Итервью иерея Сергия Мацнева.
О. Сергий Мацнев: «Хотелось бы надеяться, что хотя бы в старообрядческих общинах нечто и уцелеет...»
История старообрядчества, этого самого мощного духовного движения русского народа, переполнена неординарными личностями разного уровня и масштаба. На страницах пока еще не написанной полной истории старообрядчества можно увидеть масштабные фигуры поповского и безпоповского согласий: блистательных апологетов Белокриницкой иерархии, бескомпромиссных старцев филипповского толка, изможденных постами подвижников корня странников-бегунов. Отдельная строка такой истории может быть посвящена деятелям Старого обряда в лоне синодальной Церкви. Сегодня на страницах сайта «Русская вера» мы беседуем с одним из самых интересных и загадочных представителей старообрядного крыла в новообрядчестве, священником Сергием Мацневым.
О. Сергий, принадлежащий к юрисдикции РПЦЗ В-В (Русская православная церковь Заграницей под омофором митр. Виталия (Устинова) и архиепископа Владимира (Целищева)) широко известен как один из самых авторитетных собирателей аудиозаписей старообрядческих богослужений, песнопений и духовных стихов. О деятельности о. Сергия можно прочитать на сайте «Русская вера».
О. Сергий, насколько известно, Вы были знакомы с главой издательского отдела РПЦ МП вл. Питиримом Нечаевым. Скажите, правда ли что он интересовался старым обрядом и как-то благоволил ему?
Как человек «из прежних», т. е. и с воспитанием, и с образованием, он прекрасно понимал весь трагизм пореформенного бытия (имеется ввиду, после реформ патриарха Никона - прим. ред.) и воспринимал «старый обряд» не как предмет кабинетных исследований и романтических мечтаний, а как совокупность внутреннего и внешнего, «жизни по Вере». В ту меру и благоволил к его распространению в своей среде. Хотя любому древлеправославному христианину как раз и очевидна нерешаемость задачи в максимуме - совмещение неких архаических литургических форм с преобладающими в среде адептов МП (Московской Патриархии - прим. ред.) тенденциями. Кроме того, он невольно оказывался и заложником ряда исторических стереотипов, унаследованных от синодальной эпохи. В смысле допущения вливания вина нового в мехи весьма и весьма ветхие, вовсе не рассчитанные на подобные сорта вина.
В сложившейся в РПЦ МП системе, как мы имеем несчастие наблюдать, возможно совмещение чего угодно с чем угодно. Эклектизм, как следствие столетиями складывавшегося релятивизма и всеядности. Но на общем фоне покойный Преосвященный был, несомненно, на голову выше своих собратий в понимании серьезности и тотальности Катастрофы. И дело тут вовсе не в каких-либо отдельно взятых «обрядах».
Одно время существовала «благочестивая легенда» что митр. Питирим даже отказался от Дома причта на Рогожском кладбище (ныне духовный центр РПСЦ), когда его предлагали издательскому отделу РПЦ, чтобы не обидеть старообрядцев. Правда ли это?
За закрытыми дверьми архиерейского кабинета в ИОМП (Издательского Отдела Московской Патриархии - прим. ред.) тогда, в 1987г., состоялась знаменательная встреча представителей Старообрядческой Архиепископии (будущей Митрополии) в составе: прот. Леонтий Пименов, Р. И. Хрусталев, А. В. Антонов и уставщик Зотик (ныне епископ Зосима) с хозяином сего учреждения. У меня даже сохранились неплохие снимки, сделанные по ее окончании. В центре обсуждения было тогда грядущее празднование Тысячелетия Крещения Руси.
По-видимому, митрополит Питирим пообещал всяческую поддержку со своей стороны (в ту пору он был достаточно влиятелен). Само собою, разумеется, он не пошел бы ни на какие соглашения с «внешними», способные задеть старообрядческие интересы. А предложение Патриархии чего-либо на Рогожском - это совершенно очевидная интрига «доброжелателей» из Совета по делам всяческих религий.
Что подвигло Вас собирать аудиозаписи старообрядческих богослужений, песнопений, духовных стихов, когда вы заинтересовались старым обрядом?
Меня не интересовал когда-либо некий «обряд». Меня интересовала жизнь по вере, которую я и увидел некогда, еще в отрочестве, именно в Староверии. Потому что его наполнение - подлинное, живое, органичное. Уже тогда - в самом начале 80-х - не было у меня сомнений, что старообрядческое пение - как литургика, так и духовные стихи - и есть ценнейшая часть национального наследия, явным образом исчезающая и физически, и в смысле замещения оригинала, с позволения сказать, позднейшими копиями. Как говаривал Виктор. И. Морев, уставщик нашей общины в начале 90 - х - «напевка напевки».
Так я тогда воспринимал, так же точно и теперь - то, что Господь судил нам застать вживую сейчас, необходимо зафиксировать средствами техники. Не послезавтра, а завтра будет уж поздно. Наиболее активные годы, когда приходилось буквально жить в сплошных экспедициях - конец 80х - начало 90-х. Это когда была единая страна, неупавший рубль и последние возможности безвизового попадания в завтрашние «заграницы».
А именно те территории, оказавшиеся под красным флагом позже прочих, лишь в 1940 г., - Буковина, Бессарабия, Балтия - и давали наиболее качественный результат именно вследствие своей «недобитости» советским идеолого-юридическим катком.
Немало тогда еще сохранялось стариков, помнивших досоветскую жизнь и успевших получить уроки благочестия не только в семейном кругу и на родном клиросе, но еще и своих, конфессионально ориентированных, школах и училищах. (Или еще и в европейских университетах - вспомним, например, И. Н. Заволоко). Так что те усилия были не напрасны и, более того, вполне оправданны с точки зрения и церковно-практической, и академической. Сейчас некоторые общины, записанные двадцать пять лет назад, в смысле певческом изменились до неузнаваемости. Увы.
Сейчас в старообрядческих согласиях забыты многие традиционные погласицы литургического чтения. В храмах можно запросто услышать никонианские мотивы, например, чтение Апостола с нижних регистров до сопрано... Как вы думаете, возможно ли возрождение древних типов погласиц чтения, и что для этого нужно предпринимать?
В этом вопросе я - скептик. Не просто погласицы отошли - уходит вообще традиционное мировоззрение. И беда не только в «советскости» (т. е. всеобщей примитивности и схематичности) миропонимания и поведенческих схем. Помянутый образец никонианизма - чтение «самолетом» - позаимствовано, очевидно, от «господствующих» еще в досоветскую эпоху. Я бы назвал это явление даже не никонианизация, а просто секуляризация (обмирщение). Отошли базисные духовные мотивы - какая же сложится в таких условиях эстетика?
Давно исчезло чтение Пролога на утрени на Рогожском, клирошанки поморских общин Балтии и кое-каких приходов Московской Митрополии с чувством исполняют произведения общеизвестного новообрядческого иеромонаха Романа (Матюшина), в липованских домах в братской Румынии не диво теперь увидеть не только глаголемые никонианские сакральные изображения, но и католические.
Впрочем, приходилось наблюдать и отрадные картины, когда липованские, например, клироса Румынии и Молдавии пополняются молодежью, осознающей, несмотря на воспринятые в годы учебы в Московском Духовном училище влияния, ценность собственной липованской традиции, включающей, как раз, помимо благоукрашенного пения, еще и те самые погласицы мелизматического чтения (наличествующие, что совершенно естественно, как в поморской среде, так и в современной греческой - в силу наличия общего византийского корня).
Так что можно, в режиме Инстант Коффи, интегрировать в современное богослужение выученные по фонограммам погласицы, но вот подверстать под сие и все прочие проявления церковной эстетики и вообще Жизни - куда сложнее. По крайней мере, некоторые звуковые пособия по погласицам мною были запущены в общехристианский оборот (тогда на кассетах, теперь пришло время CD) где-то в середине 90-х.
Известно, что вы собираете записи и тексты старинных духовных стихов, и среди них немало беспоповских. Какая тематика в них преобладает? Раскрывает ли она как-то душу русского человека?
Да не как-то, а целиком раскрывает. Темы вечны - покаяние, памятование последнего часа, пустыннолюбное иноческое житие, последние времена с их общеизвестными реалиями...
И все-таки принципиально беспоповскими можно назвать лишь те, где активно действующий персонаж - УЖЕ воцарившийся антихрист. Просто общебеспоповский консерватизм помог уцелеть наиболее древним (и, соответственно, ценным) из них в живом обиходе более продолжительное время. И меня совершенно не радует повсеместная замещенность таковых стихов или творениями благонамеренных новообрядцев начала ХХ столетия, или не менее благонамеренных баптистов того же периода, или, наконец, современных корифеев душеполезного стихотворного жанра - помянутого иеромонаха Романа да профессионала шоу-индустрии Жанны Бичевской.
У меня уж накопился кое-какой опыт пения верхокамских покаянных стихов в молодежных компаниях приходов Митрополии, - зачастую встречаешь вежливое, но напряженное ожидание, когда эту заунывность можно будет перекрыть своим громогласным «В Даурии дикой» или «Снег белый»... Но, говорят, о вкусах не спорят.
Какого объема достигла ваша фонотека богослужебных записей и духовных стихов. Собираетесь ли вы издавать диски, как когда-то издавали кассеты?
Объем фонотеки мне уже давно стал неизвестен. Счет пошел на тысячи часов звучания (думаю, десять-то будет), но да ведь фонд постоянно пополняется. Часть его - на неоцифрованных катушках и кассетах, часть уже на цифровых носителях. Печальные реалии жизни - и некогда, и не на что заняться полной оцифровкой фонда. А диски какие-то появляются, особливо, если речь идет об экспедициях последних лет.
Расскажете о самых интересных ваших записях?
Здесь возникает поле для субъективности предпочтений. Меня, например, оставляет неравнодушным всякий «нефильтрованный» вариант, допускающий местами и выход за пределы калашниковского стандарта, и даже за пределы собственно унисона. В сущности, такие проявления можно понять как наследие крестьянской культуры в противовес фабрично-городской. И это не есть проявление элементарной певческой безграмотности, а, напротив, воспроизведение ровно того, что столетиями бытовало в этих конкретно общинах. Конечно, не имеются в виду дегенеративные образцы подражания соседям - новообрядцам или нарочито фольклорный (лучше сказать, советско-клубный) подход. Но нам ведь довелось жить в эпоху урбанизации - глобализации, когда крестьянская атлантида на глазах уходит в небытие. Один из последних ее островов - липованская Румыния.
Всякий, побывавший там хоть раз, понимает всю актуальность ее посещений. И дело не только в пении, хотя там, в отличие от российских сел, в одной только Мануйловке крюки свободно знают не менее 30 клирошан, мужеска полу, разумеется, но и в атмосфере в целом. Хотя и это также атлантида, размываемая волнами житейского моря. Молодежь в большинстве своем (в точности, как и в преимущественно федосеевской еще несколько десятилетий назад Латгалии (юго-восток Латвии)) отправляется на заработки в Западную и Южную Европу со всеми соответствующими последствиями. Но село как таковое ЖИВО.
Но каковы храмовые праздники с многочасовыми бдениями, крестными ходами по всему селу, а потом столь же многочасовыми обедами в церковной ограде с громогласным (прежде всего, в силу высокой грамотности, а не из-за очевидного обилия домашнего вина) пением стихер и стихов... Словами Огласительного слова на Пасху, «придите вси, насладитеся пира церковнаго».
Известно, что вы много путешествовали и путешествуете по самым разным старообрядческим общинам. Какие наиболее интересные элементы старины в богослужении или быту Вам встречались во время этих экспедиций?
Полноценный ответ предполагает многостраничное повествование. Ясное дело, трудно и исчислить, сколько образцов христианского жития и благоговейного хранения и преумножения наследия благочестивых предков довелось увидеть. Надеюсь к сей теме вернуться несколько позже, ибо в сем интервью, сконцентрированном вокруг певческой темы, сделать это представляется весьма непростым. Частью я уже и обозначил векторы этой сакральной географии, помянув Липованию и Балтию, где сохранились наиболее архаические (можно сказать, минимально обмирщенные) образцы Литургики и стиха. Что же касается устроения жития, а не музыковедческого интереса, то, на мой взгляд, наиболее цельным оно остается в часовенных общинах Сибири.
Можно ли сегодня говорить о том, что в церковной среде (вне зависимости от юрисдикции и конфессиональной принадлежности) растет интерес к древнерусской богослужебной традиции и музыкальной культуре? Как относится к этому молодежь?
Невозможно абстрагироваться от «юрисдикции и конфессиональной принадлежности». Хотя интерес к традиционным формам жизни и творчества сегодня налицо, он окрашен в соответствии с доминирующими в данной конфессиональной среде стереотипами и духовными пустотами. Все-таки Эпоха Постмодерна. Общество потребления.
Стремление в задыхающуюся от беспочвенности среду привнести некие витальные элементы. Но всегда в такой ситуации уместно ставить вопрос о соответствии. «Инстант Коффи» далеко не всегда применим. И ролевые игры когда-то заканчиваются, пора сложить толкиенистские костюмы до следующего уик-энда и переоблачиться в общечеловеческие - работать или учиться. Чтоб прожить телесно. (О. Сергий сравнивает увлечение древнерусской культурой в современной России с ролевыми играми, когда их участники на время переодеваются в бутафорские костюмы и наряды, чтобы потом через непродолжительное время вернуться в обычную, светско-офисную жизнь - прим. ред.)
Но наиболее духовно чуткие и психически здравые люди понимают, что такое актерство с Евангелием как-то не сочетается. Что нужно?
А нужно соответствие формы содержанию. Если мы (говорю, конечно, прежде всего, о «непотомственных») ощущаем, что «древнерусская богослужебная традиция и музыкальная культура» - это не фотографическая ширма для вставления туда на пару минут ради снимка собственной физиономии, а самое СУЩЕСТВО, ЕДИНСТВЕННО возможная среда нашего обитания, тогда этот «интерес» более чем оправдан; он, выражаясь высоким стилем, собственно спасителен с точки зрения Православия как такового.
Исходя из опыта собственных выступлений с духовными стихами в той или иной Европе, должен заметить, что наиболее теплое и осознанное восприятие пришлось встретить в Польше именно в силу:
1) достаточно высокого (в сравнении) уровня религиозности - разумеется, латинской,
2) опять-таки, высокого культурного уровня. Ну и славянство всё-таки. Духовное - духовному, а плотское... - соответственно.
Мое же убеждение: эти «традиция и культура» - водораздел христианской жизни. Приемлешь либо во спасение, либо во осуждение. Попользоваться - поиграться не получится. Ибо это область Божественного.
Как относится молодежь? Какая молодежь? Видимо, представителям таковой психологически легче выбраться из-под хлама советских стереотипов, но, вместе с тем, сложнее не попасть под обстрел «общечеловеческих ценностей», где бесстыдная эклектика - норма. Вот и здесь - Евангельское положение дел. Овцы одесную, козлища же ошуюю.
Как вы думаете, почему среди т. н. «знаменщиков» новообрядческих юрисдикций не сложилось единого мнения о правильности расшифровки крюков и исполнения знаменного пения? Почему знаменное пение часто вызывает отторжение в общинах нового обряда, причем не столько со стороны священноначалия, сколько со стороны рядовых священнослужителей и «простых бабушек»?
Начну с конца. Здесь, по-видимому, налицо попытки совместить несовместимое. Проследим цепочку. Внедрение знаменного пения в новообрядческом приходе предполагает (если следовать здравой, а не шизофренической логике) переход на дониконовы тексты (за чем следует скачок напряжения в приходе), далее - приведение богослужения в соответствие с Уставом для всех и каждого члена прихода (у меня не хватает фантазии такое представить себе, напряжение уже зашкаливает), далее - восстановление канонической дисциплины среди и клириков, и мирян со всеми отсюда неудобственными последствиями (это кто ж вообще потерпит), а совсем далее - ВОЗВРАТ к нормам христианской жизни всей иерархии (напряжения больше нет, генератор вовремя отключили).
Потом - что такое «простые бабушки»? А нельзя ли поопределеннее, может, дело в том, что имеются ввиду «простые советские бабушки»? Так они в большинстве своем (это на 2014, а не 1974 год) ориентированы на совсем другой тип религиозности и другие механизмы реализации религиозных (?) чувств. Знаменное пение там как -то не вызывает положительного резонанса. А если эта хоть и «бабушка», но понимает, ЧТО такое знаменное пение и «старый обряд», то зачем бы ей идти в новообрядческий приход? Из некоего неведомого самоуничижения?
Увы, но слишком велика пропасть.
И укорененность сторон в СВОИХ упованиях. А они слишком разные. В том же пришлось убедиться на собственном опыте лекций и концертов в Русском Париже. Конечно, там преобладают (пока) «не советские». Но установки Синодальной эпохи, помноженные на эмигрантскую «клановость» и «клубность», приводят ровно к тому же результату. Там считают, что партес - это НАША Святая Русь. Здесь Русью пахнет!
Нельзя, справедливости ради, сказать, что в Париже нет интереса. Все же сказывается образовательный и культурный ценз. Просто внедрить знаменное как систему в приходе «старых русских» - дело совершенно немыслимое.
Теперь о знаменщиках. Доводится, конечно, иметь знакомства в той среде. Сколько видел, люди-то там и старательные, и благонамеренные. Но - понимаю всю нелепость постановки вопроса - где и как они могли воспринять ЖИВУЮ традицию, не вынесши ее из закономерной среды, не постояв на старообрядческих клиросах, а вместо того приобретши в своих вузах слуховой опыт «культурного» музицирования?
В лучшем случае их ориентир - фонограммы, сделанные конкретно в той или иной общине, году и т. д. Остается немереное пространство для свободного творчества, где каждый - родоначальник традиции. Это одно. А второе - когда на клиросе звучит знаменное (даже со «старым» текстом), иерей служит тоже «по-старому», а в это же время в храме происходит ровно то же, что происходит всегда и везде в абсолютно любом новообрядческом приходе - захождение с улицы (и скорое исхождение обратно) желающих поставить за кого-то свечи и просто любопытствующих, хаотические поклоны с употреблением сколько угодно перстия, оформление за ящиком крещения живых и отпевания, соответственно, мертвых тел.
К примеру, есть для любителей византинистики в Москве и особое место - Александрийское подворье на Китай-Городе, где мужской хор (наличие проф. образования чувствуется) поет греческим обиходом (говорят, по невмам даже). А после литургии - заказной молебен. И те же византинисты преображаются, - и все встает на свои места. Все пошло «киевским» партесом, а чин - да как везде в новообрядчестве, это где припевы вместо канона. Есть устойчивое выражение - кто... (догадайтесь, что делает), тот и музыку заказывает. Развивать тему смысла нет, все и так до пронзительности понятно. Как у марксистов: товар - деньги - товар.
И еще: бытие... что-то делает... с сознанием. Только кто-то «смиряется» и даже с совестью обнаруживает общий язык, а кто-то... находит иные выходы. Ибо для человеческой психики ДВОЕмыслие - не самая полезная вещь. Кто-то здесь скажет - да это проповедь изоляционизма и нетерпимости! Но с таковым вступать в прения, пожалуй, дело бестолковое, соблазн один.
Возможно ли, по Вашему мнению, широкое возрождение знаменного распева, подобно тому, как это произошло с грегорианским хоралом в Европе, или же знаменное пение так и останется исключительным достоянием старообрядчества и небольшого числа единоверческих общин?
Это для неспециалиста допустимо честно полагать, что грегорианский хорал «широко возродился» в Европе. Тот, подлинный, хорал еще доживал свой век во французских и испанских деревнях в начале ХХ столетия. А потом последовал масштабный Евроремонт. И опять возобладал вездесущий Инстант Коффи. Но это уж вопрос для грегорианистов. (Об унисонном пении в западной церкви читайте в статье «Возрождение древних распевов» - прим. ред.).
А теперь попытаемся представить, КАК будет выглядеть победное шествие знаменного распева, вырвавшегося, наконец, из тесных рамок «старообрядчества и... единоверческих общин»? Поместный собор 1917-18 гг. всерьез обсуждал внедрение в богослужение органа. Обновленцы, кстати, пытались сие осуществить на деле.
В греческих приходах на Керкире, Закинфе, Левкаде и прочих Ионических островах и поныне используются органы и фисгармонии (как наследие венецианского и генуэзского владычества); в некоторых греческих приходах Северо-Американских Штатов пошли дальше и тщанием одного инициативного протоиерея-композитора в 60-х годах прошедшего столетия внедрили оркестр и издают и распространяют партитуры для хора с оркестром). Знаменное? Почему нет?
В эту беспредельную музыкально-духовную мозаику прекрасно встроится и знаменное. Ведь оно (как всем известно) медитативно, духовно, имеет несомненный терапевтический эффект. И, как речено прежде, найдется заказчик - будет и музыка. Наверное, уже, правда, не совсем религиозного характера. А скорее сомато-терапевтического. Хотелось бы верить, что хотя бы в старообрядческих общинах нечто и уцелеет. Но вот свежий образчик беседы на клиросе одной очень авторитетной общины.
Уставщик:
- Надо первый час закончить к 20-10.
- Почему??
- А трамвай уходит в 20-10.
- Ну а следующий? - Тот уже в 20-20! (а на самом деле все дело-то в футбольной трансляции)…
И уцелеет оно в крупных городских общинах, по-видимому, в музыкально перфектном (то есть унифицированном) виде. Про духовную составляющую говорить тут как-то и неловко, материя здесь всё-таки нематериальная. А в единоверческих - сказать сложно, ибо, как известно владеющим темой, нынешнее единоверие предельно персонифицировано. Большое поле для креативных инициатив и экспериментов.
В заключение. Никого, избави Бог, не хотел обидеть. Токмо за державу бывает подчас обидно. Но - воистину - кому повем печаль мою? Чаю, все мои оценки и рассуждения ничтожны по сравнению со свидетельствами, содержащимися в фонотеке. Остается только уповать на Господа Сил, хватило бы биологического времени сделать их доступными тем, кому Им же дано будет. Ибо с утаившего сокровище - взыщется.
Сайт 2Русская Вера"
История старообрядчества, этого самого мощного духовного движения русского народа, переполнена неординарными личностями разного уровня и масштаба. На страницах пока еще не написанной полной истории старообрядчества можно увидеть масштабные фигуры поповского и безпоповского согласий: блистательных апологетов Белокриницкой иерархии, бескомпромиссных старцев филипповского толка, изможденных постами подвижников корня странников-бегунов. Отдельная строка такой истории может быть посвящена деятелям Старого обряда в лоне синодальной Церкви. Сегодня на страницах сайта «Русская вера» мы беседуем с одним из самых интересных и загадочных представителей старообрядного крыла в новообрядчестве, священником Сергием Мацневым.
О. Сергий, принадлежащий к юрисдикции РПЦЗ В-В (Русская православная церковь Заграницей под омофором митр. Виталия (Устинова) и архиепископа Владимира (Целищева)) широко известен как один из самых авторитетных собирателей аудиозаписей старообрядческих богослужений, песнопений и духовных стихов. О деятельности о. Сергия можно прочитать на сайте «Русская вера».
О. Сергий, насколько известно, Вы были знакомы с главой издательского отдела РПЦ МП вл. Питиримом Нечаевым. Скажите, правда ли что он интересовался старым обрядом и как-то благоволил ему?
Как человек «из прежних», т. е. и с воспитанием, и с образованием, он прекрасно понимал весь трагизм пореформенного бытия (имеется ввиду, после реформ патриарха Никона - прим. ред.) и воспринимал «старый обряд» не как предмет кабинетных исследований и романтических мечтаний, а как совокупность внутреннего и внешнего, «жизни по Вере». В ту меру и благоволил к его распространению в своей среде. Хотя любому древлеправославному христианину как раз и очевидна нерешаемость задачи в максимуме - совмещение неких архаических литургических форм с преобладающими в среде адептов МП (Московской Патриархии - прим. ред.) тенденциями. Кроме того, он невольно оказывался и заложником ряда исторических стереотипов, унаследованных от синодальной эпохи. В смысле допущения вливания вина нового в мехи весьма и весьма ветхие, вовсе не рассчитанные на подобные сорта вина.
В сложившейся в РПЦ МП системе, как мы имеем несчастие наблюдать, возможно совмещение чего угодно с чем угодно. Эклектизм, как следствие столетиями складывавшегося релятивизма и всеядности. Но на общем фоне покойный Преосвященный был, несомненно, на голову выше своих собратий в понимании серьезности и тотальности Катастрофы. И дело тут вовсе не в каких-либо отдельно взятых «обрядах».
Одно время существовала «благочестивая легенда» что митр. Питирим даже отказался от Дома причта на Рогожском кладбище (ныне духовный центр РПСЦ), когда его предлагали издательскому отделу РПЦ, чтобы не обидеть старообрядцев. Правда ли это?
За закрытыми дверьми архиерейского кабинета в ИОМП (Издательского Отдела Московской Патриархии - прим. ред.) тогда, в 1987г., состоялась знаменательная встреча представителей Старообрядческой Архиепископии (будущей Митрополии) в составе: прот. Леонтий Пименов, Р. И. Хрусталев, А. В. Антонов и уставщик Зотик (ныне епископ Зосима) с хозяином сего учреждения. У меня даже сохранились неплохие снимки, сделанные по ее окончании. В центре обсуждения было тогда грядущее празднование Тысячелетия Крещения Руси.
По-видимому, митрополит Питирим пообещал всяческую поддержку со своей стороны (в ту пору он был достаточно влиятелен). Само собою, разумеется, он не пошел бы ни на какие соглашения с «внешними», способные задеть старообрядческие интересы. А предложение Патриархии чего-либо на Рогожском - это совершенно очевидная интрига «доброжелателей» из Совета по делам всяческих религий.
Что подвигло Вас собирать аудиозаписи старообрядческих богослужений, песнопений, духовных стихов, когда вы заинтересовались старым обрядом?
Меня не интересовал когда-либо некий «обряд». Меня интересовала жизнь по вере, которую я и увидел некогда, еще в отрочестве, именно в Староверии. Потому что его наполнение - подлинное, живое, органичное. Уже тогда - в самом начале 80-х - не было у меня сомнений, что старообрядческое пение - как литургика, так и духовные стихи - и есть ценнейшая часть национального наследия, явным образом исчезающая и физически, и в смысле замещения оригинала, с позволения сказать, позднейшими копиями. Как говаривал Виктор. И. Морев, уставщик нашей общины в начале 90 - х - «напевка напевки».
Так я тогда воспринимал, так же точно и теперь - то, что Господь судил нам застать вживую сейчас, необходимо зафиксировать средствами техники. Не послезавтра, а завтра будет уж поздно. Наиболее активные годы, когда приходилось буквально жить в сплошных экспедициях - конец 80х - начало 90-х. Это когда была единая страна, неупавший рубль и последние возможности безвизового попадания в завтрашние «заграницы».
А именно те территории, оказавшиеся под красным флагом позже прочих, лишь в 1940 г., - Буковина, Бессарабия, Балтия - и давали наиболее качественный результат именно вследствие своей «недобитости» советским идеолого-юридическим катком.
Немало тогда еще сохранялось стариков, помнивших досоветскую жизнь и успевших получить уроки благочестия не только в семейном кругу и на родном клиросе, но еще и своих, конфессионально ориентированных, школах и училищах. (Или еще и в европейских университетах - вспомним, например, И. Н. Заволоко). Так что те усилия были не напрасны и, более того, вполне оправданны с точки зрения и церковно-практической, и академической. Сейчас некоторые общины, записанные двадцать пять лет назад, в смысле певческом изменились до неузнаваемости. Увы.
Сейчас в старообрядческих согласиях забыты многие традиционные погласицы литургического чтения. В храмах можно запросто услышать никонианские мотивы, например, чтение Апостола с нижних регистров до сопрано... Как вы думаете, возможно ли возрождение древних типов погласиц чтения, и что для этого нужно предпринимать?
В этом вопросе я - скептик. Не просто погласицы отошли - уходит вообще традиционное мировоззрение. И беда не только в «советскости» (т. е. всеобщей примитивности и схематичности) миропонимания и поведенческих схем. Помянутый образец никонианизма - чтение «самолетом» - позаимствовано, очевидно, от «господствующих» еще в досоветскую эпоху. Я бы назвал это явление даже не никонианизация, а просто секуляризация (обмирщение). Отошли базисные духовные мотивы - какая же сложится в таких условиях эстетика?
Давно исчезло чтение Пролога на утрени на Рогожском, клирошанки поморских общин Балтии и кое-каких приходов Московской Митрополии с чувством исполняют произведения общеизвестного новообрядческого иеромонаха Романа (Матюшина), в липованских домах в братской Румынии не диво теперь увидеть не только глаголемые никонианские сакральные изображения, но и католические.
Впрочем, приходилось наблюдать и отрадные картины, когда липованские, например, клироса Румынии и Молдавии пополняются молодежью, осознающей, несмотря на воспринятые в годы учебы в Московском Духовном училище влияния, ценность собственной липованской традиции, включающей, как раз, помимо благоукрашенного пения, еще и те самые погласицы мелизматического чтения (наличествующие, что совершенно естественно, как в поморской среде, так и в современной греческой - в силу наличия общего византийского корня).
Так что можно, в режиме Инстант Коффи, интегрировать в современное богослужение выученные по фонограммам погласицы, но вот подверстать под сие и все прочие проявления церковной эстетики и вообще Жизни - куда сложнее. По крайней мере, некоторые звуковые пособия по погласицам мною были запущены в общехристианский оборот (тогда на кассетах, теперь пришло время CD) где-то в середине 90-х.
Известно, что вы собираете записи и тексты старинных духовных стихов, и среди них немало беспоповских. Какая тематика в них преобладает? Раскрывает ли она как-то душу русского человека?
Да не как-то, а целиком раскрывает. Темы вечны - покаяние, памятование последнего часа, пустыннолюбное иноческое житие, последние времена с их общеизвестными реалиями...
И все-таки принципиально беспоповскими можно назвать лишь те, где активно действующий персонаж - УЖЕ воцарившийся антихрист. Просто общебеспоповский консерватизм помог уцелеть наиболее древним (и, соответственно, ценным) из них в живом обиходе более продолжительное время. И меня совершенно не радует повсеместная замещенность таковых стихов или творениями благонамеренных новообрядцев начала ХХ столетия, или не менее благонамеренных баптистов того же периода, или, наконец, современных корифеев душеполезного стихотворного жанра - помянутого иеромонаха Романа да профессионала шоу-индустрии Жанны Бичевской.
У меня уж накопился кое-какой опыт пения верхокамских покаянных стихов в молодежных компаниях приходов Митрополии, - зачастую встречаешь вежливое, но напряженное ожидание, когда эту заунывность можно будет перекрыть своим громогласным «В Даурии дикой» или «Снег белый»... Но, говорят, о вкусах не спорят.
Какого объема достигла ваша фонотека богослужебных записей и духовных стихов. Собираетесь ли вы издавать диски, как когда-то издавали кассеты?
Объем фонотеки мне уже давно стал неизвестен. Счет пошел на тысячи часов звучания (думаю, десять-то будет), но да ведь фонд постоянно пополняется. Часть его - на неоцифрованных катушках и кассетах, часть уже на цифровых носителях. Печальные реалии жизни - и некогда, и не на что заняться полной оцифровкой фонда. А диски какие-то появляются, особливо, если речь идет об экспедициях последних лет.
Расскажете о самых интересных ваших записях?
Здесь возникает поле для субъективности предпочтений. Меня, например, оставляет неравнодушным всякий «нефильтрованный» вариант, допускающий местами и выход за пределы калашниковского стандарта, и даже за пределы собственно унисона. В сущности, такие проявления можно понять как наследие крестьянской культуры в противовес фабрично-городской. И это не есть проявление элементарной певческой безграмотности, а, напротив, воспроизведение ровно того, что столетиями бытовало в этих конкретно общинах. Конечно, не имеются в виду дегенеративные образцы подражания соседям - новообрядцам или нарочито фольклорный (лучше сказать, советско-клубный) подход. Но нам ведь довелось жить в эпоху урбанизации - глобализации, когда крестьянская атлантида на глазах уходит в небытие. Один из последних ее островов - липованская Румыния.
Всякий, побывавший там хоть раз, понимает всю актуальность ее посещений. И дело не только в пении, хотя там, в отличие от российских сел, в одной только Мануйловке крюки свободно знают не менее 30 клирошан, мужеска полу, разумеется, но и в атмосфере в целом. Хотя и это также атлантида, размываемая волнами житейского моря. Молодежь в большинстве своем (в точности, как и в преимущественно федосеевской еще несколько десятилетий назад Латгалии (юго-восток Латвии)) отправляется на заработки в Западную и Южную Европу со всеми соответствующими последствиями. Но село как таковое ЖИВО.
Но каковы храмовые праздники с многочасовыми бдениями, крестными ходами по всему селу, а потом столь же многочасовыми обедами в церковной ограде с громогласным (прежде всего, в силу высокой грамотности, а не из-за очевидного обилия домашнего вина) пением стихер и стихов... Словами Огласительного слова на Пасху, «придите вси, насладитеся пира церковнаго».
Известно, что вы много путешествовали и путешествуете по самым разным старообрядческим общинам. Какие наиболее интересные элементы старины в богослужении или быту Вам встречались во время этих экспедиций?
Полноценный ответ предполагает многостраничное повествование. Ясное дело, трудно и исчислить, сколько образцов христианского жития и благоговейного хранения и преумножения наследия благочестивых предков довелось увидеть. Надеюсь к сей теме вернуться несколько позже, ибо в сем интервью, сконцентрированном вокруг певческой темы, сделать это представляется весьма непростым. Частью я уже и обозначил векторы этой сакральной географии, помянув Липованию и Балтию, где сохранились наиболее архаические (можно сказать, минимально обмирщенные) образцы Литургики и стиха. Что же касается устроения жития, а не музыковедческого интереса, то, на мой взгляд, наиболее цельным оно остается в часовенных общинах Сибири.
Можно ли сегодня говорить о том, что в церковной среде (вне зависимости от юрисдикции и конфессиональной принадлежности) растет интерес к древнерусской богослужебной традиции и музыкальной культуре? Как относится к этому молодежь?
Невозможно абстрагироваться от «юрисдикции и конфессиональной принадлежности». Хотя интерес к традиционным формам жизни и творчества сегодня налицо, он окрашен в соответствии с доминирующими в данной конфессиональной среде стереотипами и духовными пустотами. Все-таки Эпоха Постмодерна. Общество потребления.
Стремление в задыхающуюся от беспочвенности среду привнести некие витальные элементы. Но всегда в такой ситуации уместно ставить вопрос о соответствии. «Инстант Коффи» далеко не всегда применим. И ролевые игры когда-то заканчиваются, пора сложить толкиенистские костюмы до следующего уик-энда и переоблачиться в общечеловеческие - работать или учиться. Чтоб прожить телесно. (О. Сергий сравнивает увлечение древнерусской культурой в современной России с ролевыми играми, когда их участники на время переодеваются в бутафорские костюмы и наряды, чтобы потом через непродолжительное время вернуться в обычную, светско-офисную жизнь - прим. ред.)
Но наиболее духовно чуткие и психически здравые люди понимают, что такое актерство с Евангелием как-то не сочетается. Что нужно?
А нужно соответствие формы содержанию. Если мы (говорю, конечно, прежде всего, о «непотомственных») ощущаем, что «древнерусская богослужебная традиция и музыкальная культура» - это не фотографическая ширма для вставления туда на пару минут ради снимка собственной физиономии, а самое СУЩЕСТВО, ЕДИНСТВЕННО возможная среда нашего обитания, тогда этот «интерес» более чем оправдан; он, выражаясь высоким стилем, собственно спасителен с точки зрения Православия как такового.
Исходя из опыта собственных выступлений с духовными стихами в той или иной Европе, должен заметить, что наиболее теплое и осознанное восприятие пришлось встретить в Польше именно в силу:
1) достаточно высокого (в сравнении) уровня религиозности - разумеется, латинской,
2) опять-таки, высокого культурного уровня. Ну и славянство всё-таки. Духовное - духовному, а плотское... - соответственно.
Мое же убеждение: эти «традиция и культура» - водораздел христианской жизни. Приемлешь либо во спасение, либо во осуждение. Попользоваться - поиграться не получится. Ибо это область Божественного.
Как относится молодежь? Какая молодежь? Видимо, представителям таковой психологически легче выбраться из-под хлама советских стереотипов, но, вместе с тем, сложнее не попасть под обстрел «общечеловеческих ценностей», где бесстыдная эклектика - норма. Вот и здесь - Евангельское положение дел. Овцы одесную, козлища же ошуюю.
Как вы думаете, почему среди т. н. «знаменщиков» новообрядческих юрисдикций не сложилось единого мнения о правильности расшифровки крюков и исполнения знаменного пения? Почему знаменное пение часто вызывает отторжение в общинах нового обряда, причем не столько со стороны священноначалия, сколько со стороны рядовых священнослужителей и «простых бабушек»?
Начну с конца. Здесь, по-видимому, налицо попытки совместить несовместимое. Проследим цепочку. Внедрение знаменного пения в новообрядческом приходе предполагает (если следовать здравой, а не шизофренической логике) переход на дониконовы тексты (за чем следует скачок напряжения в приходе), далее - приведение богослужения в соответствие с Уставом для всех и каждого члена прихода (у меня не хватает фантазии такое представить себе, напряжение уже зашкаливает), далее - восстановление канонической дисциплины среди и клириков, и мирян со всеми отсюда неудобственными последствиями (это кто ж вообще потерпит), а совсем далее - ВОЗВРАТ к нормам христианской жизни всей иерархии (напряжения больше нет, генератор вовремя отключили).
Потом - что такое «простые бабушки»? А нельзя ли поопределеннее, может, дело в том, что имеются ввиду «простые советские бабушки»? Так они в большинстве своем (это на 2014, а не 1974 год) ориентированы на совсем другой тип религиозности и другие механизмы реализации религиозных (?) чувств. Знаменное пение там как -то не вызывает положительного резонанса. А если эта хоть и «бабушка», но понимает, ЧТО такое знаменное пение и «старый обряд», то зачем бы ей идти в новообрядческий приход? Из некоего неведомого самоуничижения?
Увы, но слишком велика пропасть.
И укорененность сторон в СВОИХ упованиях. А они слишком разные. В том же пришлось убедиться на собственном опыте лекций и концертов в Русском Париже. Конечно, там преобладают (пока) «не советские». Но установки Синодальной эпохи, помноженные на эмигрантскую «клановость» и «клубность», приводят ровно к тому же результату. Там считают, что партес - это НАША Святая Русь. Здесь Русью пахнет!
Нельзя, справедливости ради, сказать, что в Париже нет интереса. Все же сказывается образовательный и культурный ценз. Просто внедрить знаменное как систему в приходе «старых русских» - дело совершенно немыслимое.
Теперь о знаменщиках. Доводится, конечно, иметь знакомства в той среде. Сколько видел, люди-то там и старательные, и благонамеренные. Но - понимаю всю нелепость постановки вопроса - где и как они могли воспринять ЖИВУЮ традицию, не вынесши ее из закономерной среды, не постояв на старообрядческих клиросах, а вместо того приобретши в своих вузах слуховой опыт «культурного» музицирования?
В лучшем случае их ориентир - фонограммы, сделанные конкретно в той или иной общине, году и т. д. Остается немереное пространство для свободного творчества, где каждый - родоначальник традиции. Это одно. А второе - когда на клиросе звучит знаменное (даже со «старым» текстом), иерей служит тоже «по-старому», а в это же время в храме происходит ровно то же, что происходит всегда и везде в абсолютно любом новообрядческом приходе - захождение с улицы (и скорое исхождение обратно) желающих поставить за кого-то свечи и просто любопытствующих, хаотические поклоны с употреблением сколько угодно перстия, оформление за ящиком крещения живых и отпевания, соответственно, мертвых тел.
К примеру, есть для любителей византинистики в Москве и особое место - Александрийское подворье на Китай-Городе, где мужской хор (наличие проф. образования чувствуется) поет греческим обиходом (говорят, по невмам даже). А после литургии - заказной молебен. И те же византинисты преображаются, - и все встает на свои места. Все пошло «киевским» партесом, а чин - да как везде в новообрядчестве, это где припевы вместо канона. Есть устойчивое выражение - кто... (догадайтесь, что делает), тот и музыку заказывает. Развивать тему смысла нет, все и так до пронзительности понятно. Как у марксистов: товар - деньги - товар.
И еще: бытие... что-то делает... с сознанием. Только кто-то «смиряется» и даже с совестью обнаруживает общий язык, а кто-то... находит иные выходы. Ибо для человеческой психики ДВОЕмыслие - не самая полезная вещь. Кто-то здесь скажет - да это проповедь изоляционизма и нетерпимости! Но с таковым вступать в прения, пожалуй, дело бестолковое, соблазн один.
Возможно ли, по Вашему мнению, широкое возрождение знаменного распева, подобно тому, как это произошло с грегорианским хоралом в Европе, или же знаменное пение так и останется исключительным достоянием старообрядчества и небольшого числа единоверческих общин?
Это для неспециалиста допустимо честно полагать, что грегорианский хорал «широко возродился» в Европе. Тот, подлинный, хорал еще доживал свой век во французских и испанских деревнях в начале ХХ столетия. А потом последовал масштабный Евроремонт. И опять возобладал вездесущий Инстант Коффи. Но это уж вопрос для грегорианистов. (Об унисонном пении в западной церкви читайте в статье «Возрождение древних распевов» - прим. ред.).
А теперь попытаемся представить, КАК будет выглядеть победное шествие знаменного распева, вырвавшегося, наконец, из тесных рамок «старообрядчества и... единоверческих общин»? Поместный собор 1917-18 гг. всерьез обсуждал внедрение в богослужение органа. Обновленцы, кстати, пытались сие осуществить на деле.
В греческих приходах на Керкире, Закинфе, Левкаде и прочих Ионических островах и поныне используются органы и фисгармонии (как наследие венецианского и генуэзского владычества); в некоторых греческих приходах Северо-Американских Штатов пошли дальше и тщанием одного инициативного протоиерея-композитора в 60-х годах прошедшего столетия внедрили оркестр и издают и распространяют партитуры для хора с оркестром). Знаменное? Почему нет?
В эту беспредельную музыкально-духовную мозаику прекрасно встроится и знаменное. Ведь оно (как всем известно) медитативно, духовно, имеет несомненный терапевтический эффект. И, как речено прежде, найдется заказчик - будет и музыка. Наверное, уже, правда, не совсем религиозного характера. А скорее сомато-терапевтического. Хотелось бы верить, что хотя бы в старообрядческих общинах нечто и уцелеет. Но вот свежий образчик беседы на клиросе одной очень авторитетной общины.
Уставщик:
- Надо первый час закончить к 20-10.
- Почему??
- А трамвай уходит в 20-10.
- Ну а следующий? - Тот уже в 20-20! (а на самом деле все дело-то в футбольной трансляции)…
И уцелеет оно в крупных городских общинах, по-видимому, в музыкально перфектном (то есть унифицированном) виде. Про духовную составляющую говорить тут как-то и неловко, материя здесь всё-таки нематериальная. А в единоверческих - сказать сложно, ибо, как известно владеющим темой, нынешнее единоверие предельно персонифицировано. Большое поле для креативных инициатив и экспериментов.
В заключение. Никого, избави Бог, не хотел обидеть. Токмо за державу бывает подчас обидно. Но - воистину - кому повем печаль мою? Чаю, все мои оценки и рассуждения ничтожны по сравнению со свидетельствами, содержащимися в фонотеке. Остается только уповать на Господа Сил, хватило бы биологического времени сделать их доступными тем, кому Им же дано будет. Ибо с утаившего сокровище - взыщется.
Сайт 2Русская Вера"