не сможет забыть песни русских солдат и казаков, ночью маршировавших под окнами гостиницы. В них ему слышалось лишнее доказательство того, что Сибирь стала русской и останется таковой впредь. Русский народ за три века сумел большей частью мирно колонизовать огромные просторы от Урала и до Тихого океана. То, что начали ватаги казаков Ермака завершили их далекие потомки, превратив Сибирь в настоящий памятник русскому терпению, настойчивости и выносливости. И эти три качества, по мнению автора, и предопределили великую судьбу амбициозного русского народа, покорившего себе самые необъятные территории земли.
P.S. Красивые слова, ей-богу, особенно лестные из уст иностранца, представляющего другую экспансионистскую нацию. Однако напомню, что мемуары Холмса Бартона увидели свет в 1917 году, когда Российская империя уже агонизировала. А до этого - в 1905 году - она успела перенести позор проигранной войны с Японией. И немало из тех гордых боевых кораблей, которые Бартон с восхищением наблюдал в бухте Золотой рог, всего четыре года спустя оказалось на морском дне, а многие из тех солдат, что будили американца своими бравыми песнями, погибли или оказались в плену из-за просчетов близорукого правительства и некомпетентных генералов. И спустя всего год после выхода книги в Чикаго, американские войска высадились во Владивостоке, чтобы принять посильное участие в разгоравшейся во в клочья разодранной России Гражданской войне.