вечная память
Александр Николаевич Самсонов, двоюродный дед
Погиб в 1944 где-то в Украине
Прадед Николай Николаевич Андрианов пережил немецкий концлагерь. Бежать пытался 3 раза, каждый раз избивали до полусмерти первые месяцы после войны
Первые месяцы после ПОБЕДНОГО ДНЯ 9 МАЯ, были преподнято радостными и горестными для нас с мамой. Среди населения города чувствовалось радостное оживление. В воздухе, в нас, вокруг нас, и везде ТОРЖЕСТВОВАЛА ПОБЕДА. Её признаками стало и появление среди горожан непривычного слова "трофеи". Им было всё - красивые заграничные велосипеды на толстых цветных шинах, на которых восседали счастливые владельцы, губные гармошки со странным звучанием, большие "гармоники"-аккордеоны, красивые безумно, музыкальные сногсшибательно, играли на них обычно солдаты и офицеры, вернувшиеся с воины. Прежде я не знал такого музыкального инструмента, видел только гармонику трёхрядку, а тут такая красотища, загляденье одно. Появились и необычные трофеи - упряжки из двух лошадей везущие "хворосту" воз. Лошади были хорошо откормленные, сильные и, надо сказать, красивые. Таких у нас я ещё не видел, и везли они не "хворост", а домашний скарб: шкафы платяные, столы дорогие, швейные машины, ковры , перины, опять ковры, хорошую дорогую мебель, люстры и весь другой набор вещей, что нужны человеку в его долгой и упрямой жизни. Появились, как ни странно, и надменные чёрно-белые коровы, говорили, что они немецкой породы. Разнообразен этот"трофей". Стали показывать в Городском саду на открытом воздухе, и трофейные кинофильмы. Первый фильм, который я посмотрел был "Серенада Солнечной долины", американский. Он потряс своею праздничностью, красивой музыкой, и восхитительными девушками. На всю жизнь запал в душу мне этот фильм. Но были и будничные великие события. В город начали прибывать эшелоны с демобилизованными солдатами. Радостью заполнялись его улицы. Чаще зазвучали песни в домах, и красивые звуки аккордеона, дарящие людям мелодии заграничных и наших советских песен.
Сердце мое волновалось от этого и тосковало - А наш отец не вернулся с войны,- И это было так обидно, так горько и тяжело, что я не находил себе места. Моя боль и тоска повела туда, где средоточие радости я удивления. Я стал ходить на вокзал встречать прибывающие поезда с демобилизованными героями воины. Мне бесконечно не хватало той человеческой радости, которыми жила вся страна, и люди. Часто появляясь на вокзале, я думал о маме, каково ей сейчас. Она всю войну ждала своего мужа и надеялась, что он вернётся, а сейчас ,видимо, очень страдает. Думал я. И вот однажды, поверяв в чудо, так, как будто это и есть на самом деле, решил сказать маме, что видел на вокзале нашего знакомого, и он передал ей привет от папы и еще сказал, что скоро будет дома. Я понимал, так поступать нельзя, но какая-то другая сила подталкивала меня сказать маме это. Я не сопротивлялся потому, что так надо было сделать. И вот, вернувшись после очередного моего похода на вокзал, я сказал маме, что на вокзале встретил Петухова, да, да того самого, который с папой уезжал в Эстонию, и он сказал, что папа жив и скоро придет домой. Мне так хотелось оказать поддержку маме в эти трудные для нее' дли, что совершенно искренне, я передал ей эти слова "Петухова". Она сначала обрадовалась, потом серьёзно поглядела на меня и с лёгкой улыбкой сказала:- Хорошо, я рада, иди гуляй. Я тогда не разобрался, она меня поняла.
В конце июня месяца, в один из дней, ничем не стесняемого моего свободного "полета" по знакомым улицам, я зашёл домой. В дверной ручке торчал невзрачный конверт письма. Я сразу обратил на него внимание. По всем данным, на этот адрес некому было писать письма. Сразу сработала догадка, значит это письмо необычное. Я поторопился его взять. На конверте незнакомым почерком был указан адресат, которому предназначалось послание: - Андриановой Марии Ивановне. У меня екнуло сердце. Несмотря на то, что вскрывать чужие письма нельзя, я уже к этому времени был проинформирован, всё же поспешно разорвав конверт, вытащил из него листок с письмом. Из первых же строк узнал что письмо от отца, быстро вложив письмо в конверт, я ринулся бежать к маме на работу.
Неожиданным известием она была потрясена. Мама сидела на табурете опустив вниз, как плети, руки. Она беззвучно плакала. Слёзы непрерывно текли по её исхудалым щекам и капали, капали, капали на блузку. Надо было понять, как велика её радость, и какой тяжкий груз давил все эти годы на её душу, сердце и хрупкие женские плечи. Только верящая женщина, смогла вынести, выдержать, перебороть все тяготы, сомнения, горести и разочарования тяжёлого, трагического военного времени. Наконец она успокоилась и стала опираться домой.
Как мама предполагала, папа ,чтобы узнать живем ли мы в городе, сделал запрос в адресный стол города. Оттуда папе дали наш адрес. В письме он писал, что, возможно, скоро его демобилизуют, и он вернётся домой. В другом письме он рассказывал нам ,что служит в Чехословакии в артиллерии ординарцем у командира батареи. В армию он попал сразу после проверки Особым отделом, когда его, вместе с другими заключенными освободили советские войска из концентрационного лагеря. Службой он доволен и ждёт только когда отправят его домой. В новом письме, среди всяких бытовых вопросов, папа с сожалением сообщил, что демобилизацию отложили до осени, и он, вероятно, будет дома только в конце октября. А мы терпеливо ждали его возвращения домой. И вот однажды мама сообщает нам, что завтра приезжает папа.
Он вошел в комнату неожиданно. Открылась без стука дверь, и в её проёме вырос незнакомый мужчина в ушанке, шинели с вещмешком за плечами. Из-за маленького запылённого окошка, в комнате было полусумрачно, и папа не сразу разглядел нас с младшим братом, старший уже работал в мастерской сапожником. Мы в голос с братом заплакали, а папа смело шагнул в полутьму и обнял нас. - Ну чего вы заревели, я уже с вами дома, -снимая с плеч солдатский вещьмешок, растроганно проговорил он. Вскоре появилась и мама. Дождалась она своего мужа, а мы отца.
В тёмные, голодные вечера в деревне, при лучине, рассказывая нам разные сказки, она нет, нет, да скажет:- А знаете, все-таки мне, кажется, наш папа жив. Всю войну, все долгих четыре года, она, сохраняя свою любовь к близкому ей человеку, ждала его, верила в него и надеялась, что он жив, и мы снова после победы будем все вместе. Кто знает, может, не стремись отец так же настойчиво и горячо к своему родному дому, не имей той веры в человека, что побеждает любые преграды на своём пути, не дождались бы мы своего папу, а мама любимого мужа.
После того как немцы захватила эстонские острова, на которых вместе с другими людьми работал и наш папа, всех гражданских рабочих они погрузили на три больших корабля и балтийским морем отправили в Германию. Они были интернированы. Папа рассказывал, что через час их догнали наши советские бомбардировщики и начали бомбить корабли, где даже открытые палубы были переполнены гражданским населением. Лётчики не могли не знать, что на кораблях гражданское население. Они с остервенением бомбили пароходы. Два транспорта им всё-таки удалось потопить. Не одна тысяча людей пошла на дно. Папе повезло, если так можно сказать. Через трое суток их выгрузили в Германии. И волею судьбы он ступил на путь "Галгофы". Их всех направили в концентрационный лагерь. Он все прошёл. Работал на угольной шахте, на заводах, в сельском хозяйстве у бауера. Видел, как свой славянин, украинец по национальности, лагерный капо, зимой катался на лыжах по лагерю на запряженном вместо лошади, русском заключённом. Видел, как немцы засыпали в отверстие газовых камер ОВ Циклон "Б", многое видел, но не все рассказывал. Три раза он бежал из лагеря. Три раза его ловили и били. И только весной 1945 года в Чехословакии его вместе с другими заключёнными лагеря освободили советские войска. После соответствующей проверки Особого отдела, его призвали в армию.