Какое же чудо это Твое творение. Не в том, конечно, что шлепая по сухому холодному, подсвеченному солнцем октябрьскому асфальту, я думаю не о работе, которой валом, а шепчу про себя то, чем скоро застрекочет клавиатура. А в том, как из московских выхлопов и прочих следов жизнедеятельности мегаполиса вдруг исходит то, что есть все мои 36 лет, то что не дано никому кроме меня в этом теле, то, что только я. Все не улавливаемое, никакими силами не вербализруемое и не обозначаемое и не означаемое - чувство, ощущение меня мной со всеми воспоминаниями, переживаниями, ощущениями за всю эту недлинную пока жизнь. И все это длинное описание - только один вдох и легкое помутнение ( или вспышка) в оперативном сознании.
Навстречу двигалось нечто настолько неадекватно октябрю загорелое, что казалось намазанным тональным кремом, голова его была наглухо приделана к туловищу арафаткой, оно курило и скорее всего имело склонность нередко и выпивать. Оно было очень озабочено. Оно было мужского пола. На лице его была окаменевшая озабоченность.
Собственно все. Никакой лирики и придыханий.
Наш любовный репертуар по большей части удивительно скуден. Подстановки иных имен ничего не меняют в приштамповках « мой-моя», и прочих масиках, кисиках, пусиках, пусясиках или если у кого то есть склонность к куртуазности или брутальности - любимых,, дорогих, очаровательницах, тигрицах, львах, мачо и прочем кошмарном ужасе провинциального репертуарного любовного театра. («провинциальный» здесь синоним консервативного, а не противовес условной «столичной прогрессивности»)
Любовная лексика - секрет полишинеля. Это говорят только наедине и на ушко, но при этом каждый раз одно и тоже. И можно быть уверенным что следующий твоей бывшей не только увидит тоже самое что и ты , но и услышит абсолютно тоже самое. Меняется степень вживания в образ, накапливаются штампы, порой позволяешь себе подхалтурить или придти с бодуна или в подпитии, ветшают декорации и костюмчик то жмет, то падает, меняются составы, случаются гастроли, но пьеса все та же, и текст неизменен, редкие импровизационные мизансценические порывы или несмелая текстовая правка « классики», ничего, в структуре не меняют.
У каждого случаются гениальные озарения, когда «зайчик мой» наполняется философским звучанием и насыщенностью монолога Гамлета Но это тот же самый «зайчик», Прописанный черным по белому в замусоленном тексте роли, с твоей фамилией сверху на загнутом почерневшем уголке титульной страницы.
Наш любовный репертуар стабилен, если не сказать вечен. Он безопасен и гарантирует сборы. Он прекрасный консервант.