И снова противоречивые чувства
Приходишь на творческий вечер-презентацию к давнему доброму приятелю. А у него, оказывается, не просто новый сборник стихов вышел, а вполне такой увесистый "кирпичик" под названием "Валентин Нервин. Избранная лирика". Между прочим, когда поэт выпускает "Избранное" - это вам не хухры-мухры! Это уже изящный реверанс в сторону Вечности получается.
...И вот сидишь ты в литературном музее на фоне экспозиции, посвящённой Маршаку: старенький глобус, пионерский галстук, бахромчатый красный вымпел... Горло перехватывает ядовитым амбре чьих-то термоядерных духов (вот когда отчётливо понимаешь, что слова "надушиться" и "удушить" - однокоренные). Очень Приличные Дамы в красной помаде и эпоксидных кулонах, закатывая глазки, с придыханием и подвываниями поют дифирамбы виновнику торжества. Веки непроизвольно опускаются, и - нет! не нужно их поднимать! Под ними клубится сиреневый туман из которого постепенно выплывает написанное красивым готическим шрифтом слово "некрофилия"... Чур меня, чур!
Однако, торжественная часть всё-таки, как ни странно, подходит к концу. Дальше уже проще. Стихи свои Валя умеет читать отменно, выразительно жестикулируя. Дамы подхихикивают в нужных местах и нестройным хором подхватывают последние строки. С опозданием, взмыленный, прибегает известный воронежский джазмен по прозвищу "Князь"; нещадно дерёт гитарные струны, грозно вращая глазами и рыча блюз на Валины стихи. Наконец-то вечер входит в нормальную колею. Валя раздаёт благодарности и автографы, провожает Очень Приличных Дам и Весьма Представительных Мужчин, разливает коньяк по пластиковым стаканчикам и, облегчённо выдыхая, просит: "Свет, скажи тост..."
ВАЛЕНТИН НЕРВИН
* * *
Мы постарели, только и всего.
По разнарядке время не воротишь.
...Я вижу город детства моего -
он тоже называется Воронеж.
И мы существовали заодно
с его домами, парками, садами...
Два города сливаются в одно
пространство, разделённое годами.
Там человек у смертного одра
календари по памяти листает:
сегодня переходит во вчера,
но завтра никогда не наступает.
* * *
Пройду с утра вдоль нашего квартала -
по достопримечательным местам,
где женщина безумная читала
свои стихи собакам и котам.
Предполагаю, что, по крайней мере,
имея первобытное чутьё,
все эти замечательные звери
беспрекословно слушали её.
Безумия таинственные знаки
и слова эмпирический закон
воронежские кошки и собаки
по жизни понимают испокон.
Как проклятый, карябаю бумагу,
а человеку надо по судьбе
найти обыкновенную дворнягу
и взять её в товарищи себе.
Странная жизнь
Странная жизнь,
похожая на бедлам:
калейдоскоп событий, шумов и лиц -
люди спешат по вымышленным делам
мимо красивых женщин
и певчих птиц.
Время переливается
как вода
и растворяется в будничной суете.
Занавес опускается. И тогда
женщины улыбаются
в темноте.
Ночной блюз
Уже задремал Париж
и в Лондоне спать легли;
я слышу, как ты молчишь
на той стороне Земли.
Включаю «Европу-плюс»
и заново жгу мосты,
когда заиграет блюз,
который любила ты.
Пока на виду луна,
похожая на лаваш,
и блюзовая волна
раскачивает Ла-Манш,
я вижу твоё окно,
горящее до утра,
хотя на земле темно
и матерно со двора.
...И вот сидишь ты в литературном музее на фоне экспозиции, посвящённой Маршаку: старенький глобус, пионерский галстук, бахромчатый красный вымпел... Горло перехватывает ядовитым амбре чьих-то термоядерных духов (вот когда отчётливо понимаешь, что слова "надушиться" и "удушить" - однокоренные). Очень Приличные Дамы в красной помаде и эпоксидных кулонах, закатывая глазки, с придыханием и подвываниями поют дифирамбы виновнику торжества. Веки непроизвольно опускаются, и - нет! не нужно их поднимать! Под ними клубится сиреневый туман из которого постепенно выплывает написанное красивым готическим шрифтом слово "некрофилия"... Чур меня, чур!
Однако, торжественная часть всё-таки, как ни странно, подходит к концу. Дальше уже проще. Стихи свои Валя умеет читать отменно, выразительно жестикулируя. Дамы подхихикивают в нужных местах и нестройным хором подхватывают последние строки. С опозданием, взмыленный, прибегает известный воронежский джазмен по прозвищу "Князь"; нещадно дерёт гитарные струны, грозно вращая глазами и рыча блюз на Валины стихи. Наконец-то вечер входит в нормальную колею. Валя раздаёт благодарности и автографы, провожает Очень Приличных Дам и Весьма Представительных Мужчин, разливает коньяк по пластиковым стаканчикам и, облегчённо выдыхая, просит: "Свет, скажи тост..."
ВАЛЕНТИН НЕРВИН
* * *
Мы постарели, только и всего.
По разнарядке время не воротишь.
...Я вижу город детства моего -
он тоже называется Воронеж.
И мы существовали заодно
с его домами, парками, садами...
Два города сливаются в одно
пространство, разделённое годами.
Там человек у смертного одра
календари по памяти листает:
сегодня переходит во вчера,
но завтра никогда не наступает.
* * *
Пройду с утра вдоль нашего квартала -
по достопримечательным местам,
где женщина безумная читала
свои стихи собакам и котам.
Предполагаю, что, по крайней мере,
имея первобытное чутьё,
все эти замечательные звери
беспрекословно слушали её.
Безумия таинственные знаки
и слова эмпирический закон
воронежские кошки и собаки
по жизни понимают испокон.
Как проклятый, карябаю бумагу,
а человеку надо по судьбе
найти обыкновенную дворнягу
и взять её в товарищи себе.
Странная жизнь
Странная жизнь,
похожая на бедлам:
калейдоскоп событий, шумов и лиц -
люди спешат по вымышленным делам
мимо красивых женщин
и певчих птиц.
Время переливается
как вода
и растворяется в будничной суете.
Занавес опускается. И тогда
женщины улыбаются
в темноте.
Ночной блюз
Уже задремал Париж
и в Лондоне спать легли;
я слышу, как ты молчишь
на той стороне Земли.
Включаю «Европу-плюс»
и заново жгу мосты,
когда заиграет блюз,
который любила ты.
Пока на виду луна,
похожая на лаваш,
и блюзовая волна
раскачивает Ла-Манш,
я вижу твоё окно,
горящее до утра,
хотя на земле темно
и матерно со двора.