Вечер напомнил взглянуть на календарь. Избалованная солнцем, я не сразу поверила в прохладное объятье осени. Укладываю легкую рубашку на полку с летними вещами с оттяжкой. Рука застывает в нерешительности - не убрать ли надолго. Буду убирать летние вещи. Совсем скоро. Без сожалений. Путь от полки с летними вещами к кофру с зимними пахнет талой водой и ошалелой, пробивной весенней зеленью.
У меня осталось всего четыре пыльных бокала и треть бутылки неизвестного сухого, рубинового вина. И я скоро буду прятать летние вещи.
Устремленность к своей единственной, только твоей и самой неоспоримой истине имеет побочным эффектом исполнение всех попутных желаний. Поэтому прежде чем разогнаться, надо научиться не желать лишнего и случайного.
Физически я - мясо, морально-этически - гандон, в остальном - ангел.
Если оставить тебе одни глаза, одни твои огромные, глубокие, вишневые, лукавые, с пушистыми лучами ресниц глаза - ты будешь персонажем из дебильного мультика про монстров. Но почему, когда на месте и все остальное, что делает тебя тобой, не можешь отмахнуться от пыточной мысли, что к этим глазам хочется подобрать все другое.
Узловатые пальцы так ловко носятся по клавишам, и так влажно холодны дотрагиваясь до меня.
Я не могу собрать тебя, как не могу собрать себя - из нестыкующихся между собой деталей одного конструктора. То ли делали его китайцы, то ли метод сборки категорически неверен.
Полная раковина посуды и плюшевые игрушки на полу. Скоро скорлупка станет совсем нежилой. Хоть и на короткий срок, но все же состояние - одна нога в будущем превращает настоящее в помойку. И есть риск перетянуть ее в то настоящее, которое только впереди.
Ты растерян, ты напуган. Но твоя цель тянет тебя, как хозяин с переполненным мочевым пузырем. Ты бросаешься в поцелуй, как в драку. Но я не даю тебе сдачи.
И ты как медаль повисаешь у меня на сердце. За одному тебе известные мои заслуги перед тобой. За то, что у меня «блестящие плечи», «мятные губы», «пьяные руки» и Бог еще знает что, заметное только тебе.
Какая все же нелепость эта разбросанная по полу одежда. Такая же нелепость, и как аккуратно сложенная. Какая нелепость собирать ее и натягивать на себя, будто полностью гримируешься, чтобы так и не выйти на сцену. Какая нелепость эта попытка говорить и эта попытка молчать. Какое удивительное счастье вдвоем плевать на все нелепости.
Какие же длинные у тебя руки. Они никогда не кончаются. Какая пустая у тебя голова - в ней постоянно резонирует твой голос. Или это у меня она пуста и твой голос бьётся, гудит в стенках моей черепушки, от виска к виску.
Твои руки впервые теплые и они, как вода в детской ванночке и махровое полотенце после нее. Мне остается только свернуться в них, слушая твое дыхание и следя за дрожанием желтоватого блика на драных кошкой обоях.
Тянучее бессловесное время . Я не хочу говорить тебе то, что хотела бы сказать. Я должна буду сказать, где я сейчас и на что имею - нет, не право - способность.
Возможно, я буду говорить очень много. Или ничего. И ты не запомнишь, и тогда я буду повторять это ничего столько, сколько нужно, чтобы мы оба наконец могли сказать то, что хотели бы иметь право сказать как правду, а не как маску.
И ты накопил любви, равно-заряженной с моей. И так бережно, почти не дыша, а потом и вовсе затаив дыханье донести ее туда, откуда она пришла я не смогу без тебя. Вот она, моя правда.