О. Сергий Мацнев: «Приходилось замечать всплески «обмирщения»....
О. Сергий Мацнев: «Приходилось замечать всплески «обмирщения» в местах, где старообрядческое население в большинстве».
Противостояние соблазнам мира сего и обмирщение, древние обычаи и новолюбные затейки, традиционный уклад и еретические заимствования. Об этом на страницах нашего сайта размышляет иерей Сергий Мацнев, один из наиболее сведущих путешественников по старообрядческой ойкумене. О. Сергий, принадлежащий к юрисдикции РПЦЗ В-В (Русская православная церковь Заграницей под омофором митр. Виталия (Устинова) и архиепископа Владимира (Целищева)), также широко известен как один из самых авторитетных собирателей аудиозаписей старообрядческих богослужений, песнопений и духовных стихов. Об этой сфере деятельности о. Сергия можно прочитать на сайте «Русская вера».
О. Сергий, в каких странах Зарубежья Вы бывали, где есть общины старообрядцев?
Если под Зарубежьем понимать все пространство вне рамок СССР, то довелось бывать в общинах Румынии (прежде всего и многократно), Италии (Турин, там единственная община липован из дунайских сел Камень, Гиндерешть, Слава Руса, Слава Черкеза и иных, имеющая постоянное помещение для богослужения) и Польше. В остальных странах Европы рассеяны отдельные выходцы из общеизвестных старообрядческих мест, не объединенные в приходские сообщества (Германия, Италия, страны Скандинавии и т. д.). Увы, до сих пор не удалось навестить липованскую общину в Стране Басков (Испания) и поморскую (выходцы из Латгалии и Сувалок) в Лондоне.
В каких регионах в большей мере сохраняются неизменными традиции, обычаи старины? Настоящий кладезь сохранившихся традиций - и духовных, и общекультурных, и хозяйственных - липованские села Румынии, в гораздо меньшей степени - Болгарии (Казашко и Татарица). Но, думается мне, в наилучшем состоянии староверческая жизнь сохраняется во всех своих проявлениях в общинах часовенных Южной Америки, в меньшей мере - Северной (Орегон, Аляска) и Австралии.
Но поскольку я там не бывал, сужу по впечатлениям от чужих статей, рассказов и фильмов.
Какие наиболее древние или наиболее яркие традиции Вам пришлось наблюдать за годы своих исследований и поездок? Меня не вполне устраивает несколько размытый смысл понятия «традиция». Это наличие унисона или «вторы» в клиросном пении, покрой и цветовое решение сарафана, употребление конной тяги вместо тепловоза, накрывание палочкой стакана, чтоб бес там не выкупался? Для меня традиция - это совокупность духовных оснований повседневного быта, делающая осмысленной каждую деталь мировоззренческих установок, поведения, одежды, эстетики, притом организующая их все в правильном, с христианской точки зрения, иерархическом порядке. Если воспользоваться понятием «цельность», то с этой стороны традиционность свойственна преимущественно общинам, состоящим из христиан не офисного, не фабрично-мануфактурного, а крестьянского типа. А крестьянство ныне, после тотального советского катка, суть явление, исчезающее на глазах. Так что в тех местах, где такого рода тип жизни и хозяйствования еще возможен, и следует надеяться на сохранение мировоззрения, способного к сохранению и воспроизводству таковых традиций.
Где, спрашивается, это еще возможно?
Ровно там же: в Южной Америке, ну и кое-где в Сибири, например, в бассейне Енисея (Красноярский край и Тува), Алтай, Горная Шория, Эвенкия… Довелось слышать множество рассказов уроженцев Латгалии или потомков уроженцев (ныне жителей Риги), сколь строги были порядки в федосеевских деревнях Режицкого или Двинского края до войны, а вот на фотографических снимках досоветского и довоенного времени (в замечательных альбомах издания В. В. Никонова) видим совершенно европеизированных дам и господ, естественно, тщательно выбритых и с модельными прическами, не терпящими сокрытие платком. А ведь на таковых фото обнаруживаем древлеправославных христиан, не приемлющих брака (то есть федосеевцев), являющихся гражданами маленького, но самостоятельного европейского государства - Латвийской Республики. То есть латгальское староверческое деревенское общество была устроено в то несоциалистическое время весьма своеобразно и органично включало и авторитетных седобрадых наставников, и клиросных (поскольку небрачных) девиц, и массу в той или иной степени отлученных от соборной молитвы, но постоянно посещавших свою моленную прихожан.
Сейчас опустели и сами те селения, и моленные, и клироса в них. А ведь наонное пение, единственно возможное в поморской Балтии, и являет собою наиболее архаичный и, если угодно, наиболее благородный образец русского церковного пения. Ныне более-менее певчески грамотные клирошане встречаются в основном в городских общинах. Но они преимущественно пенсионного возраста, а таковая же молодежь в большинстве своем обитает ныне в Соединенном Королевстве и Ирландии, где им практически негде применить полученный клиросный опыт.
Глубокое впечатление (как уже сказано было в предыдущем интервью) оставляют липованские села Мануйловка, Камень, Сарикёй, Гиндерешть, Слава Руса и многие другие, особенно в дни храмовых праздников. И дело не только в массовости молящихся, священства и клирошан, не в разноцветье сарафанов, не в столах на весь двор, изобилующих дунайской рыбой и домашним вином, а в общем настроении СОБОРНОСТИ, чего так явственно лишены прихожане как городских, так и сельских российских приходов («Жизнь ушла, радости не стало»).
Если мысленно вернуться из Зарубежья в российские пределы, то можно вспомнить яркую картину моления в часовенной общине Большой Лаи, что под Нижним Тагилом, в конце 80-х. Там (как и, например, в Захарове Лысьвинского р-на Пермской обл., да и иных часовенных) было принято бдение с расходом, то есть после вечерни в моленной ставились столы для совместного употребления принесенной каждым снеди, а затем раскладывались ровно там же тюфяки для примерно трехчасового дремания, а далее моление продолжалось своим чередом. По моим подсчетам, «бденный псалом» (103-й) пелся около 40 мин, а «Блажен муж» - около 30. У чужака (например, в Пермской городской общине) вопрошали перед молением, не в помешке ли он (вкушал не из християнской посуды), или вовсе иного древлеправославного упования; тогда он все равно ставился на клирос, но обязан был кланяться «не в крест», то есть асинхронно с прочими молельщиками, даже читая сам «Святыи Боже» или «Аллилуия». Вообще часовенные оказались весьма изобретательны в создании технологий сохранения форм древлего благочестия в иноверной среде в лихом ХХ столетии. И у кого еще так серьезно сохранились традиции скитожительства? Или летописания? Или обильнейших, с переменами похлебок, киселей и пирогов, поминальных обедов с предваряющими их всенощными бдениями на дому, например, Успению среди зимы? (на памяти автора - село Таволги на Среднем Урале, начало материально скудных 90-х).
Вы бывали в различных населенных староверами общинах. Какая произвела на Вас большее впечатление и чем? Честно говоря, вопрос не вполне понятен. Населенных староверами общинах - кого? Постсоветских обезбоженных или европейских толерантных обывателей?
А вот если речь о собственно ОБЩИНАХ СТАРОВЕРОВ, то ответ можно найти в предыдущих строках. Ясное дело, что впечатление большее и производят общины, где сохранность самого общинного духа и, соответственно, уставного богослужения лучшая. А о впечатливших чем-то худым писать с элементами конкретики как-то не слишком приятно. Конечно, художеств всяческих довелось насмотреться и наслушаться немало. В таких случаях уместно было бы употребить выражение «вырождение», происходящее, как правило, из-за настойчивых попыток прикрыть благообразной формой отсутствие фактического содержания. Ладно бы, если причиной таковых перекосов была бы элементарная малограмотность, а то ведь иной раз и претензии на занятие максимально значимой ячейки в российской (украинской, молдавской, латвийской и т. п.) конфессиональной мозаике. А таковые вещи предполагают, в качестве неизбежной платы, той или иной глубины конформизм. Одно дело - «народное богословие» (дед Агап, Кубань, толкует двоеперстие: «их же двое, вот мужик, а вот баба, они вровень вообще-то, но вот баба, вишь, преклоняется»), совсем другое дело - сознательная подстройка под текущие не самые христианские обстоятельства. Печатный Устав (издан Высшим Старообрядческим Советом в Литовской ССР, 80-е годы) руководствует: аще совпадет праздник Первое Мая со Светлой Седмицей, молимся сице. Или вот маленькая, но показательная деталь: отслужив 9 мая литургию в своем кафедральном соборе, один из старообрядческих первоиерархов сперва поздравил паству с Днем Победы («счастья, здоровья, любите друг друга!»), а потом уж - «Христос Воскресе», осеняя притом молящихся Крестом, держимым одною лишь десницею, в то время как шуица у него занята посохом. Ну да, «простой человек» на это скажет: да какая уж разница?
По мере преобладания таких «простых» в церковной среде и происходят всевозможные «замещения» по принципу «какая разница». Но особенно худо становится, когда эдакие простые добираются до власти в общинах, хоть административной, хоть духовной. Жди тогда каких угодно чудес. Но ведь чтобы оценить таковую чудесность по достоинству и извести ее при возможности, надобно иметь представление о писаном Уставе и неписаных нормах древлеправославного благочестия, передающихся живопреемственно, а вот с этим-то и проблема, особливо в новооткрытых или возобновленных приходах.
В общинах дальнего Зарубежья главная беда - ассимиляция, растворение среди конфессионально- и языково- инакового населения. Антипод - намеренная изоляция, со всеми своими биологическими и культурными издержками. Нахождение здравого баланса - задача, очень непростая задача. Пожалуй, данная тема столь велика и многопланова, что лучше уж ее вынести за пределы ответа на сей вопрос.
Какие общины или регионы заражены в наибольшей степени «никонианской или униатской традицией» (от пения до облачений или сидений в храмах). Какие наиболее яркие случаи таких заимствований можно назвать?
Прежде всего следует определить сам механизм возникновения такового заражения. Единственный логичный мотив - сделать, «как полегше», или «покрасивше». Вот, говаривал (в конце 80-х) с восторгом уставщик Покровского единоверческого прихода в Малом Мурашкине (Большемурашкинского р-на Нижегородской обл.) Андрей Иванович Шуварин: «А у никониян хорошо, веселО поют, люстарЯ горят!», имея в виду отсутствие в собственном храме электричества, в чем оппонентом ему выступала Тамара Ивановна Удалова, супружница другого уставщика - «Феди». Она была, можно сказать, главной в общине ревнительницей разных проявлений благочестия, включая и неприятие лампочки Ильича. Даже дома пользовалась керосинкой, а готовила на плитке в сенях. Ну и с попами воевала, если они что-то не то учиняли. Мне на всю жизнь запомнилось ее выражение: «…зря N в попы пошел. При таком-то как теперь народе ну как попу спастись?!». Ох, какую бурю чувств вызывало в ней упоминание разорителя Никона. Такое вот нонконформистское нижегородское сельское единоверие. К слову, в послевоенное время, в 40-х гг., там служило последовательно два иерея Белокриницкой иерархии. На каких основаниях, непонятно.
Еще одна картинка единоверческого благочестия - сараеобразный (собранный из железобетонных плит) Покровский единоверческий храм в Злынке (Маловисковский р-н Кировоградской обл. Украины). Исключительно своеобычно было там (в начале 90-х) пение, с откровенной фольклорообразной «второй», хотя крюковая основа, несомненно, сохранялась. Видимо, отопить такой внушительный объем было ТЭНами сложно, и старики спасались от холода, полагая себе на лысины подручники.
Как ни странно, приходилось замечать всплески «обмирщения» в местах, где старообрядческое население в большинстве. Некому противостоять, да некого и стесняться - все, как говорится, свои. Тяжкое впечатление иной раз производят крестины и погребения. С родителями и крестными (которых по внешнему виду и не заподозришь в древлеблагочестии) является обычно и толпа родни. Вроде, все потомственные старообрядцы, а… беда. Иной раз среди таковой родни приходят помолиться погребение и члены семьи - католики, и подстроиться к двоеперстию и т.п. для них не вопрос. Насколько проблемно обстоит дело с хранением постов в поморских общинах Балтии, тоже не особо какой секрет. Или с употреблением брючных костюмов пожилыми клирошанками (ну да, Европа, мол, кругом).
К вопросу о влиянии окружения. Сильное впечатление оставляет литургия в греческом (новообрядческом, соответственно) Свято-Троицком кафедральном соборе в Нью-Йорке. Там вовсю используется орган, а хор облачен весь в ярко-алые рясы, что довольно забавно смотрится на дамах с распущенными по сим рясам власы. У каких же пресвитериан это можно было позаимствовать? Или это собственное греческое изобретение на располагающей к изобретательности американской земле?
Несколько лет назад в поморской Риге (и кое-где в Белоруссии) образовалось новое - не сказать согласие, скорее, движение - поморцев, временно приемлющих священство Московской Патриархии. Не похоже, чтоб оно выстроило некую свою оригинальную экклезиологию, скорее, просто приноровилось к текущим обстоятельствам и наличным персоналиям. Сопротивление практически неизбежно наступающему на нас со всех сторон ОБМИРЩЕНИЮ - это труднообъятная отдельная тема. Но возвращаясь к вопросу. Таковыми тенденциями наиболее заражены оказываются регионы с иноконфессиональным окружением (католическим и протестантским), дающим пример дисциплинарно облегченного христианства. А в случае с Центральной Россией главная беда - не только не изжитое, но и явно задающее кое-где тон советское наследие. Главное - это исполнение особых своих знаков, чтоб «по-нашему» было («как на Рогожском»), а не «по-ихнему». Все в рамках детской игры в «наших партизан» и «немцев-полицаев». Евангелие никониане, де, там пусть читают, а мы его и так знаем, вот у нас зато платки как надо, и говорим правильно - Спаси Христос (а «внешним» говорим «спасибо», нехристям-то спасение не грозит). Особенно это хорошо заметно недавно присоединившимся от Московской Патриархии, которые питали наивные надежды, что теперь-то хоть заживут «не по-советски».
В литургическом аспекте. Если посмотреть глазами клирика Московской Митрополии на особенности богослужебной и административной практики, принятой в РДЦ, притом от Москвы до самых до окраин, то можно сделать немало любопытных наблюдений, какие своеобразные новации укоренились там. Но боюсь наскучить публике, не вполне погруженной в священнословный литургический контекст, перечислением таковых оригинальностей. Желающие могут ознакомиться с ними, посетив тот или иной приход, либо воспользовавшись материалами, в том числе видео, размещенными на официальном сетевом ресурсе РДЦ. И мнится мне, что значительная часть их (особенностей) не суть результат долгого пребывания без системно организованной собственной иерархии, а просто проявления авторского творчества практических, так сказать, литургистов и администраторов ХХ и ХХI столетий. Это в порядке ответа на вопрос об облачениях, сидениях и т. п. атрибутике.
В среде «погруженных в контекст» известен характерный случай в одной из поморских общин Житомирщины, где пришедший «извне» в староверие гражданин был вскорости (по причине общей скудости) поставлен в наставники, и начались в общине чудеса гибридизации поморства с «поповством». Причем за основу бралось не конкретно поповство Белокриницкой иерархии или Московской Патриархии, а свои сугубо персонифицированные представления. По мере истощения терпения прочих отцов духовных, для того учиненным Собором он в итоге был лишен своего несвященного священства. Классическая иллюстрация к тезису «поспешишь - людей насмешишь». Но ведь избрали же. И поставили…
А по поводу скамеек в храмах (расставленных рядами, как в кинозале, или католическом храме - прим. ред.) несомненные лидеры - поморские общины Балтии. Таковые лавки подчас занимают практически все пространство моленной и служат не только седалищем, но и точкой распростертия подручника, дабы кланяться «в землю» стало куда как полегче. Особливо актуально на Марьином стоянии.
Пытались ли вы рассказывать о том, что данные традиции не старообрядческие, а чуждые, и какая была на это реакция?
Как говаривал наш экс-уставщик В. И. Морев, «чтобы что-то заявлять, надо из себя что-то представлять». Все хорошо в свое время, в своем месте. Если чувствуешь, что твое мнение действительно интересует собеседника в силу присутствия в нем того, что принято называть Страхом Божиим, то бывает вполне уместно не убояться его выразить. В условиях Балтии - нарочито деликатно, в силу меньшей «здоровой пролетарской простоты» публики и, соответственно, бОльшей этикетности (если угодно, благородства) в отношениях. Главное ведь - не себя показать со своим псевдо-благочестием, а дабы християнам было бы то на душевную пользу. Как сие обозначено в общеизвестной паремии: «обличай премудра, и возлюбит тя». И обратно - «обличение нечестивому - мозолие ему». Это к вопросу о реакции на замечания по поводу благочестия.
Встречаются ли общины, отдельные головщики, священники, наставник, пытающиеся возродить древние традиции?
К счастью, таковые имеются. Воистину нет худа без добра. Когда Рижскую Гребенщиковскую общину в 90-е годы сотрясали внутренние раздоры, несколько молодых и решительных клирошан «от греха подальше» из благополучной и довольно сытной Риги переместились в слабые латгальские общины (например, Виляны и Лудза) и до сих пор героически (живя в скудости) стараются удержать их от окончательного распада и разворовывания. В федосеевском мире общеизвестны рижские (остзейские) этнические немцы с университетскими дипломами, братья Юнги, последняя опора некогда славной общины в Рымшах. Обратим также внимание на средний возраст наиболее деятельных поморских наставников в Литве, он уж явно не старческий.
Можно приводить и примеры в Кишиневской епархии РПСЦ. Очень хотелось бы надеяться, что тщанием тамошнего молодого поколения священства и клирошан «славный» липованский извод наречного пения и чтения на погласицу вернутся на свои законные места в городские и сельские приходы Бессарабии (да и Буковины).
В Румынской Липовании, несмотря на явный отток молодежи на заработки в Италию и Испанию, еще немало остается грамотных и деятельных клирошан 18-30 лет от роду. Дай Бог им всем здравия и спасения!
Много ли молодежи встречается в старообрядческих приходах за рубежом?
Много - понятие вообще-то относительное. А нас интересует не столько количество, сколько качество. Иначе говоря, стоит вопрос о наличии АДЕКВАТНОЙ смены. Если говорить об общинах, состоящих целиком из трудовых мигрантов (итальянский Турин, баскская Аморебиета), так там стариков нету в принципе. В деревнях Латгалии все совершенно наоборот. В случае с общинами Боливии, Уругвая, Бразилии, Орегона, Аляски представлены все поколения в наилучшем виде.
В еще большей крепости соблюдаются принципы благочестивого внешнего вида в часовенных общинах Латинской Америки. И все остальные принципы тоже. Буковинская деревня Мануйловка: мужики и старики при встрече на улице непременно приветствуют тебя, снимая шляпу и кланяясь. Как в доброе старое время в России (той самой, Которую Мы Потеряли). Вот и ловлю себя на мысли: как бы в напряженный график жизни втиснуть очередное посещение Липовании - «там Русью пахнет». Ибо там можно хоть на время перевести дух от непрестанной битвы с обволакивающим тебя в собственной стране «духом времени».
До сих пор в липованских селах можно попасть на всамделишную русскую свадьбу со всеми ее положенными церемониями и атрибутами. Правда, разговорная русская речь на ней слышится все реже, уступая место более привычной, «ромыньской». Но русская-то в данном случае на самом деле имеется в виду липованская. Это вот, например, «аларму тянут на тряну», «а берю у фрижидеру маешь холодненькюю?», «да у няво голос как у магарчика, как из канализари», «тяперь будешь службу натягивать?»…
Каноническая дисциплина отличается от среднероссийской. Вот оказалась пожилая пара в отлучении от причастия. Причина этого - дочь, которая, оказывается, уехала в Норвегию на заработки и «дружит» там с норвегом. Пару-тройку десятилетий назад в Мануйловке при старом (сейчас на пенсии) настоятеле принято было отлучать за наличие дома телевизора. Но чем дальше, тем очевидней становится, что таковыми прещениями едва ли возможно прежнюю крепость веры удержать. Перед каждой общиной, отцом духовным, семьей и отдельно взятым христианином со всею остротою стоит вопрос ОСМЫСЛЕННОСТИ своей «самой древней», «самой правильной» веры. Все-таки это не тот сундук с наследством, который иной раз и тля тлит, и воры подкапывают и крадут. А если не тля и воры, то и все в порядке, и простоит сундук цел аж до Втораго Пришествия. Теперь-то ясно, что наш сундук духовный и не простоит, если благочестивыми предками оставленным в нем добром не будем пользоваться. Притом ежедневно. И до скончания живота своего, где б и среди кого не довелось жительствовать.
Оригинал со светокопиями
Противостояние соблазнам мира сего и обмирщение, древние обычаи и новолюбные затейки, традиционный уклад и еретические заимствования. Об этом на страницах нашего сайта размышляет иерей Сергий Мацнев, один из наиболее сведущих путешественников по старообрядческой ойкумене. О. Сергий, принадлежащий к юрисдикции РПЦЗ В-В (Русская православная церковь Заграницей под омофором митр. Виталия (Устинова) и архиепископа Владимира (Целищева)), также широко известен как один из самых авторитетных собирателей аудиозаписей старообрядческих богослужений, песнопений и духовных стихов. Об этой сфере деятельности о. Сергия можно прочитать на сайте «Русская вера».
О. Сергий, в каких странах Зарубежья Вы бывали, где есть общины старообрядцев?
Если под Зарубежьем понимать все пространство вне рамок СССР, то довелось бывать в общинах Румынии (прежде всего и многократно), Италии (Турин, там единственная община липован из дунайских сел Камень, Гиндерешть, Слава Руса, Слава Черкеза и иных, имеющая постоянное помещение для богослужения) и Польше. В остальных странах Европы рассеяны отдельные выходцы из общеизвестных старообрядческих мест, не объединенные в приходские сообщества (Германия, Италия, страны Скандинавии и т. д.). Увы, до сих пор не удалось навестить липованскую общину в Стране Басков (Испания) и поморскую (выходцы из Латгалии и Сувалок) в Лондоне.
В каких регионах в большей мере сохраняются неизменными традиции, обычаи старины? Настоящий кладезь сохранившихся традиций - и духовных, и общекультурных, и хозяйственных - липованские села Румынии, в гораздо меньшей степени - Болгарии (Казашко и Татарица). Но, думается мне, в наилучшем состоянии староверческая жизнь сохраняется во всех своих проявлениях в общинах часовенных Южной Америки, в меньшей мере - Северной (Орегон, Аляска) и Австралии.
Но поскольку я там не бывал, сужу по впечатлениям от чужих статей, рассказов и фильмов.
Какие наиболее древние или наиболее яркие традиции Вам пришлось наблюдать за годы своих исследований и поездок? Меня не вполне устраивает несколько размытый смысл понятия «традиция». Это наличие унисона или «вторы» в клиросном пении, покрой и цветовое решение сарафана, употребление конной тяги вместо тепловоза, накрывание палочкой стакана, чтоб бес там не выкупался? Для меня традиция - это совокупность духовных оснований повседневного быта, делающая осмысленной каждую деталь мировоззренческих установок, поведения, одежды, эстетики, притом организующая их все в правильном, с христианской точки зрения, иерархическом порядке. Если воспользоваться понятием «цельность», то с этой стороны традиционность свойственна преимущественно общинам, состоящим из христиан не офисного, не фабрично-мануфактурного, а крестьянского типа. А крестьянство ныне, после тотального советского катка, суть явление, исчезающее на глазах. Так что в тех местах, где такого рода тип жизни и хозяйствования еще возможен, и следует надеяться на сохранение мировоззрения, способного к сохранению и воспроизводству таковых традиций.
Где, спрашивается, это еще возможно?
Ровно там же: в Южной Америке, ну и кое-где в Сибири, например, в бассейне Енисея (Красноярский край и Тува), Алтай, Горная Шория, Эвенкия… Довелось слышать множество рассказов уроженцев Латгалии или потомков уроженцев (ныне жителей Риги), сколь строги были порядки в федосеевских деревнях Режицкого или Двинского края до войны, а вот на фотографических снимках досоветского и довоенного времени (в замечательных альбомах издания В. В. Никонова) видим совершенно европеизированных дам и господ, естественно, тщательно выбритых и с модельными прическами, не терпящими сокрытие платком. А ведь на таковых фото обнаруживаем древлеправославных христиан, не приемлющих брака (то есть федосеевцев), являющихся гражданами маленького, но самостоятельного европейского государства - Латвийской Республики. То есть латгальское староверческое деревенское общество была устроено в то несоциалистическое время весьма своеобразно и органично включало и авторитетных седобрадых наставников, и клиросных (поскольку небрачных) девиц, и массу в той или иной степени отлученных от соборной молитвы, но постоянно посещавших свою моленную прихожан.
Сейчас опустели и сами те селения, и моленные, и клироса в них. А ведь наонное пение, единственно возможное в поморской Балтии, и являет собою наиболее архаичный и, если угодно, наиболее благородный образец русского церковного пения. Ныне более-менее певчески грамотные клирошане встречаются в основном в городских общинах. Но они преимущественно пенсионного возраста, а таковая же молодежь в большинстве своем обитает ныне в Соединенном Королевстве и Ирландии, где им практически негде применить полученный клиросный опыт.
Глубокое впечатление (как уже сказано было в предыдущем интервью) оставляют липованские села Мануйловка, Камень, Сарикёй, Гиндерешть, Слава Руса и многие другие, особенно в дни храмовых праздников. И дело не только в массовости молящихся, священства и клирошан, не в разноцветье сарафанов, не в столах на весь двор, изобилующих дунайской рыбой и домашним вином, а в общем настроении СОБОРНОСТИ, чего так явственно лишены прихожане как городских, так и сельских российских приходов («Жизнь ушла, радости не стало»).
Если мысленно вернуться из Зарубежья в российские пределы, то можно вспомнить яркую картину моления в часовенной общине Большой Лаи, что под Нижним Тагилом, в конце 80-х. Там (как и, например, в Захарове Лысьвинского р-на Пермской обл., да и иных часовенных) было принято бдение с расходом, то есть после вечерни в моленной ставились столы для совместного употребления принесенной каждым снеди, а затем раскладывались ровно там же тюфяки для примерно трехчасового дремания, а далее моление продолжалось своим чередом. По моим подсчетам, «бденный псалом» (103-й) пелся около 40 мин, а «Блажен муж» - около 30. У чужака (например, в Пермской городской общине) вопрошали перед молением, не в помешке ли он (вкушал не из християнской посуды), или вовсе иного древлеправославного упования; тогда он все равно ставился на клирос, но обязан был кланяться «не в крест», то есть асинхронно с прочими молельщиками, даже читая сам «Святыи Боже» или «Аллилуия». Вообще часовенные оказались весьма изобретательны в создании технологий сохранения форм древлего благочестия в иноверной среде в лихом ХХ столетии. И у кого еще так серьезно сохранились традиции скитожительства? Или летописания? Или обильнейших, с переменами похлебок, киселей и пирогов, поминальных обедов с предваряющими их всенощными бдениями на дому, например, Успению среди зимы? (на памяти автора - село Таволги на Среднем Урале, начало материально скудных 90-х).
Вы бывали в различных населенных староверами общинах. Какая произвела на Вас большее впечатление и чем? Честно говоря, вопрос не вполне понятен. Населенных староверами общинах - кого? Постсоветских обезбоженных или европейских толерантных обывателей?
А вот если речь о собственно ОБЩИНАХ СТАРОВЕРОВ, то ответ можно найти в предыдущих строках. Ясное дело, что впечатление большее и производят общины, где сохранность самого общинного духа и, соответственно, уставного богослужения лучшая. А о впечатливших чем-то худым писать с элементами конкретики как-то не слишком приятно. Конечно, художеств всяческих довелось насмотреться и наслушаться немало. В таких случаях уместно было бы употребить выражение «вырождение», происходящее, как правило, из-за настойчивых попыток прикрыть благообразной формой отсутствие фактического содержания. Ладно бы, если причиной таковых перекосов была бы элементарная малограмотность, а то ведь иной раз и претензии на занятие максимально значимой ячейки в российской (украинской, молдавской, латвийской и т. п.) конфессиональной мозаике. А таковые вещи предполагают, в качестве неизбежной платы, той или иной глубины конформизм. Одно дело - «народное богословие» (дед Агап, Кубань, толкует двоеперстие: «их же двое, вот мужик, а вот баба, они вровень вообще-то, но вот баба, вишь, преклоняется»), совсем другое дело - сознательная подстройка под текущие не самые христианские обстоятельства. Печатный Устав (издан Высшим Старообрядческим Советом в Литовской ССР, 80-е годы) руководствует: аще совпадет праздник Первое Мая со Светлой Седмицей, молимся сице. Или вот маленькая, но показательная деталь: отслужив 9 мая литургию в своем кафедральном соборе, один из старообрядческих первоиерархов сперва поздравил паству с Днем Победы («счастья, здоровья, любите друг друга!»), а потом уж - «Христос Воскресе», осеняя притом молящихся Крестом, держимым одною лишь десницею, в то время как шуица у него занята посохом. Ну да, «простой человек» на это скажет: да какая уж разница?
По мере преобладания таких «простых» в церковной среде и происходят всевозможные «замещения» по принципу «какая разница». Но особенно худо становится, когда эдакие простые добираются до власти в общинах, хоть административной, хоть духовной. Жди тогда каких угодно чудес. Но ведь чтобы оценить таковую чудесность по достоинству и извести ее при возможности, надобно иметь представление о писаном Уставе и неписаных нормах древлеправославного благочестия, передающихся живопреемственно, а вот с этим-то и проблема, особливо в новооткрытых или возобновленных приходах.
В общинах дальнего Зарубежья главная беда - ассимиляция, растворение среди конфессионально- и языково- инакового населения. Антипод - намеренная изоляция, со всеми своими биологическими и культурными издержками. Нахождение здравого баланса - задача, очень непростая задача. Пожалуй, данная тема столь велика и многопланова, что лучше уж ее вынести за пределы ответа на сей вопрос.
Какие общины или регионы заражены в наибольшей степени «никонианской или униатской традицией» (от пения до облачений или сидений в храмах). Какие наиболее яркие случаи таких заимствований можно назвать?
Прежде всего следует определить сам механизм возникновения такового заражения. Единственный логичный мотив - сделать, «как полегше», или «покрасивше». Вот, говаривал (в конце 80-х) с восторгом уставщик Покровского единоверческого прихода в Малом Мурашкине (Большемурашкинского р-на Нижегородской обл.) Андрей Иванович Шуварин: «А у никониян хорошо, веселО поют, люстарЯ горят!», имея в виду отсутствие в собственном храме электричества, в чем оппонентом ему выступала Тамара Ивановна Удалова, супружница другого уставщика - «Феди». Она была, можно сказать, главной в общине ревнительницей разных проявлений благочестия, включая и неприятие лампочки Ильича. Даже дома пользовалась керосинкой, а готовила на плитке в сенях. Ну и с попами воевала, если они что-то не то учиняли. Мне на всю жизнь запомнилось ее выражение: «…зря N в попы пошел. При таком-то как теперь народе ну как попу спастись?!». Ох, какую бурю чувств вызывало в ней упоминание разорителя Никона. Такое вот нонконформистское нижегородское сельское единоверие. К слову, в послевоенное время, в 40-х гг., там служило последовательно два иерея Белокриницкой иерархии. На каких основаниях, непонятно.
Еще одна картинка единоверческого благочестия - сараеобразный (собранный из железобетонных плит) Покровский единоверческий храм в Злынке (Маловисковский р-н Кировоградской обл. Украины). Исключительно своеобычно было там (в начале 90-х) пение, с откровенной фольклорообразной «второй», хотя крюковая основа, несомненно, сохранялась. Видимо, отопить такой внушительный объем было ТЭНами сложно, и старики спасались от холода, полагая себе на лысины подручники.
Как ни странно, приходилось замечать всплески «обмирщения» в местах, где старообрядческое население в большинстве. Некому противостоять, да некого и стесняться - все, как говорится, свои. Тяжкое впечатление иной раз производят крестины и погребения. С родителями и крестными (которых по внешнему виду и не заподозришь в древлеблагочестии) является обычно и толпа родни. Вроде, все потомственные старообрядцы, а… беда. Иной раз среди таковой родни приходят помолиться погребение и члены семьи - католики, и подстроиться к двоеперстию и т.п. для них не вопрос. Насколько проблемно обстоит дело с хранением постов в поморских общинах Балтии, тоже не особо какой секрет. Или с употреблением брючных костюмов пожилыми клирошанками (ну да, Европа, мол, кругом).
К вопросу о влиянии окружения. Сильное впечатление оставляет литургия в греческом (новообрядческом, соответственно) Свято-Троицком кафедральном соборе в Нью-Йорке. Там вовсю используется орган, а хор облачен весь в ярко-алые рясы, что довольно забавно смотрится на дамах с распущенными по сим рясам власы. У каких же пресвитериан это можно было позаимствовать? Или это собственное греческое изобретение на располагающей к изобретательности американской земле?
Несколько лет назад в поморской Риге (и кое-где в Белоруссии) образовалось новое - не сказать согласие, скорее, движение - поморцев, временно приемлющих священство Московской Патриархии. Не похоже, чтоб оно выстроило некую свою оригинальную экклезиологию, скорее, просто приноровилось к текущим обстоятельствам и наличным персоналиям. Сопротивление практически неизбежно наступающему на нас со всех сторон ОБМИРЩЕНИЮ - это труднообъятная отдельная тема. Но возвращаясь к вопросу. Таковыми тенденциями наиболее заражены оказываются регионы с иноконфессиональным окружением (католическим и протестантским), дающим пример дисциплинарно облегченного христианства. А в случае с Центральной Россией главная беда - не только не изжитое, но и явно задающее кое-где тон советское наследие. Главное - это исполнение особых своих знаков, чтоб «по-нашему» было («как на Рогожском»), а не «по-ихнему». Все в рамках детской игры в «наших партизан» и «немцев-полицаев». Евангелие никониане, де, там пусть читают, а мы его и так знаем, вот у нас зато платки как надо, и говорим правильно - Спаси Христос (а «внешним» говорим «спасибо», нехристям-то спасение не грозит). Особенно это хорошо заметно недавно присоединившимся от Московской Патриархии, которые питали наивные надежды, что теперь-то хоть заживут «не по-советски».
В литургическом аспекте. Если посмотреть глазами клирика Московской Митрополии на особенности богослужебной и административной практики, принятой в РДЦ, притом от Москвы до самых до окраин, то можно сделать немало любопытных наблюдений, какие своеобразные новации укоренились там. Но боюсь наскучить публике, не вполне погруженной в священнословный литургический контекст, перечислением таковых оригинальностей. Желающие могут ознакомиться с ними, посетив тот или иной приход, либо воспользовавшись материалами, в том числе видео, размещенными на официальном сетевом ресурсе РДЦ. И мнится мне, что значительная часть их (особенностей) не суть результат долгого пребывания без системно организованной собственной иерархии, а просто проявления авторского творчества практических, так сказать, литургистов и администраторов ХХ и ХХI столетий. Это в порядке ответа на вопрос об облачениях, сидениях и т. п. атрибутике.
В среде «погруженных в контекст» известен характерный случай в одной из поморских общин Житомирщины, где пришедший «извне» в староверие гражданин был вскорости (по причине общей скудости) поставлен в наставники, и начались в общине чудеса гибридизации поморства с «поповством». Причем за основу бралось не конкретно поповство Белокриницкой иерархии или Московской Патриархии, а свои сугубо персонифицированные представления. По мере истощения терпения прочих отцов духовных, для того учиненным Собором он в итоге был лишен своего несвященного священства. Классическая иллюстрация к тезису «поспешишь - людей насмешишь». Но ведь избрали же. И поставили…
А по поводу скамеек в храмах (расставленных рядами, как в кинозале, или католическом храме - прим. ред.) несомненные лидеры - поморские общины Балтии. Таковые лавки подчас занимают практически все пространство моленной и служат не только седалищем, но и точкой распростертия подручника, дабы кланяться «в землю» стало куда как полегче. Особливо актуально на Марьином стоянии.
Пытались ли вы рассказывать о том, что данные традиции не старообрядческие, а чуждые, и какая была на это реакция?
Как говаривал наш экс-уставщик В. И. Морев, «чтобы что-то заявлять, надо из себя что-то представлять». Все хорошо в свое время, в своем месте. Если чувствуешь, что твое мнение действительно интересует собеседника в силу присутствия в нем того, что принято называть Страхом Божиим, то бывает вполне уместно не убояться его выразить. В условиях Балтии - нарочито деликатно, в силу меньшей «здоровой пролетарской простоты» публики и, соответственно, бОльшей этикетности (если угодно, благородства) в отношениях. Главное ведь - не себя показать со своим псевдо-благочестием, а дабы християнам было бы то на душевную пользу. Как сие обозначено в общеизвестной паремии: «обличай премудра, и возлюбит тя». И обратно - «обличение нечестивому - мозолие ему». Это к вопросу о реакции на замечания по поводу благочестия.
Встречаются ли общины, отдельные головщики, священники, наставник, пытающиеся возродить древние традиции?
К счастью, таковые имеются. Воистину нет худа без добра. Когда Рижскую Гребенщиковскую общину в 90-е годы сотрясали внутренние раздоры, несколько молодых и решительных клирошан «от греха подальше» из благополучной и довольно сытной Риги переместились в слабые латгальские общины (например, Виляны и Лудза) и до сих пор героически (живя в скудости) стараются удержать их от окончательного распада и разворовывания. В федосеевском мире общеизвестны рижские (остзейские) этнические немцы с университетскими дипломами, братья Юнги, последняя опора некогда славной общины в Рымшах. Обратим также внимание на средний возраст наиболее деятельных поморских наставников в Литве, он уж явно не старческий.
Можно приводить и примеры в Кишиневской епархии РПСЦ. Очень хотелось бы надеяться, что тщанием тамошнего молодого поколения священства и клирошан «славный» липованский извод наречного пения и чтения на погласицу вернутся на свои законные места в городские и сельские приходы Бессарабии (да и Буковины).
В Румынской Липовании, несмотря на явный отток молодежи на заработки в Италию и Испанию, еще немало остается грамотных и деятельных клирошан 18-30 лет от роду. Дай Бог им всем здравия и спасения!
Много ли молодежи встречается в старообрядческих приходах за рубежом?
Много - понятие вообще-то относительное. А нас интересует не столько количество, сколько качество. Иначе говоря, стоит вопрос о наличии АДЕКВАТНОЙ смены. Если говорить об общинах, состоящих целиком из трудовых мигрантов (итальянский Турин, баскская Аморебиета), так там стариков нету в принципе. В деревнях Латгалии все совершенно наоборот. В случае с общинами Боливии, Уругвая, Бразилии, Орегона, Аляски представлены все поколения в наилучшем виде.
В еще большей крепости соблюдаются принципы благочестивого внешнего вида в часовенных общинах Латинской Америки. И все остальные принципы тоже. Буковинская деревня Мануйловка: мужики и старики при встрече на улице непременно приветствуют тебя, снимая шляпу и кланяясь. Как в доброе старое время в России (той самой, Которую Мы Потеряли). Вот и ловлю себя на мысли: как бы в напряженный график жизни втиснуть очередное посещение Липовании - «там Русью пахнет». Ибо там можно хоть на время перевести дух от непрестанной битвы с обволакивающим тебя в собственной стране «духом времени».
До сих пор в липованских селах можно попасть на всамделишную русскую свадьбу со всеми ее положенными церемониями и атрибутами. Правда, разговорная русская речь на ней слышится все реже, уступая место более привычной, «ромыньской». Но русская-то в данном случае на самом деле имеется в виду липованская. Это вот, например, «аларму тянут на тряну», «а берю у фрижидеру маешь холодненькюю?», «да у няво голос как у магарчика, как из канализари», «тяперь будешь службу натягивать?»…
Каноническая дисциплина отличается от среднероссийской. Вот оказалась пожилая пара в отлучении от причастия. Причина этого - дочь, которая, оказывается, уехала в Норвегию на заработки и «дружит» там с норвегом. Пару-тройку десятилетий назад в Мануйловке при старом (сейчас на пенсии) настоятеле принято было отлучать за наличие дома телевизора. Но чем дальше, тем очевидней становится, что таковыми прещениями едва ли возможно прежнюю крепость веры удержать. Перед каждой общиной, отцом духовным, семьей и отдельно взятым христианином со всею остротою стоит вопрос ОСМЫСЛЕННОСТИ своей «самой древней», «самой правильной» веры. Все-таки это не тот сундук с наследством, который иной раз и тля тлит, и воры подкапывают и крадут. А если не тля и воры, то и все в порядке, и простоит сундук цел аж до Втораго Пришествия. Теперь-то ясно, что наш сундук духовный и не простоит, если благочестивыми предками оставленным в нем добром не будем пользоваться. Притом ежедневно. И до скончания живота своего, где б и среди кого не довелось жительствовать.
Оригинал со светокопиями