Из новостей
Рассказывать можно бесконечно, но все равно будет оттенок пожухлой листвы. И не потому что тут война, и ожидание нового обстрела со стороны дементорленда, а потому что война делает человека цельным. Целостность, конечно же, про ответственность, а ответственность про осознание проебанных возможностей. Тут бы Сартра приписать, но к вечеру разболелась голова, потому что какой-то мудень позвонил и сказал, что над домом беспилотник, а у меня окна светятся как оголтелые, потому никакого экзистенциализма. Только сухой фактаж.
Свет у меня и правда есть, не часто, но есть. За эти короткие периоды успеваешь стать гуру тайм менеджмента и ещё отправить комментарии студентам. За эти короткие часы, которые оказываются очень долгими, успеваешь сделать столько, сколько обычно растягивал на день и ещё заметить, что с концентрацией беда. Когда нет света, нет и тепла, и горячей воды, но это все фигня.
На самом деле это такая ерунда, ведь важно тепло другого рода. На прошлой неделе меня чуть ебнуло звуковой волной, потому что ебучая ракета прилетела в метрах 200 от остановки где я курила и думала, куда ехать дальше. И чудо остаться не просто в живых, а ещё и не покалеченной. Хотя теперь я думаю, что следующая ракета шанса может и не оставить.
Реакция у меня была типичная для меня, я сильно разлилась, а потом стала думать как поехать военкором. Потому что это чувство, когда ты по сути бесполезен - огорчает очень. Потом включилось рацио (не без помощи добрых людей, которые со мной говорили) и идею я отставила, потому что семью как-то надо содержать. Покалеченной или не живой я им едва ли полезна буду. Но и это все фигня.
Не фигня другое: во-первых, все это бесчисленное количество трагедий, которые уже просто накапливаются, но слез не вызывают. Злость - да, ярость - да. А слез и ненависти - нет. А во-вторых, плен. Я сегодня так прикинула, что вот есть 198 потерянных дней из жизни людей, когда у них нет ничего напоминающего о прошлой жизни, даже белья нет. Никаких тебе колечек, браслетиков, блокнотов и ручек. Ничего, что могло бы стать опорой в этом жутком и больном надзорном безвременье. Нет ничего, за что бы ты мог зацепиться мыслью. Те технически сначала есть. Воспоминания. Но потом и их не остаётся.
И вот вернулась одна девочка из плена, и не может не получив разрешения сесть на кровать. Т.е. может, но одернув себя мысленно после паузы. Напомнив себе, что за это ее не будут бить. И это немыслимое как расстояния.
Так что последнее время я себе все думаю: вот отбери у меня все, и возможность писать в блокнотик, и колечко бабушкино, и запри меня в камере 13 градусов, сколько времени мне понадобится, чтобы перестать быть той, кем я сейчас есть. Месяц? Неделю? 100 дней? А как записывать тексты, если ты не можешь писать? Или быть для себя как Надежда Яковлевна Мандельштам?
А в остальном, дорогой дневничок, все путем. Красоты стало больше, нежности тоже, да и радости процеженной из мутной воды приросло, а с ней, дай Господи, и мудрости принять все, что предстоит принять.
Потому что страшно перестать быть человеком, а больше уже ничего не страшно.