Однажды утром я проснулась от того, что сердце пропустило удар. Сбилось, глупое, со своего привычного спокойного ритма, замерло, сжалось, словно само своей оплошности испугавшись. А затем, будто наверстывая упущенное, застучало мелкой барабанной дробью.
Ах, этот звук. Палочки - крылья маленькой колибри, дрожат, порхают над кожей...
Оркестр ударил в литавры, и я сделала шаг.
В ту ночь мне снился высокий красно-белый купол, круг арены и стрела туго натянутого каната. Шелест веера в правой руке... И конечно ты, незримый наблюдатель, сидящий где-то в тени огромного зала.
Мое лицо скрыто под красочной фарфоровой маской. Изящная работа талантливого мастера, чье имя вот уже сто лет, как кануло в вечность. Она улыбается тебе красным, четко очерченным ртом, а нарисованные румяна никогда не выдадут бледных щек. Брови вразлет, немного капризны и изогнуты удивленно.
Тебе не разглядеть расширенных от страха зрачков, не услышать скачущего, неровного моего пульса. Но капли бисера на зеленом бархатном платье и золотые колокольчики в рыжей косе - это все для тебя. Смотри же!
Мой танец - пожар, взмахом веера, который тоже поет свою тихую песню прожитой боли. Пусть же нарисованная улыбка обманет тебя, мой милый зритель, ведь ты сам не имеешь лица.
Медная монетка, небрежно брошенная на блюдце при входе - стоимость жизни, балансирующей под куполом. Такая малость, равная цене медового кренделя, но ты все равно не можешь отвести своих глаз. И невольно вздрагиваешь, перебирая пальцами нефритовые четки, когда я играючи делаю обратное сальто.
Это сон, помнишь? В нем возможно все. Протянув руку, ты смог бы оказаться совсем рядом, чувствуя вместе со мной тягучий воздух и скрип каната под босыми ногами. Или позже, в маленьком цирковом вагончике, оклеенном пестрыми афишами. Мой маленький храм, где на зеркальном столике ютятся благовония, тюбики с гримом и деревянные фигурки Богов.
Я заварила бы на костре свой фирменный жгучий турецкий кофе, и рассказала о танцах мотыльков над ярким фонарем, чья жизнь, гляди, так похожа на мою. О звоне колокольчиков, вплетенных в волосы... давным-давно они нашлись сами, совершенно случайно, забытые в ящике старой хозяйкой-актрисой.
Я показала бы тебе десятки исписанных торопливым почерком листков; неотправленные письма, наброски... и даже стихи. Опасаясь насмешек, я прячу их на дне корзины с костюмами, периодически перечитывая, спотыкаясь взглядом о строчки, слова в которых так горчат на кончике языка.
Но... капля южной крови (спасибо прадеду) подарила мне дар смотреть в вечность. Кидая на подол пригоршню цветных камней и кусочков перламутра, я бы увидела вереницу теней за твоей спиной, шелестящих, зовущих, охраняющих. Что шепчут они тебе? От чего берегут?
Ты услышишь их, возможно сам того не ведая, и не протянешь ко мне руки. Ладони, на линиях которой никогда не встретится странная танцовщица в белой фарфоровой маске, чьи черты даже вблизи так сложно отличить от живого лица.
И в этот момент, оглушающим звоном лопнувшей тетивы, порвется нить твоих четок, рассыпая горошины бусин, словно град, вниз по ступенькам.
Лишь на долю секунды обернуться, щурясь на свет прожекторов, упуская тот миг, когда моя узкая опора чуть провиснет, и предательски качнет тело в сторону.
Люди будут шептаться: сглазили, не повезло. И скоро вагончик станет чьим то новым тесным пристанищем. Как и осиротевший стол, и маленькая медная турка. Милые вещицы разойдутся по рукам, не суждено им будет снова собраться всем вместе.
Что же до стопки записок, они найдут свой покой в огне, ведь только великие мысли не горят, а мимолетные мыслишки - очень даже.
Но лишь один предмет не отыщет иного хозяина... слишком много осколков. Ты же уйдешь, не оглядываясь, зачем то унося в кармане пальто кусочек матового фарфора. Чудак человек.
Вот только мироздание умеет шутить. Просыпаясь, и ловя пустоту пропущенного удара, я загадаю. И тогда, возможно в другой жизни, грянет музыка...
Вновь запоет серебристый веер, и я снова сделаю шаг.
http://proza.ru/2016/12/23/2033