Последнее тепло
От этой осени уже совсем мало что осталось.
Совсем мало...
Александр Боев
* * *
Закури в тишине и прислушайся: шорох и треск -
это в тленье вплетается вкрадчивый шум листопада.
Снова в доме твоём в этот час не останется мест,
не вместивших в себе пустоту облетевшего сада.
Ты выходишь в него, как в разрушенный старый вокзал.
Слишком тихо для встречи и слишком светло для прощанья.
Здесь находится то, что ты очень давно потерял,
и чему, как ни думай, уже не придумать названья.
В каждом жёлтом листе, как в воде, отражается сад.
А в саду, как в судьбе - хиромантия линий ладони.
Только ты тут не в счёт, и бессилен любой хиромант -
когда ветер нечаянно ветку акации тронет.
Так легко и спокойно, и небо такой чистоты,
что нельзя не поверить: не дымка накрыла дорогу -
это чья-то душа, уходя, переходит на "ты”
в разговоре с деревьями, осенью, Богом.
1.
2.
3.
4.
5.
Виктор Образцов
* * *
Погас октябрь в глазу седого лиса,
и стало быть, на ужин не пора
обнюхивать безжизненные листья
под ясенем, где теплилась кора.
Не ждут щенки голодного пройдоху,
жена ушла на варежки врагу,
в зазоре между выдохом и вдохом
свинчаткою засело НЕ МОГУ.
Не перегрызть судьбы железный корень.
Но хоть убей, хоть в душу застрелись,
об этом свете не устанут спорить
немой стрелок и говорящий лис.
6.
7.
8.
9.
10.
Светлана Стёпичева
Попытка глобального плагиата
Опять навис провинциальный сплин -
безденежье, бездумье и безлюдье.
Глотая время, чавкают старин-
ные часы - свидетели и судьи
убогой жизни. Жидкая тоска
ночами разливается в бутыли
и продаётся вместо молока
для детского питания. Застыли
и тянутся, как сахарный сироп,
слова и мысли. Что за наказанье!
В саду у дома старый юдофоб
деревьям производит обрезанье.
Обряд нелеп, трагичен и смешон
одновременно. Впрочем, как созданье
порядка низшего, старик лишён
и юмора, и чувства состраданья.
Невыносимо страшно сознавать,
что эту жизнь ты сам безбожно предал,
и в тонно-километрах измерять
количество рифмованного бреда.
Совсем мало...
Click to viewАлександр Боев
* * *
Закури в тишине и прислушайся: шорох и треск -
это в тленье вплетается вкрадчивый шум листопада.
Снова в доме твоём в этот час не останется мест,
не вместивших в себе пустоту облетевшего сада.
Ты выходишь в него, как в разрушенный старый вокзал.
Слишком тихо для встречи и слишком светло для прощанья.
Здесь находится то, что ты очень давно потерял,
и чему, как ни думай, уже не придумать названья.
В каждом жёлтом листе, как в воде, отражается сад.
А в саду, как в судьбе - хиромантия линий ладони.
Только ты тут не в счёт, и бессилен любой хиромант -
когда ветер нечаянно ветку акации тронет.
Так легко и спокойно, и небо такой чистоты,
что нельзя не поверить: не дымка накрыла дорогу -
это чья-то душа, уходя, переходит на "ты”
в разговоре с деревьями, осенью, Богом.
1.
2.
3.
4.
5.
Виктор Образцов
* * *
Погас октябрь в глазу седого лиса,
и стало быть, на ужин не пора
обнюхивать безжизненные листья
под ясенем, где теплилась кора.
Не ждут щенки голодного пройдоху,
жена ушла на варежки врагу,
в зазоре между выдохом и вдохом
свинчаткою засело НЕ МОГУ.
Не перегрызть судьбы железный корень.
Но хоть убей, хоть в душу застрелись,
об этом свете не устанут спорить
немой стрелок и говорящий лис.
6.
7.
8.
9.
10.
Светлана Стёпичева
Попытка глобального плагиата
Опять навис провинциальный сплин -
безденежье, бездумье и безлюдье.
Глотая время, чавкают старин-
ные часы - свидетели и судьи
убогой жизни. Жидкая тоска
ночами разливается в бутыли
и продаётся вместо молока
для детского питания. Застыли
и тянутся, как сахарный сироп,
слова и мысли. Что за наказанье!
В саду у дома старый юдофоб
деревьям производит обрезанье.
Обряд нелеп, трагичен и смешон
одновременно. Впрочем, как созданье
порядка низшего, старик лишён
и юмора, и чувства состраданья.
Невыносимо страшно сознавать,
что эту жизнь ты сам безбожно предал,
и в тонно-километрах измерять
количество рифмованного бреда.