Рэй
Ему сегодня 92, несмотря ни на что. Только на Марсе.
Оригинал взят у beljour в Мир без Брэдбери
Его звали Рэй Дуглас Брэдбери, и он был большим писателем.
Он понимал в жизни гораздо больше, чем мы.
Он был реалистом и видел, что прогресс измеряется не успехами транснациональных монстров, производящих миллиарды гаджетов, а изменениями в человеческом сознании.
Он был атеистом и знал, что Бога нужно искать не в душных храмах, а внутри каждого из нас. Бог есть - где-то в глубинах нашего «я».
«- Да я, в общем, не за тебя беспокоюсь, - пояснил Дуглас. - Я больше насчет того, как Бог управляет миром.
Том задумался.
- Ничего, Дуг, - сказал он наконец. - Он все-таки старается».
Он был гуманистом и понимал, что мир катится в тартарары, а ослепленное фальшивым блеском консюмеризма общество потребления лишь ускоряет этот процесс.
Он не верил в человечество, но верил в людей.
Он был космополитом вне политики - и потому его книги охотно печатали и в псевдопуританской Америке, и в огородившемся от «буржуазного мира» Советском Союзе. Брэдбери был волшебником, а для настоящего волшебника не составляет труда пройти сквозь железный занавес. Настоящая любовь не преодолевает границы - она их игнорирует.
«В каждом мужчине, даже если ему это невдомек, даже если мыслей таких нет, теплится образ женщины, которую ему суждено полюбить. Из чего сплетается ее образ - из всех мелодий, звучащих в его жизни, из всех деревьев, из друзей детства, - никто не рискнет сказать наверняка. Чьи у нее глаза: не его ли родной матери; чей подбородок: не двоюродной ли сестры, которая четверть века назад купалась с ним в озере, никому не дано этого знать. Но почитай, каждый мужчина носит при себе этот портрет, словно медальон, словно перламутровую камею, но извлекает на свет редко, а после свадьбы даже не притрагивается, чтобы избежать сравнений.
Не каждому случиться встретить свою суженную, разве что промелькнет она в темноте кинотеатра, на страницах книги или где-нибудь на улице. Да и то после полуночи, когда город уже спит, а подушка холодна. Этот портрет соткан из всех снов, из всех женщин, из всех лунных ночей со времен творенья».
В идиллических описаниях затерянного городка Гринтауна из штата Иллинойс, который навсегда останется в середине благословенных для Америки 20-х годов (первая мировая уже отгремела где-то далеко и не взаправду, вторая мировая еще не скоро, тень Великой Депрессии еще не омрачила лица людей) каждый из нас почему-то узнаёт свой город, своё детство, своих друзей. Тогдашние американские мальчишки ничем не отличаются от современных, в многочисленных заокеанских тётушках улавливаются черты родных людей, а бабушка Дугласа Сполдинга - это наша бабушка.
Брэдбери помог нам почувствовать вкус вина из одуванчиков, вкус жизни. Давным-давно, в глубоком детстве, когда мир был большим и прекрасным, мы знали этот вкус, но потом выросли и позабыли. Хотя, казалось бы, что может быть проще:
«Возьми лето в руку, налей лето в бокал - в самый крохотный, конечно, из какого только и сделаешь единственный терпкий глоток; поднеси его к губам - и по жилам твоим вместо лютой зимы побежит жаркое лето… Лекарство иных времен, бальзам из солнечных лучей и праздного августовского полудня, едва слышный стук колес тележки с мороженым, что катится по мощеным улицам, шорох серебристого фейерверка, что рассыпается высоко в небе, и шелест срезанной травы, фонтаном бьющей из-под косилки, что движется по лугам, по муравьиному царству, - все это, все - в одном стакане!»
Жизнь дается для того, чтобы посвятить ее людям - таково его жизненное кредо. Он следовал ему сам и без лишнего дидактизма учил тому же других:
«Каждый должен что-то оставить после себя. Сына, или книгу, или картину, выстроенный тобой дом или хотя бы возведенную из кирпича стену, или сшитую тобой пару башмаков, или сад, посаженный твоими руками. Что-то, чего при жизни касались твои пальцы, в чем после смерти найдет прибежище твоя душа. Люди будут смотреть на взращенное тобою дерево или цветок, и в эту минуту ты будешь жив».
У Брэдбери не было претензий к жизни. Они были партнерами и получили друг от друга по максимуму. Он знал законы этой жизни, и оттого его тихий уход не вызывает горечи, а лишь светлую печаль. Волшебник просто ушёл, потому что пришло Время.
«Понимаешь, вначале жизнь дает нам все. Потом все отнимает. Молодость, любовь, счастье, друзей. Под занавес это канет во тьму. У нас и в мыслях не было, что ее - жизнь - можно завещать другим. Завещать свой облик, свою молодость. Передать дальше. Подарить. Жизнь дается нам только на время. Пользуйся, пока можешь, а потом без слез отпусти. Это диковинная эстафетная палочка - одному Богу известно, где произойдет ее передача».
Мы принимаем эту эстафетную палочку. Спасибо, Рэй!
Оригинал взят у beljour в Мир без Брэдбери
Его звали Рэй Дуглас Брэдбери, и он был большим писателем.
Он понимал в жизни гораздо больше, чем мы.
Он был реалистом и видел, что прогресс измеряется не успехами транснациональных монстров, производящих миллиарды гаджетов, а изменениями в человеческом сознании.
Он был атеистом и знал, что Бога нужно искать не в душных храмах, а внутри каждого из нас. Бог есть - где-то в глубинах нашего «я».
«- Да я, в общем, не за тебя беспокоюсь, - пояснил Дуглас. - Я больше насчет того, как Бог управляет миром.
Том задумался.
- Ничего, Дуг, - сказал он наконец. - Он все-таки старается».
Он был гуманистом и понимал, что мир катится в тартарары, а ослепленное фальшивым блеском консюмеризма общество потребления лишь ускоряет этот процесс.
Он не верил в человечество, но верил в людей.
Он был космополитом вне политики - и потому его книги охотно печатали и в псевдопуританской Америке, и в огородившемся от «буржуазного мира» Советском Союзе. Брэдбери был волшебником, а для настоящего волшебника не составляет труда пройти сквозь железный занавес. Настоящая любовь не преодолевает границы - она их игнорирует.
«В каждом мужчине, даже если ему это невдомек, даже если мыслей таких нет, теплится образ женщины, которую ему суждено полюбить. Из чего сплетается ее образ - из всех мелодий, звучащих в его жизни, из всех деревьев, из друзей детства, - никто не рискнет сказать наверняка. Чьи у нее глаза: не его ли родной матери; чей подбородок: не двоюродной ли сестры, которая четверть века назад купалась с ним в озере, никому не дано этого знать. Но почитай, каждый мужчина носит при себе этот портрет, словно медальон, словно перламутровую камею, но извлекает на свет редко, а после свадьбы даже не притрагивается, чтобы избежать сравнений.
Не каждому случиться встретить свою суженную, разве что промелькнет она в темноте кинотеатра, на страницах книги или где-нибудь на улице. Да и то после полуночи, когда город уже спит, а подушка холодна. Этот портрет соткан из всех снов, из всех женщин, из всех лунных ночей со времен творенья».
В идиллических описаниях затерянного городка Гринтауна из штата Иллинойс, который навсегда останется в середине благословенных для Америки 20-х годов (первая мировая уже отгремела где-то далеко и не взаправду, вторая мировая еще не скоро, тень Великой Депрессии еще не омрачила лица людей) каждый из нас почему-то узнаёт свой город, своё детство, своих друзей. Тогдашние американские мальчишки ничем не отличаются от современных, в многочисленных заокеанских тётушках улавливаются черты родных людей, а бабушка Дугласа Сполдинга - это наша бабушка.
Брэдбери помог нам почувствовать вкус вина из одуванчиков, вкус жизни. Давным-давно, в глубоком детстве, когда мир был большим и прекрасным, мы знали этот вкус, но потом выросли и позабыли. Хотя, казалось бы, что может быть проще:
«Возьми лето в руку, налей лето в бокал - в самый крохотный, конечно, из какого только и сделаешь единственный терпкий глоток; поднеси его к губам - и по жилам твоим вместо лютой зимы побежит жаркое лето… Лекарство иных времен, бальзам из солнечных лучей и праздного августовского полудня, едва слышный стук колес тележки с мороженым, что катится по мощеным улицам, шорох серебристого фейерверка, что рассыпается высоко в небе, и шелест срезанной травы, фонтаном бьющей из-под косилки, что движется по лугам, по муравьиному царству, - все это, все - в одном стакане!»
Жизнь дается для того, чтобы посвятить ее людям - таково его жизненное кредо. Он следовал ему сам и без лишнего дидактизма учил тому же других:
«Каждый должен что-то оставить после себя. Сына, или книгу, или картину, выстроенный тобой дом или хотя бы возведенную из кирпича стену, или сшитую тобой пару башмаков, или сад, посаженный твоими руками. Что-то, чего при жизни касались твои пальцы, в чем после смерти найдет прибежище твоя душа. Люди будут смотреть на взращенное тобою дерево или цветок, и в эту минуту ты будешь жив».
У Брэдбери не было претензий к жизни. Они были партнерами и получили друг от друга по максимуму. Он знал законы этой жизни, и оттого его тихий уход не вызывает горечи, а лишь светлую печаль. Волшебник просто ушёл, потому что пришло Время.
«Понимаешь, вначале жизнь дает нам все. Потом все отнимает. Молодость, любовь, счастье, друзей. Под занавес это канет во тьму. У нас и в мыслях не было, что ее - жизнь - можно завещать другим. Завещать свой облик, свою молодость. Передать дальше. Подарить. Жизнь дается нам только на время. Пользуйся, пока можешь, а потом без слез отпусти. Это диковинная эстафетная палочка - одному Богу известно, где произойдет ее передача».
Мы принимаем эту эстафетную палочку. Спасибо, Рэй!