сны
Снилось, что меня пригласили в какой-то дом, к какой-то женщине помочь доделать презентацию о Борисе Рыжем. Я пришла и увидела 50 листов, обрезки газет, лето за окном и тихонечко завыла. Села на кровать с ногами, упёрлась спиной в холод стены и давай читать. Вот современники его вспоминают, вот фактаж, вот фото, какие-то мутные цитаты, Господи, можно уже выть? Дверь в коридор аккурат против балкона и лета. Я вижу верхушки зелёных деревьев, синь неба, слышу шум в коридоре. 50 листов.
Ужасающий текст. Женщина сидит на табурете, черные волосы в растрепанном хвосте змеями по спине вьются, она стучит ложечкой по чашки, и мне от этого всего так устало.
- я не вижу тут ни одной вашей личной мысли, - встаю с кровати и подхожу к окну, отворачиваюсь от нее, от Рыжего, от текста, от шума в коридоре. Пишу смс, мол, хочу на выставку, хочу ходить, хочу уйти из этого места, мне не нравится.
Женщина что-то мычит, я слышу как звенит чашка об блюдечко, как смеяться люди, как ветер шуршит листьями.
- я не знаю, я все сделала по правилам, вы видите, но не выходит ничего.
- потому что он не по правилам, а вопреки правил. Вы же читали, что и как он пишет? Вы же видели, что он говорит? "Я - белый верлибр". Понимаете? Его нельзя засовывать в рамки классиков, он другой. Принимайте инаковость, не обрезайте неудобное. Вы же слышите, что он говорит: "Мне пять неполных лет. И все мы друг на друга так похожи".
- но это же как раз о правилах и похожести? - сверлит женщина глазами-буравчиками прямо центр моего лба.
Я издаю сдавленный звук, то ли вздох, то ли стон, отворачиваюсь к окну. Качаюсь в такт какой-то своей музыке, не слышной из вне, отвечаю, почти что на распев:
- "Ты будешь много говорить о многом со мной, я - с богом", вы понимаете, что представляют из себя люди, которые одинаково легко и просто говорят о смерти, боге и любви, и противопоставляют этим понятиям, не сильного и взрослого себя, а самого нежного, пятилетнего ребенка? Они почти что неуязвимы в своей уязвимости. Это великий дар при жизни такое застать, в себе ли, в ближнем ли. Вот об этом пишите, о смерти, о том, что он белый верлибр, о том что "я сейчас докурю и усну - полусгнившую изгородь ада по-мальчишески перемахну".
В коридоре смех, шум, я оборачиваюсь, черные глаза блестят, женщина что-то черкает на обрезках газет, что-то быстро пишет. Я улыбаюсь, говорю, что больше не могу и открываю глаза в темноте своей комнаты. На часах 4:44.
Я никогда не увлекалась творчеством Бориса Рыжего и за жизнь прочла только 2 стиха, и те про вино.
Ужасающий текст. Женщина сидит на табурете, черные волосы в растрепанном хвосте змеями по спине вьются, она стучит ложечкой по чашки, и мне от этого всего так устало.
- я не вижу тут ни одной вашей личной мысли, - встаю с кровати и подхожу к окну, отворачиваюсь от нее, от Рыжего, от текста, от шума в коридоре. Пишу смс, мол, хочу на выставку, хочу ходить, хочу уйти из этого места, мне не нравится.
Женщина что-то мычит, я слышу как звенит чашка об блюдечко, как смеяться люди, как ветер шуршит листьями.
- я не знаю, я все сделала по правилам, вы видите, но не выходит ничего.
- потому что он не по правилам, а вопреки правил. Вы же читали, что и как он пишет? Вы же видели, что он говорит? "Я - белый верлибр". Понимаете? Его нельзя засовывать в рамки классиков, он другой. Принимайте инаковость, не обрезайте неудобное. Вы же слышите, что он говорит: "Мне пять неполных лет. И все мы друг на друга так похожи".
- но это же как раз о правилах и похожести? - сверлит женщина глазами-буравчиками прямо центр моего лба.
Я издаю сдавленный звук, то ли вздох, то ли стон, отворачиваюсь к окну. Качаюсь в такт какой-то своей музыке, не слышной из вне, отвечаю, почти что на распев:
- "Ты будешь много говорить о многом со мной, я - с богом", вы понимаете, что представляют из себя люди, которые одинаково легко и просто говорят о смерти, боге и любви, и противопоставляют этим понятиям, не сильного и взрослого себя, а самого нежного, пятилетнего ребенка? Они почти что неуязвимы в своей уязвимости. Это великий дар при жизни такое застать, в себе ли, в ближнем ли. Вот об этом пишите, о смерти, о том, что он белый верлибр, о том что "я сейчас докурю и усну - полусгнившую изгородь ада по-мальчишески перемахну".
В коридоре смех, шум, я оборачиваюсь, черные глаза блестят, женщина что-то черкает на обрезках газет, что-то быстро пишет. Я улыбаюсь, говорю, что больше не могу и открываю глаза в темноте своей комнаты. На часах 4:44.
Я никогда не увлекалась творчеством Бориса Рыжего и за жизнь прочла только 2 стиха, и те про вино.